Воспоминания Шатуновской О.Г. Следствие. Персиц

Юрия после этого исключили из партии, уволили, он год был без работы. Потом снова приняли, так как был он ценный специалист. Но я этого не знала. На допросах они кричали мне:

- Твой муж во всем сознался, не то, что ты, гадина! Соберутся человек десять, машут кулаками, орут.

- Гнида контрреволюционная, сознавайся, сейчас мы тебе покажем!

- Водили вниз в подвал, где других пытали, но меня ни разу не били и не пытали. А Марусю Давидович пытали - подвешивали за ноги, раскачивали и били головой об стену.

Орут, орут: - Сейчас мы тебя! Идут наверх, потом приходят: - Опять не дал.

Разрешения пытать начальник не давал. Персиц. Один раз он вызвал меня к себе, мы были одни в кабинете, и он говорит:

- Я хочу вас спасти, я не дам вас на военную коллегию, а пропущу через Особое Совещание.

- За что? Чем я виновата?

- Вы ничего не понимаете, это самое лучшее, что я могу сделать. Военная коллегия - это все! Я решил спасти вас.

Почему он так решил, я не знаю, то ли брат его - он работал секретарем Красногвардейского райкома партии, рассказывал ему обо мне, то ли я ему понравилась, когда он приходил на допросы. Однажды они дали мне подписать отрицательный протокол, это считалось очень хорошо, но я этого не понимала.

Сознаетесь ли вы в том, что вели контрреволюционную троцкистскую деятельность, насаждая в партийном аппарате троцкистов?

- Нет. Пишут: "Отрицает". Дают подписаться.

- Помогали ли вы скрывать Крымскому, что он троцкист?

- Я не могла этого ему помогать, потому что он не скрывал. В двадцать четвертом году на чистке в партии он выступал и говорил, что он принимает троцкистскую платформу, тогда многие ее принимали. И он никогда этого не скрывал, поэтому я не могла ему помогать.

Пишут: "Отрицает".

- Подпишите. Я говорю:

- Что же вы пишете "отрицает", вы напишите, как я вам сказала, что он не скрывал. Они так обозлились:

- Ах ты, гадина, такая-сякая! Орут, кричат:

- Вызовите начальника.

Вот тогда я первый раз его увидела, наверное, он и до этого приходил, только я его не видела, потому что их много, а я без очков.

- Вот, товарищ начальник, до чего эти враги дошли, до какой наглости, ей дают подписать отрицательный протокол, а она не подписывает, куражится.

Вот тогда я его впервые увидела, невысокого роста.

- Сейчас же подписывайте, вы видимо не понимаете, где вы находитесь, что и при каких обстоятельствах следует делать. Вам дают отрицательный протокол, вы понимаете, что это такое? Вот не помню, кажется, после этого он вызвал меня к себе в кабинет.

Я говорю ему:

- Что вы творите, что вы делаете? вы же не врагов сажаете, всех честных партийцев. Он взял меня вот так пониже локтя за руку:

- Если здесь вот у вас язва, что вы будете делать? Вырежете сперва язву, а потом и то, что вокруг нее - здоровое мясо, так и нам приходится делать.

- Похоже на то, что руку уже всю отхватили.

- Ну что ж делать, может быть и руку. Год была в одиночке. Сперва на Лубянке. Потом в Новинской тюрьме - там, где сейчас СЭВ, а за СЭВом гостиница, там тогда деревянные и каменные барачные дома стояли, там и была Новинка. Потом в Таганской. С Персицем - это в Таганской, в одиночке.

Ссылки: