Шкловский в Москве у Крыленко, Горького и Свердлова, Рейснер, пока прощен

Шкловский уехал в Москву. Он ещё скрывался. Якобсон вспоминал, что Шкловский явился к нему после ночёвки в кустах у храма Христа Спасителя - весь в колючках. В "Сентиментальном путешествии" Шкловский рассказывает:

"Приехал ко мне один офицер, бежавший из Ярославля с женой. И он, и жена его были ранены и скрывали свои раны. После восстания он, приехав в Москву, жил у храма Спасителя в кустах. Он ел много хлеба и был чрезвычайно бледен. Ярославль защищался, говорил он, отчаянно". Восстание против большевиков в Ярославле , жестоко подавленное, произошло в разгар лета и продолжалось с 6 по 21 июля 1918 года. Летом спать в кустах вполне можно. В общем, если у Якобсона это не перенос истории из "Сентиментального путешествия" (в январе трудно ночевать в кустах, будешь не в колючках, а в сосульках), то для большевиков было совершенно естественно снести храм, вокруг которого прячется столько странного народа.

"Опять эшелон пленных. Это уже за Курском. Какой-то солдат сверху обмочил мой мешок, а в мешке сахар, фунтов двадцать. Зашёл к Крыленко , передал ему письмо от его сестры из Киева (я её в Киеве знал). Говорю ему, что нет победителей, но нужно мириться. Он был согласен, но говорит, что - они победители. И говорил, что скоро чрезвычаек не будет. И с матерью Крыленко виделся, она жила в саду на Остоженке". Шкловский сначала попал в Москву, а потом поехал в Петроград с эшелоном пленных. "Едем. В вагоне снял шапку, а у меня очень заметная голова, уже и тогда бывшая лысой, со лбом, сильно развёрнутым. Я снял шапку и лёг на верхнюю полку. В вагон вошли ещё какие-то люди, не пленные. Мы ругались с ними. Голос у меня громкий. Спустился вниз, сел на скамейку. Вагон был третьего класса, не теплушка, и довольно хорошо освещён. И вдруг человек в белом воротничке, сидящий передо мной, обратился ко мне: "Я знаю тебя, ты - Шкловский!" Я посмотрел, у него на груди заметил кусок синей материи. Такой знак носили сыщики, когда они стояли вокруг моей квартиры. И лицо человека узнал. Он стоял обыкновенно на углу. Я и сейчас, когда пишу, охрип от волнения. А синюю ленточку хорошо помню, хотя больше ни от кого не слышал про чекистскую форму. Я ответил: "Я - Виленчик, еду из плена. Вас не знаю, видите товарищей, я с ними жил в лагерях три года". Пленные не понимали, в чём дело, они думали, что вопрос идёт о праве проезда, кто-то рассеянно сказал сверху: "Свой, отстань!. Вагон был деревянный, освещённый, воздух в нём казался мне редким. Я сказал шпику: "Ну, раз познакомились, давай чай пить вместе, у меня есть сахар!" Полез наверх, принёс мешок, положил, взял чайник, пошёл за кипятком в соседнее отделение и, ничего не думая, прошёл через весь вагон на площадку. На площадке поставил чайник, ступил на подножку, прыгнул вперёд и побежал, больно ударяясь ногами о шпалы. Пошёл по шоссе. Дело было у Клина . Шёл, пришёл в деревню. Постучался. Впустили. Сказал, что отстал от поезда и что я работал в Австрии на цивильных работах и хочу купить полушубок из хорошей лёгкой овчины. Продали за 250 рублей. Купил валенки, отдав за них свитер, который сейчас же послали в печь прожариваться. Вшей на мне было очень много. Потом пил чай. Чай был из берёзового наплыва, без вкуса и запаха, один цвет. Такой наплыв можно варить хоть год, его не убудет. И вот вернулся в Москву. Взял лошадь, и везли меня к утру на соседнюю станцию к Москве. Здесь сел на дачный поезд, доехал до Петровско-Разумовского и въехал в Москву на паровике. Он хорошо описан Паустовским, этот паровик. В Москве был Горький , которого я знал по "Новой жизни" и "Летописи". Пошёл к Алексею Максимовичу, он написал письмо к Якову Свердлову. Свердлов не заставил меня ждать в передней. Принял в большой комнате с целым ковром на полу. Яков Свердлов оказался человеком молодым, одет в суконную куртку и кожаные брюки. Это было во время разгона Уфимского совещания и появления группы Вольского . Свердлов принял меня без подозрительности, я сказал ему, что я не белый, он не стал расспрашивать и дал мне письмо на бланке Центрального Исполнительного Комитета, в письме он написал, что просит прекратить дело Шкловского. В это время, ещё до попытки отъезда из Москвы, встретил Ларису Рейснер ; она меня приняла хорошо и спросила, не могу ли я помочь ей отбить Фёдора Раскольникова из Ревеля. Познакомился с каким-то членом Реввоенсовета. У меня была инерция, к большевикам я относился хорошо и согласился напасть на Ревель с броневиками, чтобы попытаться взять тюрьму. Предприятие это не состоялось, потому что матросы, которые должны были ехать со мной (под командой Грицая ), разъехались кто куда, а больше - в Ямбург за свининой. Некоторые же болели сыпняком. Фёдора Раскольникова просто выменяли у англичан на что-то.

Ссылки: