Оренбургская экспедиция под началом Ивана Кирилловича Кириллова

10 мая 1737 года Татищев был назначен на должность главы Оренбургской экспедиция. "Мы на ваше вечное радение и доброе искусство всемилостивейше полагаемся, - говорилось в рескрипте, подписанном Анной,- и что вы в оной комиссии тщательнейшие свои труды прилагать не оставите, за что вы и о нашей к вам высочайшей милости и действительном награждении всегда обнадежены быть можете, яко же и ныне в знак того вас в наши тайные советники жалуем". От Татищева откупались высоким чином: как будто он входил теперь в элиту государства. К тому же он получил и военный чин генерал-поручика. Но Татищев хорошо понимал, что это не было действительным повышением. К тому же на Урале осталось много неоконченных дел, с которыми ему было больно расставаться. 25 июня он сетовал в письме к Остерману и Черкасскому, что "заводы совсем определить не возмог". Снова обострилась болезнь. Но, "опасаясь за умедление (то есть из-за промедления) ее и. в. гнева", несмотря на болезнь, "на носилках поехал до пристани, а докончаыия заводские поручил советнику г. Хрущову". Хрущов , однако, тоже вскоре был отозван с заводов: он был назначен в Украинскую армию,

Татищев сменил на посту начальника Оренбургской экспедиции (или комиссии, как ее стали называть позднее) Ивана Кирилловича Кириллова (1689-1737) . Кириллов был ярким представителем той части петровской администрации, которая неизменно на первый план ставила государственный интерес, хотя понимала его несколько парадно и не любила точного учета, что чего стоит. Кириллов, как и Татищев, большое внимание уделял наукам и ратовал за образование. Он имел обширные познания в разных областях знания, а география являлась даже основным интересом его жизни. После того как Татищев был в 1720 году отправлен на Урал, именно Кириллова поставили во главе всех геодезистов, разосланных по губерниям для составления ландкарт.

Выйдя из "низов", Кириллов за двадцать лет службы в Сенате дослужился до обер-секретаря Сената (он получил этот чин в 1728 году, после того как Маслова взяли в том же качестве в Верховный тайный совет ). Но и своих географических занятий он никогда не оставлял. В 1727 году им был завершен труд "Цветущее состояние Всероссийского государства в каковое начал, привел и оставил неизреченными трудами Петр Великий, отец отечества" (опубликован в 1831 году). Это было первое статистико-экономическое обозрение России . В 1734 году он "своим коштом" опубликовал 1-й том "Атласа Всероссийской империи". В качестве обер-секретаря Сената он энергично пробивает разного рода экспедиции, обычно имея в виду конкретный государственный "прибыток". Он, например, весьма прохладно отнесся к первой экспедиции Беринга (1725-1730) , полагая, что путешественник "только одно известие - соединяется или не соединяется Америка - привезет, а о интересе настоящем от него ожидать нечего". Элементы "настоящего интереса" Кириллов постарался вложить в план второй Камчатской экспедиции (1733) . В своем проекте он предусматривает самое широкое освоение Дальнего Востока с созданием центра в Охотске . Он верит в возможность сооружения здесь железных и судостроительных заводов, развития торговли и сельского хозяйства и даже намеревается открыть в Охотске школу, дабы могли "люди к службе знающие вырастать, а не дураками оставаться". Участникам экспедиции предписывается "металлов и Минералов осматривать" и "сыскивать новых земель и островов", "дабы сколько можно в подданство приводить".

Оренбургская экспедиция также была затеяна Кирилловым. В 1731 году хан казахского Младшего жуза (одной из трех групп казахских племен) Абул-Хаир обратился с просьбой принять его в российское подданство, поскольку над казахами нависла угроза со стороны джунгар . В Петербурге просьба была воспринята с удовлетворением, но действенной помощи Россия оказать была не в состоянии, так как не имела на юго-востоке ни военных сил, ни дорог, ни опорных пунктов. В этих условиях Кириллов и взялся за разработку плана Оренбургской (или, как она сначала называлась, Киргиз-Кайсацкой) экспедиции . Согласно плану Кириллова необходимо было построить крепость у впадения Ори в Яик, затем пристань у устья Сырдарьи на Аральском море и проложить охраняемый путь вплоть до Средней Азии, а при случае и до Индии. Торговля со странами Ближнего и Среднего Востока даст несметное количество золота и серебра. Несмотря на очевидную легковесность плана, он был сравнительно легко одобрен. На помощь энергии Кириллова в данном случае пришла, с одной стороны, неосведомленность многих влиятельных лиц при дворе, а с другой - флирт с английскими торговыми компаниями, который в это время вел Бирон. Не случайно (кстати, по совету А. Кантемира ) в экспедиции скоро объявится англичанин Эльтон , который впоследствии доставит немало хлопот русской стороне. Исполнение плана поручили самому Кириллову, и он страстно отдался задуманному делу. В том же 1734 году, когда Татищев направлялся на Урал, выехал в Уфу и Кириллов. Он успел кое-что сделать. У устья Ори город был заложен. Было создано несколько опорных пунктов по юго- восточному порубежыо, обнаружен путь к вновь построенному городу от Самары , куда перебрался штаб экспедиции.

Но первоначальные планы были отодвинуты начавшимися волнениями башкир . Поводом для них послужило именно строительство крепостей.

Несмотря на общность, казалось бы, многих интересов, отношения Татищева с Кирилловым никогда не были доверительными и просто благоприятными, хотя им приходилось трудиться бок о бок. Слишком разными были их характеры. Татищев не мог, например, назвать "цветущим" состояние России 1727-го и какого угодно другого года. Он всюду замечал в первую очередь недостатки и всеми силами стремился их устранить. Кириллов, напротив, воспринимал действительность в радужных тонах, даже если к этому было и не слишком много оснований. В конечном счете он умел пробудить рвение У многих из своих сотрудников и чего-то добиться. Но, с точки зрения Татищева, цена получаемых результатов была слишком высока, а качество низко. В итоге непонимание было взаимным.

Именно Татищев предупредил Кириллова, равно как и Петербург, о назревающем восстании башкир и советовал принять меры предосторожности. Но Кириллов расценил этот совет в письме к императрице как свидетельство неопытности Татищева и подверженности его паникерству. Он не избегал и иронии в адрес "оного действительного статского советника", перетрусившего якобы вместе с разбегавшимися от воинских команд ворами- конокрадами (намек на карательные действия посланных Кирилловым отрядов). В той же манере пишет он о Татищеве Остерману и Черкасскому, а также Бирону, которого неизменно благодарит за мнимые благодеяния.

Кириллов был, конечно, совершенно искренен, с огромной энергией принявшись за освоение Новой России, как он называл полупустынные районы, которые предстояло оживить. Он верил в серьезность многочисленных просьб послов и разговоров купцов о принятии в русское подданство народов и городов, "яко Ташкент и Арал... - рассыпанных бухарских и самаркандских провинций и богатого места Бодокшана".

Татищев же, осознавший непродуманность всего предприятия, склонен был видеть в нем лишь аферу стоящих за Кирилловым лиц. В какой-то мере он, видимо, был прав. Не случайно так оживилась английская община, подогревая Кириллова сознанием величия его дела, а Бирона - крупными чеками в европейские банки. Но сам Кириллов непосредственной корысти не искал. Он не слишком считал и казенные и свои деньги и умер, оставив наследникам 20 тысяч рублей долгу (этот долг был погашен уже много лет спустя по указанию императрицы Елизаветы).

Идее создания Новой России Кириллов надеялся подчинить и природные богатства Урала. В 1735 году он объявил о строительстве серебряного завода в Оренбурге (так он назвал город на Ори) и медного в Самаре, затребовав от Татищева мастеров. Разумеется, Татищев сразу почувствовал экономическую необоснованность намерений Кириллова. Но он воздержался пока от спора с ним и попросил только что назначенного руководителем усмирения Башкирии А. И. Румянцева на месте ознакомиться с возможностями создапия таких предприятий. Румянцеву он разъясняет, в частности, что для основания завода нужны руды определенного качества и достаточное количество лесов. Присланная для пробы к Татищеву руда для промышленного производства не годилась, а о лесах Кириллов просто не подумал. См. Восстание башкир, 1737 г

Ссылки: