Татищев назначается астраханским губернатором, характеристика края

Уже Калмыцкая комиссия воспринималась Татищевым как ссылка. Назначение же астраханским губернатором он понял как заключение в "узилище". В письме к своему давнему доброжелателю Ивану Антоновичу Черкасову , получившему после длительной опалы вновь должность кабинет-секретаря и титул барона, Татищев жалуется, что он "без объявления вины в сие узилище определен". Удручающая картина разорения усиливала чувство отчаяния. "Люди разогнаны, доходы казенные ростеряны или разтосчены, правосудие и порядок едва когда слыханы, что за так великим удалением и не дивно", - отмечал Татищев. "Причина же сего есть главная, - пояснял он, - что неколико губернаторов суда (сюда) вместо ссылки употреблялись и, не имея смелости, или ничего, или бояся кого по нужде, неправильно делали. А может и то, что не имея достаточного жалованья, принуждены искать прибытка, не взирая на законы. Особливо здешняя канцелярия более оттого безпорядочно, что секретарям и подьячим дел таких, от которых достаточный доход иметь можно, мало, а жалованья нет, то принуждены коварствами и безпорядками доставать".

Купцам также обогащение "токмо от хищений казенных и разоренья бессильных". Татищев не видит пользы для дела и в своем назначении, "ибо, - поясняет он, - мне, не имея надежды и смелости, более прежде бывших невозможно".

О состоянии здешних дел Татищев немедленно уведомил и своего давнего знакомого генерал-прокурора Сената Н. Ю. Трубецкого , также оказавшегося в фаворе у Елизаветы Петровны. И того и другого он просит о содействии в освобождении "из узилища". Но и тот и другой, видимо, были не в состоянии оказать Татищеву реальное содействие.

Надо было работать. Да, как всегда, Татищева и увлекала работа. Поэтому наряду с "традиционными" просьбами содействовать об освобоящении он все настойчивее просит о помощи в решении практических вопросов. Татищев решительно отводит от себя возможное обвинение в том, что он не хочет служить. Но служба для него всегда измерялась пользой для государства. И в данном случае он скоро замечает, что "поправить можно, токмо надобно снабдение людьми и власть, без которого исправить не можно. А Камер-коллегия , не разсмотря обстоятельств, бранит и штрафами грозит". Татищев сожалеет, что не в состоянии ничего сделать, хотя имеет "ко исправлению смысл и желание".

Предложения по упорядочению положения в пограничных районах Коллегия иностранных дел практически не рассматривала, обращаться же с этими вопросами в другие инстанции Татищеву запретили. Не в силах он справиться и со злоупотреблениями отдельных лиц, так как каждый из них "своих протекторов имеет", "а в Сенате, - подытоживает Татищев, - по моим представлениям злоба безсовестная, или недосути ко внятному рассмотрению, не сходные резолюции, или молчание вижу".

Астраханская губерния включала Поволжье до Саратова и все пограничные территории на юге и юго-востоке. Но было здесь в 1708 году всего 1125 крестьянских и 6863 ясачных двора. Остальное население не находилось в ведении губернатора. За два десятилетия положение мало изменилось. Прибавилось лишь несколько беглых из центра. Город Астрахань окружала каменная крепость. Кроме этого, имелось несколько каменных церквей, среди которых выделялся собор , построенный выдающимся зодчим конца XVII - начала XVIII века Яковом Бухвостовым . Губернский дом и прочие административные здания были деревянными. Исключительно плохо обстояло дело с благоустройством. Узкие улицы были непроходимыми в дождливую погоду и подавляли тяжелым смрадом в сухое время.

Побывавший в Астрахани в 1733 году генерал-лейтенант князь Гессен-Гомбургский доносил Анне: "Усмотрел от тамошияго тяжелого воздуха, за несмотрением чистоты, самый вредительный и язвительный смрад, от чего не могло б быть людям впредь вредительства, для чего потребно там учредить полицию". Только на такую "помощь" и можно было рассчитывать со стороны правительства Анны Ивановны.

Астрахань оставалась окраиной, куда ссылали преступников разного ранга, включая и опальных чиновников. Как правило, правительство не боялось доверить опальным управление в стратегически важных для страны районах: очень часто опала и являлась следствием того, что тот или иной администратор из любви к отечеству с недостаточным почтением относился к правительству. А влиять на дела в столицах ссыльный уже не мог.

Под Астраханью имелись небольшие плантации, снабжавшие Москву и Петербург арбузами, дынями и виноградом. Но в целом в сельскохозяйственном отношении край был мало освоен. Значительно более заметное и важное для государства место занимала астраханская торговля. Большое значение имел и рыбный промысел . В одной Астрахани насчитывалось двадцать три ватаги. У некоторых купцов-ватажников числилось до 1500 наемных рабочих. Четырнадцать ватаг было в Черном Яру . В XVIII веке ценные породы рыб - осетр, севрюга, белая рыбица - водились еще и в Оке. Но на Оке их отлавливали в небольшом количестве. Основным поставщиком ценнейших рыбных продуктов центру оставалась Нижняя Волга. Поэтому расширение рыбных промыслов было важной хозяйственной задачей. Возникал в этой связи и ряд трудных проблем. Многие разорившиеся калмыки также переходили на рыбный промысел. Но русские власти относились к этому настороженно, поскольку постоянно происходили столкновения русских ватаг с калмыцкими, а также потому, что ознакомление последних с судоходством вело к росту калмыцких разбоев по волжскому побережью.

Татищев был сторонником приобщения калмыков к рыбному промыслу, поскольку это способствовало бы втягиванию их в хозяйственные отношения, характерные и для русского населения. Поэтому он поддержал настояния наместника выделить для калмыков специальные места рыбного промысла. Но количество калмыцких разбоев при этом действительно возросло. Постоянное недовольство вызывало это и у владельцев русских ватаг, которые заваливали своими жалобами и губернию и Петербург. Рыбопромышленники доносили, в частности, что калмыки ловят "неуказными" сетями, вылавливая огромное количество мелочи, которую они в итоге все равно выбрасывают на берегу, нанося ущерб не только рыбному промыслу, но и всей прибрежной округе. Жалобы рыбопромышленников в целом были обоснованными. Но Татищев не спешил принять их сторону. Он думал лишь ограничить размеры калмыцких судов, плавающих по Волге, дабы не допускать использования ими многовесельных, на которых обычно совершались разбойничьи нападения.

Дондук-Даша же вставал на защиту грабителей, объясняя разбои "скудостью" калмыков. В расширении калмыцкого рыбного промысла он видел не желание освоить еще один вид хозяйственной деятельности, а возможность накопить денег для обзаведения лошадьми и скотом, дабы вернуться к кочевническому образу жизни. По мнению же Татищева, такую задачу решить было проще всего. Достаточно отпустить всех неимущих калмыков в русские ватаги, и за один-два года они смогли бы на заработанные деньги приобрести необходимый скот. Мешали этому калмыцкие владетели. Они отбирали у наемных калмыков заработанные ими деньги. В конечном счете этот трудный вопрос так и не был решен. Его опять-таки невозможно было решить при общей непродуманной политике правительства во всех вопросах, касавшихся устройства Астраханского края, при курсе на безусловную поддержку владетелей-феодалов во всех их действиях против социальных низов собственного народа.

Ссылки: