В отношении к истории проявились очень важные свойства формалистов

Владимир Емельянов [ 80 ] как-то сделал остроумное замечание об "историках" и "лингвистах": "Историки" мыслят о фактах, а "лингвисты" - о структурах. "Историк" может изучать язык и даже работать с фактами лингвистики. Но его мышление будет лишено необходимой степени абстрагирования. "Лингвист" никогда не сможет изучать историю, потому что лишён исторического мышления (но не исторического сознания). Он будет апеллировать к формам и структурам, которые примет за полноценные факты. "Историк" больше связан с литературно- художественным творчеством, он писатель. "Лингвист" больше связан с музыкально-математическим творчеством и хороших литературных текстов создавать не может. Исходя из этой оппозиции, Гаспаров при формальной принадлежности к цеху филологов был историком. Он занимался сперва историей европейского стиха, а потом и историей греческой культуры. Топоров был лингвист, поэтому воспринимал мифологемы как лишённые исторического бытия структурные единицы культуры. Интересно бывает, когда "историк" пишет исторический роман (Тынянов). Но ещё интереснее, когда "лингвист" пытается сделать то же самое (тогда получаются литературные произведения Шкловского, кои невозможно отнести к какому-либо жанру, или дневниковая проза Проппа)". Итак, знаменитый исторический роман был написан Тыняновым в конце 1920-х. Десять лет прошло с того времени, когда Шкловский был свидетелем того, как война рвёт и ломает человеческое тело. Десять лет доказали, что невозможно из обрывков человеческих тел составить что-то путное - точь-в-точь как не составишь из льдинок слово "вечность". Лет пять прошло с публикации "Сентиментального путешествия", пять лет понадобилось для того, чтобы исторический эпизод превратился в метафору. В ту пору не стеснялись открыто заимствовать друг у друга сюжеты - сюжеты дарили как вещи. Их давали в рост как деньги. Ещё не кончилось то время, когда Серапионовы братья с восторгом кричали: "Моя заявка!" - потом без сожаления расставаясь с ней в пользу товарища. Дружба была сложной. То, что печаталось в газетах, не соответствовало тому, что говорилось за столом. В июле 1932 года Шкловский напечатал в "Литературной газете" статью "О людях, которые идут по одной дороге, но об этом не знают", где о "Восковой персоне" Тынянова говорилось: "Роман не вытекает из болота, из болота иногда вытекают большие реки, роман втекает в болото. Не кончаясь ничем! Кино, музей восковых фигур, немецкий экспрессионизм определяют Юрия Тынянова". Спустя несколько месяцев, 21 ноября, Чуковский запишет в дневник свой разговор с Тыняновым: "мы заговорили о Шкловском: "да, мы встречались после его статьи, разговаривали, но прежнего уже нет - и не будет. Его статью я почувствовал как удар в спину! Он потом писал другую, замазывал, говорил, что я мастер, но нет - бог с ним - когда была у нас общая теоретич. работа - тогда и была у нас дружба. И смешал меня в кучу с другими, и Олеше посвятил целый столбец, а мне - всего несколько строк - о том, что я читаю всё одни и те же книги. Что у меня вообще мало книг. Это у меня-то мало книг!!!" Видно, что этот пункт статьи Шкловского особенно задел Юрия Николаевича" 1 52ф. Но всё же они мирились, а потом Шкловский напишет о нём рассказ-некролог, при чтении которого слышно, как автора душат рыдания.

Ссылки: