Борьба Стогова Э.И. с запрещенными карточными играми

Саратовский помещик Петр Иванович Богданов осенью выехал на охоту из Саратова в поле с собаками; куда бежали зайцы и лисицы, туда и Богданов ехал с охотою; так за зайцами и лисицами доехал до Симбирска, где захватила его зима. Между Саратовом и Симбирском до 400 верст по почтовой дороге. Богданов остался зимовать в Симбирске. Богданов хорош собой, богат, щеголь, танцор, немного поэт - быстро стал необходимым членом общества, познакомился и я с ним.

Однажды Петр Иванович приходит ко мне. Весьма ловко, искренно и прилично объяс-няет, что он очень любит играть в карты, но ничего не любит делать тайно: пришел просить позволения играть. Я подумал: не позволю - будут играть скрытно, ловить их - низко, я согласился дозволить, но с условием: по окончании игры каждое утро сообщать мне, чем кончилась игра, и если я признаю, что нужно возвратить проигравшему, то исполнить, в чем и прошу дать мне честное слово. Богданов протянул руку и дал честное слово; я добавил, что если буду обманут раз, то условие прекращается. Богданов подтвердил. Кто будет играть? Он назвал 8 человек, людей богатых, молодых, независимых. Я не находил препятствия.

Однажды приходит утром и говорит: вчера Кроткий проиграл 30 тысяч. Кроткому было только 18 лет, сын богатых родителей, но не отделен; отец в больших связях в Питере, много наделает шума; как несовершеннолетнему, я попросил деньги возвратить. В тот же вечер проиграли ему обратно. Обыграли ремонтера , тоже возвратили. Я видел пользу в дозволении. Игроки были молодежь, люди образованные, веселые, шалуны, необходимые в обществе.

На Троицу бывает большая ярмарка в Корсуне , куда выводилось до двух тысяч заводских лошадей. Я - комендант ярмарки. Богданов , с своею партиею игроков, просят позволения покутить три дня.

- Господа, могут быть жалобы, моя обязанность, мой долг быть справедливым и строгим.

- Мы ручаемся чем угодно, жалоб не будет, мы не дети.

- Ну, смотрите, чтобы не было худо, кутите!.

Слышу, действительно кутят, но никто не жалуется; конечно, главную роль играли красавицы.

На третью ночь меня будят: пожар! Ярмарка вся составлена из плетня, лавки крыты лубом и рогожами, вся ярмарка вспыхнет как порох. Бегу, и что же я нашел: кутилам недостало вина; француз, торгующий винами, запер магазин и лег спать. Кутилы поодаль дом обложили соломой, человек 100 поставили с водою кругом соломы, ночь была совершенно тиха; солому зажгли и отворили ставни у окон француза; тот, увидав пожар, торопился спасать и выкидывал ящики с вином, что и нужно было кутилам. Солома к приходу моему была потушена. Француз не жаловался, а я прекратил кутеж.

Один близкий мне человек, - не назову его, он еще здравствует, - страстно любил играть и проигрывал постоянно. Я взял слово с Богданова не играть с ним. Этот близкий мне человек гостил у меня. Я был в гостях; дают мне знать, что гость мой два раза приезжал за деньгами и подгулявши. Я отправился к Богданову; помню, он жил в Кирпичном переулке, отдельный новый дом в три окна. Сквозь ставни огня не видно и не слышно, суконные шторы, ворота на запоре. Тишина. Забор очень высок; я своему кучеру приказал нагнуться и с плеч его прыгнул через забор. На дворе много саней, но ни одного кучера; я отпер ворота, а кучеру приказал стоять у крыльца. В прихожей куча шуб и никого. В зале, со стаканом шампанского, старый грешник, проигравшийся коновод; в боковой комнатке, с свечою и с книгою под мышкою, маклер. Старый грешник хотел сказать: "полк!" - я пригрозил. Вхожу в другую комнату, Богданов мечет банк, кругом стола человек шесть. Только увидал меня Богданов, задрожали руки и карты рассыпались; остальные господа нагнулись под стол и что-то ищут. Я только сказал: "вы, Петр Иванович, нарушили свое слово", собрал со стола все деньги, засунул пьяненькому моему гостю в карман, взял его под руку и пошел с ним вон. В комнатах была страшная жара. Я рассчитывал на быстрый удар. Моя шуба была в санях, я моего гостя, без шапки, завернул в свою шубу. Богданов вышел с товарищами и на морозе опомнились: "да позвольте, полковник, так нельзя".

- Пошел! Слышу, гонятся за мною с бубенчиками. Улицы глухие, без фонарей, я велел пустить в карьер до фонарей. Уложил гостя спать, а сам явился, где был в гостях. Никто и не заметил моего отсутствия. На другой день, утром, является Богданов, бледный, сконфуженный.

Я закричал: - Дайте ему в зубы, чтобы дым пошел! - Полковник, чем же это кончится? - Что такое, мой друг? - Да что, вы были вчера вечером? - Это у Петра Антоновича Ахматова ? Там играли в фанты. - Я говорю не об Ахматове, а что вы были у нас. - Милый друг, если ты не пьян, то вчера перепил и бредишь. Я от Ахматова не отлучался, что засвидетельствует тебе все общество. - Да помилуйте, мы не сумасшедшие. Я пришел спросить, чем вам угодно кончить? - Что такое кончить, я не понимаю? Долго я тарантил, дурачил его; когда он стал просить прощения и извинялся тем, что они два раза прогоняли того, с кем я не приказал играть, но он побожился, что вы дозволили ему играть. Тогда я объяснил Богданову, что никто не должен знать, что я был у них, в противном случае я обязан исполнить свой долг, а вы знаете какой?

- Знаем, в тюрьму, но на этот раз простите.

- Охотно прощаю, но, кажется, я захватил деньги? (тысячи две).

- Что о деньгах, мы ему еще бы вдвое дали, только бы он не приходил к нам.

- Ну, Петр Иванович, на этот раз дело кончено, будьте осторожны.

- Полковник, я почитаю и все любим вас, умоляю, не приезжайте так неожиданно и одни; впрочем, мы приняли меры.

- Какие меры ни принимайте, но нарушите условие - я буду у вас.

- Не советую и умоляю: не являйтесь одни, как вчера.

- Это почему?

- Нам исход один, мы за себя не отвечаем.

- Ха, ха, ха, что вы говорите, а у кого вчера le main дроже (руки дрожали) и рассыпались карты? А что такое господа искали под столом? Все вы струсили.

- Клянусь вам, полковник, мы гнались вчера за вами, решившись на крайнюю меру.

- Все вы врете, вы видели меня без сабли, а не видали двух двуствольных пистолетов, спрятанных в карманах, да у кучера ножик в аршин (все я соврал). Куда вам!

Я простил, и игроки более не нарушали моего условия. Богданов после был губернским предводителем в Саратове ; он сам рассказывал мне, что за соло в кадрили мать давала ему 10 тысяч; у старухи был большой кованый сундук, полный денег. Недавно я получил письмо из Саратова, что уже лет десять, как Богданов умер, проигравшись. Обыкновенная доля игроков! *Как видите, рассказов без конца, прошу заметить: я не вывел на сцену ни одной дамы. Впрочем, симбирские дамы тогда, как, вероятно, и теперь, безупречны и святой жизни, следовательно, о них и рассказывать нечего, кроме засвидетельствовать мою глубокую благодарность и беспредельное почитание за отрадные воспоминания лучшего периода моей жизни. Пять лет не прошли, а промелькнули как сладостная улыбка на молодых устах красавицы! Не помню дамы, девицы, к которой не сохранилось бы мое поклонение.

Пустился я в рассказы былей, таких рассказов, пожалуй, на несколько томов. Старая голова не совсем охладела, все еще увлекается. ***

Ссылки: