Шатуновская: на путине

Неожиданно трудной оказывалась работа, казалось бы, очень выгодная, на ней наесться можно было, работа на путине. Рыба - сколько ее там валялось, пропадало, хвосты чуть не полрыбы, молоку выбрасывали. "А они разрешали брать?" - спрашивает Джана. "А чего ж не разрешать? Наша кухарка приходила, наберет этого всего, сварит. Все накидывались, особенно мужчины, и все валились с кровавым поносом. Путина, а работать некому, все лежат. Приехала комиссия, думали, эпидемия холеры. Потом разобралась - белковое отравление.

После недоедания сразу слишком много белков - организм отвык от белков и не может их перерабатывать. Руки все в рыбьих нарывах.

Здесь за один такой - освобождение, а там их сто, все равно не дадут, можешь - работай. Потом опять, когда стало у меня воспаление почек, гиперуремия, меня отправили в лазарет, при лагере был. Без сознания почти приволокли. Я в кладовке свалилась, несколько часов лежала, слышу, трогают меня, а это врач и санитарка Дуся. "Вы, - говорят, - идти можете или на носилках?" - "Нет, - говорю, - не надо на носилках, как-нибудь дойду". А на промыслах не было пресной воды, мы голову соленой, морской мыли. В волосах колтун, разве косу ниже пояса промоешь? Дуся говорит: "Давайте, я Вам голову помою, и Вам сразу легче станет". Принесла два ведра пресной воды, голову мне с постели свесила, клеенку подложила и промыла все. Я говорю: "Какая Вы добрая! У Вас ведь и так столько дел!" А она говорит: "Как же, мы все тут в беде, должны друг другу помогать". Мы потом очень подружились и полюбили друг друга".

"Мы стояли у больших лотков и потрошили рыбу, горбушу, икру откладывали отдельно, печень и сердце, кто хотел, брал. А так они все равно пропадали. Все остальное выкидывали. А в зале стояли чаны с водой, там стояли женщины постарше, они мыли в них рыбу. Мы кидали им туда прямо назад, через голову. Один раз мы не спали три ночи подряд, пришло очень много рыбы. Приехал уполномоченный, уговаривал нас:

"Женщины, на материке идет война".

- Мы знаем.

- Вы уж постарайтесь, пожалуйста. Вам дадут белого хлеба и конфет.

- Нам не надо, мы и так сделаем.

- Почему, мама?

- А чтобы не думал, что мы за их слипшиеся подушечки не спим. Так и стояли трое суток подряд. А руки до локтя все в крови и чешуе.

Если хочешь пойти оправиться, то надо полчаса отмываться. Так мы уж идем все сразу, собираемся группами человек десять. А одна только вымоет руки и всех нас оправляет, расстегивает, застегивает... Надо эту рыбу класть в бочку, селедку - голова к голове в одном слое, а в другом слое - хвостами в ту же сторону, в какую раньше клали головы. Или, скажем, крест-накрест надо класть, слой за слоем, чтобы они не тухли, чтобы они друг друга не мяли, чтобы они сохраняли свою форму. А уголовницы накидают просто селедку в бочку, а сверху положат несколько рядов. Я говорю: "Как же так? Как же вы так работаете? Ведь селедка же испортится в бочке". А они говорят: "Туда- сюда, дескать, пусть ее сгниет. Нам лучше будет".

Потом я ходила с тачкой, и женщины очень возмущались. А там отходы эти белковые. Я вывозила их из цеха на какую-то свалку. Женщины говорили: "До сих пор еще не было, чтобы женщины ходили с тачками. Раз ты можешь ходить с тачкой, то и нас заставят. Эта работа не женская". Все на меня кинулись. Я говорю:

"А как же? Я не могу, у меня исколоты все руки рыбьими плавниками". У меня по всем рукам пошли нарывы... Я до того исхудала, что у меня около предплечья сходились уже пальцы. Я могла обхватить одной рукой - левой за правую. И каждый укол вызывал нарыв. Все руки в нарывах. Но кое-как прошли эти нарывы, я стала опять работать с рыбой. Три месяца работали в Армани. На Армань приехали морем. Был шторм. Катер не мог пришвартоваться. Нас бросали прямо вниз в волны, на катере парни ловили в руки. Так высадили. Жива".

Ссылки: