Зимой Коряки прикочевывают к Тигилю

С зимним путем весь народ стал толковать о коряках , с прикочевкою которых соединялась мысль о жирных оленях .

Все казаки говорят на языке коряков, но один старый казак, по призванию - лингвист, диалекты камчадальский и корякский знал до тонкости, по-русски говорил замечательно правильно, и говорил не только складно, но красноречиво. Это был от природы очень умный человек. Он знал до подробностей верования, народные обычаи, условные церемонии и народные учтивости коряков. Ожидая знакомства с дикими номадами , не желая быть невежею и не оскорбить ненамеренно, этот умный старичек читал мне лекцию, и спасибо ему! В Камчатке отдельная гора и горка - сопка и сопочка, длинная гора и горка - хребет и хребтик, равнина, хотя бы была на вершине горы, тундра. Вся луговая сторона Тигиля называется тундра.

Места, от создания не тронутые человеком, заросли мохом, на толстом слое которого растет сплошной мох, известный у нас под названием исландского. Последний мох и составляет естественную пищу оленя. В декабре, как по телеграфу, прошел слух, что от оста идет юрта Юмгичина, этот небогатый коряк, имел 3, 4 тысячи оленей. Наконец, через камчадал получено известие, что через день юрта будет верстах в 60 от Тигиля. Комендант повелел - в экспедицию! Он с тремя казаками, я на великолепных своих собаках, русский прикащик и грузовая моя нарта, так собрался нас порядочный кортеж. День морозный, но ясный, отправились рано; на моей нарте поместился мой старик-переводчик. См. Стогов: езда на собаках на Камчатке

Еще накануне наезжена дорога через реку и по кустам до тундры, а на тундре снег всегда тверд. Комендант закричал мне, что он поехал, собаки унесли его вихрем, он не знал сноровки сберечь собак, я догнал его верстах в 5-ти, он позабавился над моими собаками и хвастал своими.

Его собаки уже высунули языки, я мог бы обогнать его, но это оскорбило бы его до дна сердца. Собрались все; тундра - как море! Часа в три поднялся ветер, сильнее и сильнее со снегом - большая пурга! проехали, должно быть, около 35 верст, но куда ехать далее? Зги не видать! Посланные на лыжах казаки сказали, что недалеко в овраге густой тальник (верба), мы там и расположились закусывать и пить чай. Зашел спор, где восход солнца? каждый указывал в свою сторону. Комендант приказал: каждый должен воткнуть оштол в предполагаемую сторону восхода, что все и исполнили. С полночи пурга затихла, выяснело, взошло солнце, и все оказались правы! Дело в том, что каждый зашел к своему оштолу с противной стороны восходу - все удивились! Мой комендант так и не разгадал этого мудреного фокуса. Выехав из долины на тундру - опять море. Увидали черную точку на горизонте, опытные сказали - это юрта, полагаю, было верст 10 и более до юрты. Приехали, ни одного человека вне юрты - своего рода этикет. Мой старик научил меня не входить в юрту без приглашения; нарушить это - значит, не уметь жить, быть невежею и оскорбить родоначальника. Комендант мой - командир везде и всякую минуту командир! Он отдал санку казакам и прямо пошел в юрту, приглашал меня, но я послушал старика и остался при санке. В юрте совершенная тишина, старик объяснил [этот] холодный прием коменданту. Юрта , это правильный конус, забыл обмер, но велик и высок; основание конуса - длинные жерди, они обтянуты выделанными кожами оленя, шерстью наверх, кроме вершины - для дыма. Низкая дверь на юг завешена кожею. Против двери, саженях в 7-ми, параллельно окружности юрты, обставлены большие, широкие и высокие сани, закрытые кожами как брезентом, с какою-то кладью. Это походные амбары, в них хранится то имущество, которое не употребляется ежедневно. Сани эти называются аргыши . Чем больше аргышей при юрте, тем богаче юрта; у этой юрты было 9 аргышей. [Пространство] между юртой и аргышами имело вид огороженного двора. Из юрты кликнули знакомых казаков. Переводчик объяснил мне - собирают сведения о моей особе. Прошло более 5-ти минут, вышел из юрты старик- родоначальник Юмгичин. Вместо всякого приветствия, подсел близко ко мне и добрым голосом сказал: "ты приехал?". Надобно заметить, в диалекте коряк нет слов: здравствуй, прощай; эти слова заменяются: - я приехал или - я уехал. Родоначальник занял меня разговором, конечно, через переводчика, ни один коряк не знает и одного слова по-русски. Долго не приглашал меня в юрту; я спросил моего старика о причине, он ответил: погоди, хочет принять парадно. Парадный прием состоял в том, что женщина вынесла несколько горевших головешек, положила вне юрты, над этим огнем зарезала молодую собаку, кишкою из собаки обложила кругом двери в юрту, в дверях положила две дымящиеся головешки, на которые была пролита кровь собаки. Тогда только родоначальник пригласил меня в юрту, в которую я не мог попасть, не перешагнув чрез головешки и над кишкою собаки. Дверь низка, надобно порядочно согнуться. Переводчик объяснил, что зарезанная собака - это жертва духу дружбы, согласия. Переходя через головешки и над кишкою, всякое зло, дурное расположение я оставляю за юртою и вхожу другом. Родоначальник сказал в юрте: это капитан - гость и друг наш. Коряки, кто сидел, кто лежал, так и остались, но я увидел на всех лицах улыбку, тогда только начался общий разговор. Осмотревшись, я нашел юрту внутри довольно просторною, шагов около 25-ти диаметра, в центре огонь, на треножнике медный котел ведер в 15, внутренность котла нелуженая, красная медь, окисляясь, горела как жар; в котле целый день варится оленье мясо, нарубленное кусками около фунта. Таких котлов я не видал в продаже, Юмгичин отвечал мне, что этот котел от дедов. Около котла - очередная женщина, немытая, грязная, нечесаная, в засаленной, грязной одежде. Старик мой объяснил мне, что женщины намеренно грязны, чтобы избавить мужей от ревности, и я констатирую, что корятки вполне достига- ют своей цели! Дым уходит в открытую вершину юрты, и [поэтому] не дымно. Внутри около стены юрты устроены из оленьих кож четыреугольные низкие полога, шириною в 2,5 шага, длиною до 4-х аршин, полог около полога, это спальни женатых коряк; днем пола полога поднята и там вечно занята работою неутомимая хозяйка полога. Против двери на диаметр - полог родоначальника. В юрте свободно бегают собаки. Корятки, кажется, не улыбаются всю свою жизнь, я не видал смеющейся. Корятки всегда серьезны, суровы, но добры, услужливы и необыкновенно трудолюбивы: увидать корятку без дела мне не случалось. Как родоначальник был сух с комендантом, так со мною был разговорчив; вопрос ко мне: "что ты будешь есть?". Этот вопрос означил особенную приязнь и внимание; обыкновенный порядок в юрте - приезжий сам подходит к котлу, стряпка достает железным крючком мясо и подает. Всякий может жить неделю и более, никто не обратит внимания. Отвечать Юмгичину была порядочная задача для меня. Видя варившееся мясо в медном окисленном котле, я боялся отравиться, и тут еще эта ужасная стряпуха - мне казалось противным. Для коряка большое оскорбление, если он заметит, что гость брезгает, не в моем характере сделать неприятность дикарю, я попросил сварить олений язык, это очень деликатный кусок. Кроме отличного вкуса я имел в расчете, что язык покрыт особой кожей, которую я сниму, следовательно, избавлюсь от [следов] прикосновения прекрасных ручек стряпухи. Из аргышей принесен язык, сварен в общем котле и положен на новое корытце, очень тонко и красиво сделанное. Как-то зазевалась стряпуха, подкралась собака, схватила язык и [у]бежала. Стряпуха бросилась за собакой с железным крючком, долго бегала [за ней], но, вижу, несет язык с налипшим всяким сором и что-то говорит. Переводчик объяснил мне, что стряпуха, очищая своими ручками сор с языка, говорит: насилу отняла! разве я для тебя, негодная, готовила, это для капитана. С этими словами положила на корытце и сказала внушительно: на, ешь скорей, а то опять унесет собака.

На [оленьем] языке в нескольких местах значились собачьи зубы. Обтереть язык, слупить верхнюю кожицу нетрудно, но по непривычке - есть из рта собаки неприятно, но этот предрассудок скоро уничтожается. Главное - есть необходимо, чтобы не оскорбить хозяев. Хозяин гостеприимен, не спускает глаз с каждого куска, желая знать, нравится ли? В другой приезд я попросил сырого мозга из задних ног оленя, этот сырой мозг с хлебом вкуснее лучшего сливочного масла, даже нельзя сравнивать. Попросил и думаю: тут уже нельзя пачкать. Мозгу добыли много, родоначальник, желая поразить меня своим богатством, достал из аргыша небольшой медный таз и, положив в него мозг, торжественно подал мне. Но что это был за таз? Престарый с десятком заплат и запаек, помятый, может быть, десяток лет нечищеный, весь покрыт окислом меди, зеленый, как лучшая ярь. Воображение назначало многолетнее употребление этого сосуда, но что прикажете делать, предлагает[ся] дружба и уважение, надобно есть мозги! Хорошо, что их было много, выбирая куски из средины, можно было не касаться стен таза. (Продолжение будет). (Продолжение "Воспоминаний" последовало уже в "Русской Старине". - Примеч. М.И. Классона)

Ссылки: