Татищев о "вольности человека"

Естественный закон предполагает вольность человека. "Воля по естеству человеку толико нужна и полезна, что ни едино благополучие ей сравниться не может и ничто ей достойно есть", - говорит Татищев. "Кто воли лишаем, тот купно всех благополучей лишается или приобрести и сохранить не благонадежен, ибо кто в какой-либо неволе состоит, той не может уже по своему хотению покоится, веселится, чести, имения снискивать и оные содержать, но все остается в воли того, кто над его волею владычествует". Но воля полезна лишь в том случае, если она употребляется с разумом. Иначе это будет своевольство. Для младенца воля может оказаться источником гибели, и те, кто по лености или недостатку милосердия это допустит, могут оказаться соучастниками трагедии.

Поскольку человек не может обойтись без помощи других, он вынужден ограничивать себя. В итоге "воле человека положена узда неволи для его же пользы". Эта "узда" бывает трех видов: "по природе", "по своей воле", "по принуждению". Первая предполагает подчинение младенцев родителям. К этому же разряду Татищев относит и власть монарха. Второй вид неволи связан с договором. Из него происходит неволя холопа или слуги. Такой договор справедлив лишь в том случае, если он выполняется обеими сторонами. "Если б один нарушил, разъясняет Татищев, - то и другой или не должен своего обещания содержать, или его по имеемому договору может ко исполнению принудить". Таково же происхождение и общественного договора. На этом принципе построены "общенародия или республики". В них "воля человека всем обще подвергается, общее благополучие собственному предпочитается, того ради, что собственное уже несть благополучие, когда общественный вред из чего быть может". Третий вид неволи - "рабство или невольничество" - противоестественно. "Понеже человек по естеству в защи- щении и охранении себя имеет свободу, того ради он такое лишение своея воли терпеть более не должен, как до возможного к освобождению случая". Естественное право человека - защищать свое благополучие и мстить свои обиды. Единственное, что может сдерживать угнетенного, - соображение целесообразности, дабы не причинить себе большего ущерба.

Постановка вопроса о личной свободе, "вольности" человека, оправдание и даже поощрение борьбы угнетенных за свое освобождение, - явление для первой половины XVIII века в России уникальное. Не случайпо Г. В. Плеханов оценил его "почти как революционный призыв" Вряд ли Татищев верил в целесообразность и еще одного вида неволи: подчинения воле монарха как родительской. Но это постоянно встававшее противоречие он пока старался обходить, поскольку логичное разрешение его потребовало бы таких выводов, которые могли бы оказаться для Татищева самоубийственными.

Ссылки: