|
|||
|
Шкловский в Берлине учил литературе террористку Ольгу Феррари
Мировая революция была ещё актуальна. Актуально было восстание - везде, а в Германии - в особенности. Казалось, ничто ещё не было решено. Никто не знал ещё, как кончится Коминтерн, а пока Берлин был полон странных людей. Дальше следует история детективная, а не "почти детективная". Шкловский в Берлине имел мало возможностей быть "учителем" и поэтому учил литературе довольно странного человека. Человек этот был красив, а настоящая фамилия его неизвестна. Тогда этого человека звали Ольга Феррари - то через "е", то через "а" (Фаррари). Но даже эту фамилию писали по-разному. Ей было двадцать три года, и она сочиняла стихи. Шкловский не особо обнадёживал эту женщину. Она писала Горькому : "С прозой у меня получилось тяжело. Я показывала мои вещи (новые) Шкловскому. Он сказал, что они неплохи, но ещё не совсем написаны. Этот человек, несмотря на всё своё добродушие, умеет так разделать тебя и уничтожить, что потом несколько дней не смотришься в зеркало - боишься там увидеть пустое место. Я не знаю, как нужно писать. Как видно, на одном инстинкте не уедешь, и литературному мастерству надо учиться, как учатся всякому ремеслу. Весь мой умственный и душевный багаж здесь мне не поможет, а учиться здесь я вряд ли успею. Я хотела в самой простейшей, голой форме передать некоторые вещи, разгрузиться что ли, хотя бы для того, чтобы не пропадал напрасно материал, но оказывается, и этому простейшему языку надо учиться. С другой стороны, я боюсь слишком полагаться на Шкловского, так как он хоть и прав, но, должно быть, пересаливает, - как и всякий узкопартийный человек, фанатик своего метода, говорит, что сюжет сам по себе не существует и только форма может сделать вещь. Так или иначе, но я сильно оробела." 1 10ф Потом случилась странная история. Между поэтессой Феррари и Горьким возникло странное напряжение, а через некоторое время она возвращается в Советскую Россию. В декабре 1923-го её видят в московской квартире у химика Збарского . Эта женщина писала Горькому ещё один раз, уговариваясь о встрече, - она обещала рассказать о Шкловском, который только что стал отцом. Это письмо она написала в октябре 1924 года из Италии, куда её послали на работу в полпредство. Снова вернувшись в Москву, Феррари занималась журналистикой, потом снова попала на службу, работала во Франции, а потом вернулась в Россию окончательно. Незадолго до этого случился скандал. Скандал этот был похож на дурной эмигрантский роман, смесь Монте-Кристо с Алдановым. В 1931 году исполнилось десять лет с того дня, когда была потоплена яхта Врангеля "Лукулл" . Потопил её итальянский пароход "Адриа", шедший из Батума. Погибли мичман, кок и матрос, пошли на дно архивы и врангелевская касса, но сам Врангель, сошедший на берег, не пострадал. Было понятно, что это советская диверсия , и тут поэтессу Феррари, к тому времени уже перебравшуюся во Францию, прямо обвинили в этом. Статья бывшего судебного чиновника и соратника Врангеля Н. Н. Чебышева в газете "Возрождение" - это как раз почти "Монте-Кристо": "Феррари носила ещё фамилию Голубевой . Маленькая брюнетка, не то еврейского, не то итальянского типа, правильные черты. Всегда одета во всё чёрное. Портрет этот подходил бы ко многим женщинам, хорошеньким брюнеткам. Но у Елены (так Чебышев именует Ольгу. - В. Б.) Феррари была одна характерная примета: у неё недоставало одного пальца. Все пальцы сверкали великолепным маникюром. Только их было - девять. По словам Ф-а, Елена Феррари, видимо, варившаяся на самой глубине котла гражданской войны, поздней осенью 1923 года, когда готовившееся под сенью инфляционных тревог коммунистическое выступление в Берлине сорвалось, уехала обратно в Россию, с заездом предварительно в Италию. Слова Горького я счёл долгом закрепить здесь для истории, куда отошёл и Врангель, и данный ему большевиками под итальянским флагом морской бой, которым, как оказывается, управляла советская футуристка с девятью пальцами" 1 11ф. Причём человек внимательный легко угадывал скрытых под инициалами людей - кому это мог Горький в Саарове раскрыть принадлежность молодой женщины к террористическому акту в Константинополе, кто этот некто, что потом рассказал всё это. Феррари действительно давно работала на советскую разведку. В 1936 году стала капитаном в армейской версии, а не в версии этого звания в госбезопасности, и, наконец, после ареста и гибели её начальников была расстреляна . Через год после неё был расстрелян и её брат, тоже сотрудник спецслужб, Владимир Фёдорович (Михаил Яковлевич) Воля . Более всего интересно, как это всё выплыло наружу и знал ли Шкловский подробности - ведь они практически одновременно вернулись в РСФСР. Вдруг Феррари занималась не гипотетическим восстанием в Берлине (это пугало многих эмигрантов, да и местных бюргеров, и всё же было маловероятным), а отъезжающими, то есть возвращающимися на родину русскими. Ведь вернулись не только Андрей Белый и Борис Пастернак, а множество временных эмигрантов. В любом случае она - очень характерный пример романтической натуры, для укрепления романтики стремящейся в искусство. Один несостоявшийся художник тоже совершил рывок в сторону и стал фюрером. Однако ему всё-таки нужна была власть, а настоящим романтикам, которых в годы перемен судьба приводит во властные структуры, власть нужна не сильно. Романтикам нужно признание. И ещё, чтобы вокруг бурлило, кипело и булькало. Но когда бурление унимается, равнодушный повар снимает романтиков как серую пену с бульона - большой ложкой. В общем, в этой истории многие умерли и продолжали умирать, когда Горький уже лежал в Кремлёвской стене, а Виктор Шкловский жил в доме на Лаврушинском. Этих людей уже не было в жизни Шкловского, хотя они всё ещё ходили по одним и тем же улицам. Ходили, пока их не зачистили - группами и поодиночке. Зачистили и человека ( Семенова ), который написал брошюру про военную работу эсеров. Того человека, которого Шкловский называл "человеком без ремесла". И из-за которого Шкловский "должен был оставить жену и товарищей". Человек-то он был с ремеслом, не романтик и в высоких званиях - но и его зачистил повар своей крепкой длинной ложкой. Елена-Ольга Феррари тогда, в 1920-е, выпустила маленькую поэтическую книжечку "Эрифилии". Её переиздали в 2009 году 1 12ф. Стихи неважные. Чудес не бывает. Издана и её переписка с Горьким - ещё в 1960-е, в одном из томов "Литературного наследства" (семидесятом). Правда, без указания, что автора писем расстреляли [ 60 ]. История эта известная - есть подробная статья "Поэтесса-террористка" Лазаря Флейшмана, и подробности рассказываются в десятке популярных книг - с разной степенью бульварности, и есть даже проза. Это повесть Елены Арсеньевой "Морская Волчица". Там, кстати, говорится, что женщина с литературными амбициями лишилась мизинца в екатеринославской типографии, когда работала в цеху по резке бумаги. История Шкловского с Феррари - это вариация на тему известного выражения "связался чёрт с младенцем": неизвестно, кто был более искушён в тайных делах - бывший эсер Шкловский или его ученица.
|