Интриги англичан, желающих столкнуть Персию с Россией

Татищев передал в Петербург сведения об деятельности Эльтона . Там сделали представление английскому посланнику, настаивая на аресте Эльтона. Англичане, конечно, тянули с решением. Они добились разрешения на посылку ревизора, каковым и явился Ганвей .

Ганвей побывал у Татищева и оставил описание своих встреч. Он отметил, в частности, что Татищев ранее был "пажом" при Петре I. Очевидно, имелось в виду пребывание мальчика Василия при дворе Прасковьи Федоровны. Татищев сообщил Ганвею также о своем подарке "знатнейшей в империи женщине" - бриллианте стоимостью в двенадцать тысяч рублей, купленного Татищевым за пять тысяч. "Знатнейшей в империи женщиной" была сама Елизавета Петровна , видимо, главный недоброжелатель Татищева в Петербурге. Он не назвал имя "женщины", очевидно, опасаясь неблагоприятных для себя разговоров, особенно в столице.

Красноватый алмаз весом в десять с половиной карат был приобретен Татищевым у армянского купца в октябре 1743 года. Тогда же английский купец Томсон оценил его в десять тысяч рублей. Татищев сообщил о приобретении Алексею Григорьевичу Разумовскому и вскоре переслал камень для императрицы. Деньги на покупку он позаимствовал в казне и просил в случае, если императрице подарок не приглянется, вернуть его в Астрахань. Через несколько месяцев Татищеву сообщили, что подарок "во угодность принят". Но такая мелочь, как источник заплаченных за алмаз денег, императрицу не интересовала. Ганвей отметил у Татищева особое пристрастие к наукам и торговле. Татищев сообщил ему о своих занятиях историей. Ганвея поразила внешность Татищева:

"Этот старик был замечателен своей сократической наружностью, изможденный телом, которое он старался поддерживать долголетним воздержанием, и наконец неутомимостью и разнообразием своих занятий. Если он не писал, не читал или не говорил о делах, то перебрасывал жетоны из руки в руку". У Ганвея осталось впечатление безусловной дружелюбности и доброжелательности Татищева в отношении деятельности английской торговой компании. Татищев "поддержал" Ганвея в критике главных соперников англичан на Каспии - армянских купцов . Ганвей приписывает Татищеву слова, что "если б им, например, удалось получить 15 процентов позволительным образом, то они не были бы так рады, как если б получили пять процентов посредством обмана". Ганвею, видимо, не было известно, что именно Татищев разрешил поселения в Астрахани армянских купцов, за что неоднократно получал нарекания из Петербурга. Все же расположение и дружелюбие Татищева в конечном счете сводилось к опасению, что действия Эльтона могут сказаться самым неблагоприятным образом на английской торговле в России и на Каспии. Едва отъехав из Астрахани, Ганвей обратился к Татищеву с письмами, в которых выгораживал действия Эльтона или же отрицал очевидные факты. Татищев сообщил об этом в Петербург. Там соглашались с тем, что "Ганвей такой же интриган, как и Эльтон". Однако Татищеву советовали противодействовать представителям английской компании тайно, "под приличными предлогами".

Обращался время от времени к Татищеву и Эльтон . Он жаловался на русских служащих, в частности, на Братищева и консулов прикаспийских городов - сначала Арапова , а затем Бакунина , - а также пытался снять обвинения в свой адрес. Василий Никитич посылал Эльтону подарки и приглашал его в Астрахань. Но тот от такого визита уклонялся. Он по- своему пытался "успокоить" Татищева: персидский флот якобы не может угрожать России, а может лишь служить препятствием для завоевательных планов русского правительства. В этом районе же выгоднее торговать, чем завоевывать территории. Ганвей продолжал защищать Эльтона, и Татищев настаивал, чтобы коллегия приняла более жесткие меры.

Русский посланник сделал представление в Лондоне. В Петербурге стали создавать препятствия для движения товаров и лиц в адрес Эльтона. Но Коммерц-коллегия не поддержала внешнеполитическое ведомство и разрешила осуществлять эти операции лишь заменив адресат: вместо Эльтона указывать Ганвея. Только обращение Коллегии иностранных дел в Кабинет министров и к императрице позволило добиться поддержки жесткой линии. Татищеву дали инструкцию при удобном случае захватить Эльтона.

Ганвей в конце 1744 года снова направляется к Татищеву надеясь выправить положение. У него сложилось впечатление, что Татищев получил из Петербурга нагоняй и потому изменил отношение к английской компании. Ганвей, видимо, рассчитывал, что Татищева можно подкупить, и он не скрывает своего разочарования.

"Я явился к нему не с пустыми руками, - сетует он, - и, несмотря на то, в своих выражениях он едва переступил за границы самой общей вежливости". Татищев расценил деятельность Ганвея и Эльтона как враждебную России и не принял уверений Ганвея, будто к делам Эльтона он не имеет отношения. Но при этом "он с необыкновенной ловкостью умел обойти всякое резкое выражение в этом смысле". В Петербург же Татищев представил донесение, в котором был четко изложен смысл оправданий Ганвея. Василий Никитич, однако, решительно возражал против "азиатских" способов противодействия английской компании, предложенных Петербургом и на практике осуществлявшихся некоторыми чиновниками.

Английские купцы жаловались, в частности, на Бакунина, стремившегося скрытно и по мелочам вредить им. Примерно такого же порядка действий правительство ожидало и от Татищева. Но он решительно отвергал методы, которые могли бы принести лишь бесславие России.

Много неприятностей доставляла Татищеву необходимость разбираться во внутренней сваре русских чиновников. Так, Братищев и Бакунин вели между собой настоящую войну, обвиняя друг друга в ненасытном взяточничестве. Пришлось посылать третейского судью для разбора дела. В решении таких вопросов Татищев был особенно щепетилен и точен, проводя на практике различие между "мздоимством" и "лихоимством", тем более что ему по- прежнему приходилось отбиваться от обвинений в "любостяжании". Должно иметь в виду, что большая часть администрации в первые годы правления Елизаветы Петровны снова была посажена на "подножный корм".

Татищев жалуется Черкасову на ущемление его чести через ущемление жалованья. Он напоминает Черкасову, что при Петре I в качестве берг- советника он получал оклад - шестьсот рублей в год. Полный оклад получал он и в Оренбургской комиссии. Полное жалованье ему было определено и при отправлении в Калмыцкую комиссию, хотя по настоянию Головкина за 1741 год ему было выплачено лишь половинное (против соответствующих армейских чинов) жалованье. С 1742 года он не стал получать его вовсе. "И нужда моя к тому влечет, - заключает Татищев, - что, не имея жалованья, ни от деревень дохода достаточного, надобно от денег своих прибыль искать".

Справедливой Татищев считал оплату судебного разбирательства, но с непременным условием, чтобы таковая совершалась после суда, а не до вынесения окончательного решения. В свете этого принципа он оценивал и свои действия, и поведение подчиненных.

Ссылки: