Тихомолов Б.Е.: Комнатная ракета

Уже на второй день мы были в Тегеране как дома. Тем более что в магазинах чуть ли не все их владельцы хорошо говорили по-русски. Ребята удивлялись, но все было очень просто: во времена нэпа многие иранские подданные жили в наших южных городах: в Баку, в Ташкенте, имели свои магазинчики и торговали чем придется. Мы обошли чуть ли не все магазины, в которых продавались часы: непромокаемые, неразбиваемые, антимагнитные. Облокотившись о перила, мы подолгу стояли возле витрин, с любопытством наблюдая, как искусно сделанная механическая рука в белой манжетке, держа часы за ремешок, методично окунала их в стеклянную банку с водой, и часам, как выражался Романов Иван, было "хоть бы хны!". Часов было много. Разных. И с черными, и с белыми, и с позолоченными циферблатами, и на часах была этикетка с ценой. Но мы уже знали, что в Тегеране, в древнем городе Востока, принято торговаться без всякого стеснения. И хозяин не был на это в обиде. Даже наоборот: человека, купившего товар после продолжительного торга за полцены, он провожал за дверь с большим уважением, нежели того, который просто уплатил назначенную цену и ушел. Мы хотели купить часы, но торговаться!? Это было свыше наших сил. Тогда на выручку пришел Романов .

- Братцы! - сказал он.- Вы ничего не понимаете. Здесь нет ничего зазорного. Доставьте это удовольствие мне. Я буду покупать вам часы! Зачем же платить лишние туманы? И он покупал нам часы. Он знал до тонкости все ритуалы, чем приводил в восторг и умиление владельцев магазинов. Для этого Иван специально надевал под фуражку старую тюбетейку. В самый нужный момент, в апогее торговли, он срывал с головы тюбетейку, страстно швырял ее на пол, придавливал носком сапога и, со всего размаха хлопая хозяина ладонью по протянутой руке, предлагал свою окончательную цену. Растроганный до слез хозяин сдавался. С тяжелым вздохом отвязывал от непромокаемых, неразбиваемых и антимагнитных часов бирку с первоначальной ценой в 40 туманов и вручал их необыкновенному покупателю за - 15 туманов. Однажды, возвращаясь после обеда домой, мы с Романовым, отбившись от компании, оказались в незнакомой части города. Мы шли просто так, без всякой цели. На душе было празднично и хорошо. Ласково пригревало солнце, едва заметно трепетали листья на платанах, где-то на крышах ворковали голуби. По узкой асфальтированной улице, круто спускавшейся вниз к старому городу, неслышно проезжали легковые машины, гордо вышагивали верблюды с громоздкой поклажей, семенили ногами, доверху навьюченные ослики, скрипели колесами водовозные арбы, сновали прохожие. Торговцы, выложив на тротуарах, перед дверями магазинов кипы мануфактуры, громко зазывали покупателей. Расхваливали свой товар продавцы фруктов. В воздухе разносился запах апельсинов, дынь и жареных каштанов. Мы дошли до перекрестка и остановились, выжидая, когда пройдет поток машин. Стоявший на высокой чугунной тумбе рослый полисмен с шоколадным лицом размахивал руками в белых перчатках - регулировал движение. Вот он повернулся и пустил машины по другому направлению. Путь был свободен, но мы не двигались. Словно зачарованные, смотрели мы на вывеску, висевшую над тротуаром, справа за углом. Вывеска, до странности знакомая, связывающая нас обоих с временами почти двадцатилетней давности: на зеленом поле оранжевый заяц, надувая лохматые щеки, дудел в трубу. Из трубы вместо звуков выползала прихотливая вязь из арабских букв.

- Она!-сказал Романов.- Провалиться мне на месте!

- Пожалуй, - согласился я.- Но тогда была надпись по-русски: "Детский мир!"

- Все равно она!- сказал Романов.- Пойдем, посмотрим! Там должны остаться следы от русских букв. Мы подошли. Вывеска была старая, с мелкой сетью трещин, выступавших из-под позднего слоя красок. И, действительно, под арабским шрифтом виднелись слабые очертания русских букв. Мы переглянулись.

- Надо же такое! Старая Ташкентская знакомая!

- Значит, жив и мошенник Ахмед? - воскликнул Романов и шагнул к двери маленького магазинчика, с выставленными на витрине запыленными игрушками из папье-маше.- Сейчас мы спросим у него, зачем он это сделал!

- Нет, погоди! - остановил я его.- Погоди. Дай опомниться. Давай-ка вспомним, как все это было. Ведь восемнадцать лет прошло!

- Хозяин магазина игрушек "Детский мир", - высокий горбоносый персианин, проводив покупательницу, сладко потянулся и вопросительно посмотрел на нас с Ванюшкой, вот уже больше часа отиравшихся у прилавка.

- Ну, чиво нада? - спросил он и моргнул крупными добродушными глазами.- Дэньга ест? Нэт дэньга? Иды! - Ванюшка, как бы не расслышав вопроса продавца, тихо сказал:

- Погляди-ка, что это там такое? Я посмотрел по направлению вымазанного чернилами пальца и удивленно выпучил глаза. Вот уже три месяца, как мы ежедневно, возвращаясь из школы домой, заходим в этот единственный в Ташкенте магазин детских игрушек с привлекательной вывеской: на зеленом поле оранжевый заяц, надув щеки, изо всех сил дудит в трубу. Из трубы вместо звуков вы летают два слова: "Детский мир". Магазинчик маленький, но сколько в нем всяких игрушек! Мы изучили их все наизусть. Знали, где какая лежит, назначение и цену, но эти, какие-то странные разноцветные картонные трубочки с камышинками, видели впервые. Вкрадчиво спрашиваю:

- Дядя Ахмед, что это такое? Ахмед покосился на полку, снова зевнул и, махнув рукой с длинными волосатыми пальцами, лениво сказал:

- А! Иды! Дэньга нэт, вси равна нэ купышь! У меня были деньги, но они предназначались для покупки тетрадей. Два тяжелых медных пятака, ежесекундно напоминая о своем присутствии, приятно оттягивали карман. Новые игрушки очаровали меня и, по всей видимости, были недорогие.

"Куплю!" - решил я и потряс карманом.

- Есть деньги! Сколько стоит?

- Пить капэк! - ответил Ахмед.- Вози еще! Сколько дать?

- Д-две!-заикаясь, сказал я, с трудом проделав в уме сложные арифметические подсчеты. Ахмед взобрался с ногами на скамью и вытянул из толстой связки камышинок две трубочки.

- Дэржи! - сказал он.- Ха-ароший сурпрыз в новый год устроишь. Я положил на прилавок пятаки и жадно схватил покупку.

- А что это, дядя Ахмед?- спросил я, рассматривая аккуратно завальцованные с обеих сторон, ярко раскрашенные трубочки. Ахмед не торопясь подобрал пятаки, швырнул их в ящик и, в третий раз зевнув, сказал:

- Комнатный ракэт. Панымайшь? Пустой путылка вазмэшь, да? Камышинка вставышь, здэс футулок зажгешь? патом узнаишь, что будэт.

- Комнатный, говоришь? - озадаченно спросил я.- В комнате пускать?

- Комнатный, комнатный! - замотал головой Ахмед.- Новый год пустышь, папа с мамой радоваться будут. Иды! Декабрь старого, 1925 года, как бы жалея об утраченной молодости, долго сыпал дождем на серые деревья, на глинистое месиво дорог, на грядки огородов, с торчавшими капустными кочерыжками, а в канун Нового года вдруг расщедрился и повалил густыми хлопьями снега. К вечеру все вокруг стало по-праздничному чисто и нарядно. Я прибежал со двора, вспомнил про свои ракеты и, дождавшись, когда мать вышла из комнаты, полез за ними под кровать. Ракеты лежали в небольшом фанерном ящичке среди многих, очень нужных мне вещей: обломков велосипедных спиц, старых грамофонных пластинок, гаечек и гвоздиков. Вынув камышинки с картонными трубочками, я любовно вытер с них пыль и стал рассматривать место, где поджигать, но услышав чьи-то шаги за дверью, проворно сунул ракеты под одеяло. Тревога оказалась напрасной: на пороге стоял Ванюшка, причесанный, умытый. Новый год встречали вместе. Мы сидели на корточках перед ящиком, поставленным в углу, пили по очереди из бутылки лимонад и закусывали пирожками с капустой. За столом у взрослых было шумно. Все говорили разом, стараясь перекричать друг друга, спорили о чем-то, курили. О приближении Нового года мы узнали по звону стаканов и по дружным восклицаниям взрослых:

- Давайте, давайте готовиться! Новый год подходит! Я выхватил из-за пазухи приготовленные для этого случая ракеты, взял пустую бутылку из-под лимонада, поставил ее возле стены и опустил в горлышко камышинку.

- Как, обе сразу пустим или по одной? - зашептал Ванюшка.- Давай сразу, а? Вот будет здорово, а?

- Нет, - сказал я.- Сразу обе - жирно будет. Мы по одной. Ну, давай объявлять. Мы взялись за руки, встали лицом к пирующим и только хотели объявить о предстоящем "гвозде программы", как гости разом поднялись, зазвенели стаканами, закричали:

- С Новым годом! С новым счастьем! Урр-р-а-а!? Ванюшка безнадежно махнул рукой:

- Пустое дело! Не слышат. Валяй так. Я опустился перед бутылкой на колени, вынул коробок из кармана, чиркнул спичкой. Тонкий серый фитилек, похожий на мышиный хвостик, загорелся сразу. Шипя и разбрызгивая мелкие искры, он быстро укорачивался. Вот огонек, мелькнув в последний раз, скрылся внутри картонной трубочки. Я инстинктивно попятился назад: "Что-то будет?!" - мелькнуло у меня, и в ту же секунду трубка сердито зашипела, пыхнула дымом и? Вжжжахх!. Огненный смерч с треском ударился в потолок, ураганом пронесся вдоль комнаты, стукнулся в противоположную стену, отскочил к полу, промчался в обратный конец, упал рядом с бутылкой, взлетел вверх! Вжжж! Вжжж! Вжжж! Вжжж! Гости замерли в ужасе. Кто-то завизжал, кто-то полез под стол. От мечущегося по комнате огненного колеса у меня зарябило в глазах. Вжжж! Вжжж! Вжжж! Б-бахх!! Ослепительно ярко, с громким треском лопнула ракета под самым потолком. К моим ногам шлепнулась разорванная пополам картонная трубка с камышинкой. Наступила мертвая тишина. Сквозь сизую пелену густого вонючего дыма едва просматривались перекошенные от страха лица гостей. Но мне виделось только одно: в дальнем углу из-за стола угрожающе поднималась коренастая фигура отца с всклокоченной бородой. Глаза его были жутко сердитые, а дрожащие руки уже нащупывали пряжки ремня. Я охнул и пулей вылетел за дверь. Очнулся на улице, у сугроба, преградившего путь. Сердце бешено колотилось. От дурного предчувствия щемило под ложечкой: "Вот влетит теперь от отца ни за что ни про что!" Скрипнув, хлопнула калитка. Я вздрогнул и обернулся. Передо мной стоял Ванюшка.

- Эх, вот здорово! - прошептал он.- Как она трахнула, а! Где у тебя вторая, а? Давай пустим! Вторая ракета была зажата у меня в кулаке, спички тоже. Словно во сне, воткнул камышинку в сугроб, чиркнул спичкой почти не глядя, поднес к фитильку. Вжжж!? Хвостатой кометой стрельнул в небо огненный смерч. Вжжж- жж!? Б-ббахх!! Высоко- высоко, под самыми звездами лопнула и рассыпалась золотыми брызгами ракета. Мы стояли, раскрыв от изумления рты, и смотрели, как в воздухе медленно таяли огоньки.

- Вот так "комнатная ракета"!-удивленно проговорил Ванюшка.- Выходит, надул нас Ахметка, а?!.

- Надул, - сказал я, как бы отвечая на вопрос, заданный мне восемнадцать лет назад.- Но зачем он это сделал? Ведь он же был добрым человеком, ты это знаешь. Ну ладно, пошли. Романов поправил фуражку, одернул китель и решительно толкнул дверь. В магазине было темно и неуютно. Пахло столярным клеем и пылью. Сидевший у прилавка седой грузный иранец с большими очками на горбатом носу медленным движением положил газету, которую читал, тяжело поднялся со стула.

- Гаспада офицер желают купить игрушка? - с вежливым недоумением осведомился хозяин и моргнул большими грустными глазами.

- Э-э-э? Понимаете ли, - сказал Романов, многозначительно взглянув на меня. - Мы ищем? комнатную ракету! Хозяин недоуменно сдвинул очки на лоб.

- Простите, гаспада офицер, ви навирна шутите или я не понимал вас, - проговорил он. - Но-о? простите - комнатный ракэт не бывает. Романов огорченно поджал губы и, как бы нехотя, повернулся к выходу.

- Что ж, - сказал он. - Очень жаль! Я так и знал. Здесь нет таких игрушек, какие были в Ташкенте у Ахмеда в "Детском мире". Помнишь? При этих словах хозяин умоляюще протянул руки.

- Постойте, постойте! - взволнованно проговорил - он.

- Ахмед, это я! "Детский мир" был у меня! Вы знали Ахмед? Я Ахмед! Прижав руки к груди, он стоял, красный от волнения, и растерянно моргал глазами, пытаясь что-то вспомнить, увязать нас - двух улыбающихся офицеров, с обстановкой прошлых лет. Но мы явно не увязывались в его памяти. Он нас не знал. Не помнил.

- Ну, если вы Ахмед, - сказал я, - то у вас обязательно должны быть комнатные ракеты. Вспомните двух таких мальчишек (я показал рукой, какие были мальчишки), которые каждый день приходили к вам в "Детский мир" поглазеть на игрушки. Это было недавно, лет - восемнадцать тому назад. Как раз под Новый год. И вы продали им две комнатные ракеты. Помните?

- Да, да! Два мальчишки? - растерянно проговорил Ахмед. - Каждый день, с книжками? Да, да, по-мню, помню, мальчишка, но? комнатный ракэт не помню. Я продал им ракэт и сказал, что они комнатный?

- Ну конечно! - рассмеялся Романов. - Вы еще сказали тогда: - "Новый год пустышь, папа с мамой радоваться будут. Иды!" Лицо у Ахмеда сделалось пунцовым. Он в смущении схватился руками за голову, взъерошил коротко подстриженные волосы:

- И я им сказал, чтобы пускал в комната? Ай, ай, ай! Как минэ стыдна! Я обманул мальчишка? Я верил тогда в аллах, читал Коран. Ах, бедный я, бедный Ахмед! Я думал, если обмануть неверного, то десять грехов спадет с души правоверного. Ах, как минэ стыдна! Внезапно Ахмед выпрямился. Седые кустистые брови его, подпирая очки, полезли на лоб, в широко раскрытых глазах засветилась догадка.

- А где эта мальчишка? Эта мальчишка вы? Эта блестащий офицер те самый мальчишка? О-о-о! О-о-о! И он разохался, распричитался. Потом, спохватившись, принялся приглашать к себе в гости. Сейчас он закроет магазин, а дома у него есть бочонок хорошего вина! Но мы, сославшись на занятость, извинились, распрощались и ушли, оставив старика взволнованным до слез.

Ссылки: