 |
Тихомолов Б.Е.: Арифметика с бензином и бомбами
Итак, я принял эскадрилью. С чего же начать? Собственно, я уже начал: адъютант Ермашкевич принес мне боевое расписание, и я его подписал, хотя подпись моя, конечно, была формальной. Все шло, тоже без меня, по заведенному в полку порядку. Кто-то в штабе, минуя командиров эскадрилий, заполнял графы боевого расписания: столько-то бензина, столько-то бомб. А у меня были Свои соображения: во-первых, мне не нравилась загрузка - мало бомб и много бензина; ведь мог бы. наверное, я сам варьировать загрузку, сообразно дальности полета и способности летчика? И во-вторых, Карпин болезненной занозой застрял в моем сознании. И тут тоже - хотел того командир или не хотел, - обезличивая самолет, он этим самым обезличивал инженера эскадрильи и меня. Полк готовился к боевому вылету, а я напросился на тренировку и проверку техники пилотирования, как это положено. Гусаков посмотрел на меня удивленно (мог бы и не торопиться!) и тут же дал распоряжение приготовить самолет. Он сам будет меня проверять! Что ж, это лестно.
И все- таки тяжелая была машина "ИЛ-4" . Как утюг. Остро чувствовалась разница против "СИ-47" и "ЛИ-2" . Но сделав полет в зону и прокрутив самолет как следует на глубоких виражах и разворотах, я быстро сжился с ним, восстановив его особенности в памяти мышц. Ничего машина - летать можно. Потренировался днем, потренировался ночью и утром следующего дня занес свою фамилию в список боевого расписания, которое было заполнено по привычным нормам: почти у всех в графе "бомбовая загрузка" стояло по 10 соток, а у молодых - по 8. Себе я вписал 1500. Для начала. Я не сомневался: реакция будет самой положительной - ребята пойдут ко мне с просьбой увеличить загрузку. В столовой ко мне с листком в руке подбежал Ермашкевич. Вид у него был несколько смущенный.
- Товарищ гвардии майор! Вы не ошиблись в бомбовой загрузке? У вас тут тысяча пятьсот! Я взял у него листок:
- Нет, дорогой, не ошибся. Все правильно: бомб 1500 и горючего столько же. В литрах, конечно. Проверьте, чтобы лишнее слили. Сидевший со мной за столом командир второй эскадрильи, пожилой бывалый летчик (из военных), майор Буткевич , пододвигая к себе тарелку с борщом, спросил:
- Гм! Опыты делаете?
- Ну почему же опыты. Вполне нормальная загрузка. Буткевич хлебнул борща и обжегся.
- Фу, ч-черт побери, горячий какой! - полез в карман за платком, вытер губы, опросил, как бы между прочим:- А взлет - с форсажиком?
- Ну что вы, что вы! - искренне всполошился я.- О форсаже не имею понятия. Между нами говоря - боюсь им пользоваться. Зачем моторы насиловать?
- Гм! - сказал Буткевич, принимаясь за борщ.- Аэродром у нас гадкий. Я пожал плечами.
- Как и всякий полевой: и впадины есть, и бугры. Однако. Вы, например, сколько сегодня берете бомб? - внезапно опросил я его.
- Десять соток, - ответил он.
- А горючего? Буткевич замялся.
- Ну-ну-у-у, наверное, три тысячи литров. Я даже как-то и не интересовался. На горючее и бомбы команда сверху подается, им видней.
- Вон как, "сверху", значит! А если подсчитать? Три тысячи литров, это примерно будет 2300 килограммов и плюс тысячу килограммов бомб. Итого 3300. А у меня - 1170 килограммов бензина и 1500 килограммов бомб. Итого - 2670 килограммов. И выходит - мой самолет легче вашего на 600 килограммов! Зачем же здесь форсаж? Вы же им не пользуетесь. Буткевич положил ложку на стол. Вид у него был растерянный-растеряиный.
- Ну и ну-у-у, - сказал он и полез в карман за трубкой.- Ч-черт те что! Арифметика. Полк получал боевое задание. Цель такая-то, высота бомбометания такая-то. Обратить внимание на то-то и то-то. По данным разведки, над целью будут истребители - смотреть в оба. Над Карпатами возможна гроза - обойти. Лучше всего с юга. Каждый внушает свое: начальник штаба, начальник связи, метеоролог, командир полка. Все! Задание дано. Все оговорено, все ясно, все понятно. Мы сидим в обширной землянке, ждем команду на выезд. Я собрал свою эскадрилью.
- Ну как, ребята?
- Ничего-о-о.
- Самочувствие хорошее?
- Что на-а-до! Отвечают дружно и доброжелательно. Глаза у всех пытливые, хорошие. Ощущаю тепло их сердец. Контакт есть, что и говорить. Им понравилось всем, что командир только что прибыл, а уж сразу и на боевой! На первый раз ставлю перед ними пока небольшую задачку: после команды на вылет, постараться вырулить на старт всем вместе. Дружно и первыми, как и полагается первой эскадрилье. А командирам звеньев проследить, что кому мешает, и в будущем устранить неполадки. Командиры звеньев Шашлов , Алексеев , Ядыкин кивнули в ответ:
- Будет сделано, товарищ командир! Вспоминаю:
- Да! На "девятке", кто летит на "девятке"? Красавцев? Поднимается летчик, высокий, стройный блондин. Прямой нос, голубые глаза на чуть бледноватом лице. Я знаю, он из Ленинграда, и бледность - это признак ленинградца. Красивый парень!
- Красавцев , вы летите сегодня в первый боевой?
- Да, товарищ командир.
- Машина вам знакома?
- Знакома, товарищ командир. Позавчера я на ней тренировался. Должен был вчера лететь, но не пустили. На ней Карпин полетел, из третьей эскадрильи. Хорошая машина, легкая.
- Отличаю! Желаю вам успеха. Садитесь. И тут раздается команда:
- По ко-о-ням! Все поднимаются, берут шлемофоны, перчатки, планшеты. Выходят, залезают в кузова автомашин. Разговоры, смех, шутки, будто и не на боевое задание собираются, а так-на вечернюю прогулку.
- Поехали! Уже темно. Густая черная ночь наступает с востока. Наступает быстро, по южному, гася за собой светлые перистые облака и вместо них зажигая звезды, крупные, мерцающие. Южные. Мы едем мимо леса по мягкой проселочной дороге. Пахнет сеном и рекой, которая петляет где-то в темноте, меж живописных берегов: тихая, спокойная. Рядом со мной сидит Морунов - мой воздушный стрелок . Невысокого роста, подвижный, с забавными ужимками. Забираясь в машину, он сорвал с дерева листок и сейчас, приладив его меж ладоней, мастерски подражает плачу грудного ребенка: "У-а! У-а! У-а!"- и дает комментарии, от которых все сидящие в машине покатываются с хохоту. А мне приятно; что в моем экипаже такой весельчак. И радист у меня тоже хороший. Лейтенант Алпетян . Аккуратный, вежливый, воспитанный. Он худощав и строен. Черные брови, черные глаза. Парень что надо! Рядом с ним наш штурман , капитан Крайнюков . От него за версту веет деревенским добродушием, и сам он какой-то тоже деревенский. Гимнастерка на спине всегда пузырем, помятая фуражка сидит как-то боком. Лишенные стройности тонкие ноги небрежно всунуты в широкие голенища кирзовых сапог, нечищеных и рыжеватых, как и он сам. Манера курить толстенную самокрутку, держа ее щепоткой пальцев, вполне довершала портрет деревенского мужичка, только-только отошедшего от сохи и как-то случайно надевшего на себя гимнастерку с погонами. Вот и весь мой экипаж. Я еще не знаю их в работе, но они мне нравятся. Славные ребята!
Самолеты растянулись по-эскадрильно у опушки леса. Мы выпрыгнули из машины и разошлись к своим бомбардировщикам. Техник доложил о состоянии готовности: бомб столько-то, горючего столько-то, самолет исправен, моторы, опробованы. Окидываю взглядом линейку. Все привычно, все знакомо. Пахнет бензином, отработанным маслом, теплом моторов. В темноте тут и там раздаются металлические звуки и замечания, сказанные вполголоса.
Экипажи деловито, без суеты проверяют оборудование: радист - рацию и бортовое оружие, стрелок - хвостовой пулемет и запас боекомплекта, штурман - подвеску бомб и настройку взрывателей. Все идет по заведенному порядку, толково, по-хозяйски. Война перешла уже фазу исключительности, потеряла остроту непредвиденной опасности. Мы поднаторели, набрались опыта и знаем теперь что к чему. Да и фриц теперь не тот, что прежде. Не стало спеси, поубавилось нахальства. Он знает - дела его плохи, и сейчас, сдаваясь в плен, кричит: "Гитлер капут! Гитлер капут!" Время подходит к вылету. Забираюсь на крыло, вынимаю из кабины парашют, разбираю лямки. Щелчки карабинов ласкают слух: щелк! щелк! Усаживаюсь в кресло. Самолет новый, только что с завода, и приборы смотрят на меня ясным голубым сиянием фосфорирующих цифр. Остро пахнет свежей краской, сами собой раздуваются ноздри. Хорошо! Бездумно, заученным движением передвигаю кобуру вперед, вынимаю пистолет и, достав из кармана патрон (у меня их там целая куча), вставляю в ствол. Привычка! Взлетает ракета: вылет разрешен!
- К запуску! Техник с мотористом бросаются к винту, проворачивают, и я шприцем: вжжжик! вжжжик! - впрыскиваю смесь.
- Готово! От винтов! Мотор запускается сразу: правый, левый. Пробую на всех режимах. Отлично! Про себя, в душе, благодарю техника: "Спасибо, дружок!" Включаю аэронавигационные огни и медленно выруливаю. Оглядываюсь. Так, хорошо! Мои ребята слово держат! Рулим группой, один за другим, и так же взлетаем по одиночке. Гасим огни, ложимся на курс, растворяемся в ночи.
Ссылки: