Стогов Э.И. о жизни сосланных на поселение

Не знаю как теперь, а в мое время для сосланных на поселение , около почтовой дороги были выстроены длинные линии домиков со всеми удобствами для крестьянского быта. Каждый дом разделялся сенями на две половины; я заходил в эти, по виду, щеголеватые дома: в каждой половине по две комнаты, русская печь, лавки, два простых стула, стол в переднем углу, полати, светлые окна - удобно, хорошо, а пожалуй, и роскошно для крестьянина. Двор обнесен забором, на дворе все необходимые службы, и амбарчик, и конюшня с коровником. Поселенцу давалось продовольствие и хлебные семена для посева. Давалась лошадь, корова, а земли - сколько угодно, душа - мера! По теории, счастливая жизнь! да и требовалось только смирно жить! На практике, поселенец, один или с женою, зиму живет смирно. Закуковала кукушка, поселенец из хлебных семян напек сухарей, корову съел, посадил жену на лошадь и отправляется в вольную тайгу.

Гнездо пусто, птица вылетела. Куда ушел поселенец или, как там зовут - посельщик? Едва ли и он сам знает - так, гулять! Неудобство, нужда, голод, опасность от зверей - все человек переносит! он бессилен бороться с страстным влечением к свободе! Болезнь, смерть, гибель от зверя - и никто не вспомнит о ссыльном поселенце. Являются новые отверженцы русского общества, их поселяют в опустелых домах. Пришла весна, закуковала кукушка - опять пустеют большею частию дома! Уцелеет беглый - пришла зима, беглый является к тому начальству, где он еще не был, и в тот острог, в котором еще не сидел, переменяет имя, ложно называет места, откуда бежал - справки бесплодны - накажут плетьми, поселяют вновь. Дряхлость, смерть прекращают свободные прогулки поселенца. В 1833 году, выезжая из Иркутска в Петербург по первому зимнему пути, на дороге к Нижнеудинску, днем, встречаю партию людей, человек 30, идущих пешком. Догадавшись, что это беглые, и не желая быть остановленным против воли, я приказал ямщику остановиться. Подошли и окружили повозку - безоружные.

- Здравствуйте, ребята.

- Здравствуй, батюшка, нет ли у тебя табачку? поделись с нами. У меня были два картуза Жукова, я отдал им и, по доброте (может - невольной), высыпал и из кисета.

- Спасибо тебе! ребята, смотри: настоящий жуковский! дай Бог тебе здоровья, вот уж уважил! Ближайший, которому я высыпал из кисета, две горсти возвратил в кисет, говоря:

- Нельзя же и тебе без табаку, хотя до города.

- Куда путь держите, ребята?

- Поезжай с Богом, мы тебя не спрашиваем, куда ты едешь, и тебе нет дела до нас. Прощай, батюшка, поезжай своею дорогою. Разумеется, я не медлил. Ямщик подтвердил, что это беглые посельщики. Не нужно было и спрашивать их, они шли на зиму приютиться по острогам. Встреча и беседа продолжались немного минут, но я заметил, что между ними были субъекты не из крестьянского быта, особенно двое ближайших ко мне. Старика не было ни одного. Случилось мне разговаривать с бегавшими в Россию и возвратившимися по суду. Бегал [один такой] в Полтавскую губернию.

- Что заставило тебя идти в такую даль?

- Больно тоска взяла, хотел взглянуть на родную сторону и повидаться с родными.

- Как же ты знал дорогу, куда тебе идти?

- Дорогу можно знать: лишь бы увидать церковь, то и знаешь

- Как же это?

- Да вот как: когда идешь в Сибирь - все входишь в церковь, а когда идешь из Сибири - все выходишь из церкви. Алтарь церкви - на восток. Вот вам и компас для беглого из Сибири.

- А что же ты ел дорогой?

- Для нас, по деревням, на ночь, у ворот на полочку кладут хлеба, молока, иногда рыбки, шаньгу - сыту можно быть, да тут же у ворот на лавочке и соснешь. Действительно, это справедливо: я заметил в Вятской губернии, по деревням, почти у каждого дома снаружи ворот, на полочках хлеб и горшочек молока; на вопрос мой:

- Для чего это? ? Это для несчастных. Сложится как-то в особую форму жизнь человека и тянется жизнь до тайги или острога и обратно.

Припомнился мне случай в киевской тюрьме. В одной из камер, у печки старик лет за 70, рассказывал товарищам, что он всю жизнь ходит из тюрьмы в тюрьму, мало и осталось тюрем, в которых бы он не был, и закончил рассказ горькою жалобою на судьбу.

- Уж не под силу, молю Бога, чтобы прибрал, - и очень тосковал, что не приходит смерть. На другой день старик оказался убитым, с разбитой головой. На вопрос: кто убил? вышел один из товарищей и сказал, что убил старика - он. - За что? - Да вчера больно жалостливо старичок скучал и так жалостливо говорил, зачем Бог не посылает смерти, что меня ажно слеза прошибла. Как уснули все, я взял с печки кирпич, завернул его в рукав рубахи, да и убил старика - из жалости; думаю - пусть успокоится.

Можно бы рассказать о жизни каторжных в рудниках; эти люди другой жизни и другого характера, но ? до другого раза.

Ссылки: