Шефтель И.Б.: Война, Рубцовское пехотное училище, фронт 1942-1944?

Когда на нас вероломно напали фашисты, необходимость защищать Родину не вызывала сомнений у меня, но и в эти грозные дни я не отправился на фронт добровольцем, как это сделал мой двоюродный брат Леопольд, освобожденный от военной службы из-за плохого зрения. К несчастью московское ополчение, в которое вступил студент истфака МГУ Леопольд Выдрин и многие другие москвичи, не представило собой надежного щита столицы, хотя было сформировано из настоящих патриотов, людей сильных духом. Оно попало в окружение, многие ополченцы оказались в немецком плену. Среди них и Выдрин.

Илья Бенцианович не пошел воевать добровольцем, однако его отношение к воинской повинности не было настолько плохим, чтобы он попытался уклониться от фронта. Получив в октябре сорок первого диплом и направление на работу в Алтайский край, Шефтель тотчас же отправился в свой районный военкомат и был не мало удивлен, что в эти критические для столицы дни его не мобилизовали, а спокойно поставили в приписном свидетельстве штамп: "Снят с учета".

В армию Илью Шефтель призвали только в августе следующего года, уже в Краснощековском районе Алтайского края. Направили в Рубцовское пехотное училище , начали учить на офицера. Трудно пришлась ему воинская служба. Не очень крепкого физически по природе, да еще ослабленного плохим питанием за полгода учительства курсанта Шефтеля недолюбливал командир взвода лейтенант Луговой. Ограниченный в своем развитии и образовании лейтенант наслаждался тем, что получил в свое подчинение человека с высшим образованием. Не только во взводе, но, пожалуй, во всем училище, был один такой курсант-интеллигент. Почти все остальные - сельские парни с семилетним и десятилетним образованием.

Недолго продолжалась учеба. Отгремела историческая Сталинградская битва. Победа в ней была замечательная, но армия понесла огромные потери. Потребовались не столько офицеры, сколько пополнение солдатами.

...В палату санчасти вместе с морозом, который врывался через дверь, выходящую прямо на лестницу, проникали известия о происходящем в подразделениях. А происходило там что-то непонятное: сдавали противогазы, все учебные пособия. Зачем: Почему? Никто не знал. Предположения строились всевозможные. Одно было ясно: ожидалось какое-то существенное изменение в жизни училища. Чем дальше, тем больше прояснялась картина. В разговоре медперсонала между собой проскальзывали слова: "запад?", "маршрут?", "Москва", "эшелон"... Москва! Сердце Ильи затрепетало. Москва! Это не только воспоминания, но и мечты. Эшелон... на запад... через Москву...

Здоровье курсанта Шефтеля, схватившего флегмону руки, поправлялось, но из санчасти его еще не выписывали. И он очень опасался задержаться здесь, опоздать к отправлению эшелона. В палату тем временем врывались новые вести. Едут не все, остаются младшие командиры и еще некоторые курсанты. В какое же число попал Илья? Говорили, что остаются отличники. Отличником он не был. Значит он едет! Это было желанным и ... обидным одновременно. Обидно было оказаться среди худших, среди тех, которые как хлам выбрасываются из училища.

Но вот пришла в санчасть еще одна весточка: курсанты с высшим образованием тоже остаются. Значит Шефтелю остается доучиваться на офицера. А как же Москва? Как хочется посмотреть родной город! Пусть фронт со своей смертельной опасностью, Но зато на пути Москва. Оставаться нельзя, надо ехать! На обходе Шефтель попросил врача немедленно выписать его, но просьба эта была удовлетворена лишь на следующий день.

Две недели Илья Шефтель не был в расположении, не был и на улице. Морозный воздух сибирского февраля пьянил, захватывал дыхание. Илья спешил. Надо было бы зайти в парикмахерскую, но он все-таки сначала отправился прямо в расположение роты. Надо узнать, едет он или оставлен?

В расположении все было ново, неузнаваемо. Курсанты, облаченные в ватные брюки и куртки, ходили гордыми, взбудораженными предстоящим отъездом на фронт. Только небольшая группа по-прежнему в диагоналевых бриджах ютилась по углам большой спальной. Это остающиеся. В душе почти все они радовались отсрочке отправления на фронт, но перед товарищами, которые уже вот-вот погрузятся в теплушки, было совестно. Илья не знал, к кому присоединиться: то ли принять гордый вид и вместе с ?фронтовиками? надменно и в то же время с завистью поглядывать на будущих лейтенантов, то ли заодно с последними проникнуться чувством превосходства, но в то же время смущенно выглядывать из закоулка?

- Как здоровье? Как рука? Отлежался? Ну твое счастье, а то тоже поехал бы!

- Шефтель остается! - крикнул кто-то из отъезжающих. - Его в списках нет, а списки уже утверждены.

Илья не знал, радоваться ли, печалиться ли. С одной стороны хорошо: он остается в училище, среди отобранных, среди лучших курсантов. А с другой стороны опять месяцы нудной учебы и муштры, и, главное, не увидеть Москвы. Обидно было и то, что оставлен он не благодаря своим достоинством, а по воле случая -болезнь. Однако приятель, ротный писарь сообщил Шефтелю, что с самого начала отбора курсантов Илья предполагалось оставить в училище.

Прошло несколько дней. И вот новый приказ. В училище никто не остается, все отправляются на фронт!

В теплушки погрузились в студеный февральский день. Эшелон продвигался медленно. Только в марте прибыл в Москву, на большую сортировочную станцию Перово . Многие дни простаивали тут воинские маршруты в ожидании назначения дальнейшего маршрута. Сюда же с запада приходили составы с пленными немцами, румынами, венграми. Прибывали санитарные поезда с раненными, платформы с разбитой военной техникой - нашей и трофейной. Дюраль искореженных самолетов послужил хорошим материалом для умелых курсантских рук. Во многих теплушках развернулось производство: нарезали алюминиевые расчески, в выдолбленных в кирпиче формах отливали ложки, изготовлялись мундштуки. Словом время не проходило попусту.

За время длительной стоянки в Перово Илья несколько раз побывал в Москве. Посетил уже вернувшихся из эвакуации родственников, посетил и свою квартиру. Она не пустовала. Ее густо заселили жильцы из пострадавшего при бомбежке дома. Но для Шефтеля она была пуста - не было тут дорогих родных.

Выезжали из Рубцовска в морозную пору, в валенках. А в Москве уже в разгаре была весна. Тут курсантов переобули, но не в сапоги, в каких ходили в училище, а в ботинки с длинными обмотками. Тут Шефтель в первый и, быть может, последний раз пожалел, что не доучился на офицера. Эти зеленые бинты вместо сапог были и неудобными, и даже как-то унизительными. Как ни печально, но всю свою последующую военную службы Илья Шефтель нес в обмотках. В них же обрядили его и при выписке из госпиталя. В такой неприглядной обуви прибыл он домой. Но это произошло почти через год. А пока эшелон двинулся на запад, к линии фронта.

Высадились на полустанке между Воронежем и Лисками. Здесь расквартировалась выведенная из-под Сталинграда сильно поредевшая стрелковая дивизия. Рубцовские курсанты пополнили ее ряды. Как и других Илью Шефтеля произвели в сержанты, назначили командиром минометного отделения. Он не то чтобы был упоен командным положением хотя бы в крошечном масштабе, но его удовлетворяло, что он не самый нижний чин и, главное, что был освобожден от переноски на себе тяжелого минометного ствола или еще более тяжелой опорной плиты. Шефтель добросовестно занимался с ребятами строевой подготовкой и другими делами армейской службы.

После короткого периода переформирования дивизия двинулась пешим строем на фронт. Шли ночами, а днем отдыхали. Вначале путь давался очень трудно, "горели" подошвы ступней. Мало помалу они покрывались толстой коркой мозоли, и идти стало легко. За ночным маршем наступал дневной отдых, обычно в каком-нибудь населенном пункте. Но прежде чем прилечь, требовалось почистить оружие. Так всегда и делали. Но однажды, после особо трудного перехода, когда ребята очень устали, командир отделения Шефтель разрешил сначала поспать, а уже потом приняться за чистку миномета и личного оружия. Такая вольность возмутила командира взвода, и он немедленно освободил Илью от обязанностей командира отделения. На его место назначили Ваню Воинова, славного парня из того же Рубцовского училища. Учтя ошибку Шефтель, Воинов уже не допускал никакой "слабинки".

Так на фронт Илья Шефтель прибыл уже самым нижним чином, хотя и сохранил сержантское звание и лычки на погонах. Фронт, как Илья узнал впоследствии, назывался Степным , резервным. Немцы в те дни готовили новое наступление в районе Курска, а советское командование - сокрушительный контрудар. Пока атаковали гитлеровцы, дивизия занимала оборону во втором эшелоне, довольно далеко от линии огня. Но недели через две ее выдвинули вперед. Начиналась историческая битва на Орловско-Курской-Белгородекой дуге !

В начале войны дядю Лелика забрали в армию. Вскоре письма от него перестали приходить. Есть известная история о том, как маме в Аягузе гадала старая полька (там жили ссыльные семьи убитых польских офицеров). Все ее гадания сбылись. Она сказала, что неродная сестра ( Зеля ) погибла, что родной брат ( Илья ) жив, и вскоре от него придет письмо с нарочным, чем вызвала недоверие и недоумение, предсказала, что Леопольд в плену и вернется. Действительно, вскоре в Аягуз приехал кто-то, кто был в том же госпитале, что и д. Лелик и привез от него письмо, написанное вдоль и поперек листа, разобрать что-то было нельзя. Но была приписка медсестры о том, что он был контужен, долго находился без сознания, а теперь постепенно приходит в себя, и даже смог что-то написать, скоро поправится...

Ссылки: