Воспоминания Шатуновской О.Г. Армань, рыбные промысла

Мы стояли у больших лотков и потрошили рыбу-горбушу. Икру откладывали отдельно, печень и сердце кто хотел брал, а так они все равно пропадали. Все остальное выкидывали. А сзади стояли чаны с водой, там стояли женщины постарше, они мыли в них рыбу. Мы кидали ее туда прямо назад через голову.

Один раз мы не спали три ночи подряд, пришло очень много рыбы. Приехал уполномоченный, уговаривал нас.

- Женщины, на материке идет война.

- Мы знаем.

- Вы уж постарайтесь, пожалуйста, вам дадут белого хлеба и конфет.

- Нам не надо, мы и так сделаем.

- Почему, мама? А чтоб не думал, что мы за их слипшиеся подушечки не спим. Так и стояли трое суток подряд. А руки до локтя все в крови и чешуе, ели хочешь пойти оправиться, то надо полчаса отмывать их. Так мы уж идем все сразу - собираемся группами человек десять, а одна только вымоет руки и всех нас оправляет, расстегивает, застегивает. Рыба шла назад по реке на пороги, метать икру. Она трется о камни, все сплошь ею покрыто, как пелена бьется, серебрится. Пароходы приходят с рыбой, и их не успевают разгрузить, как приходят еще новые. Это - путина.

Надо эту рыбу класть в бочку, селедку - голова к голове в одном слое, а в другом слое - хвостами в ту же сторону, в какую раньше клали головы. Или, скажем, крест-накрест надо класть слой за слоем, чтоб они не тухли, чтобы они друг друга не мяли, чтоб они сохраняли свою форму. А уголовницы накидают просто селедку в бочку, а сверху положат несколько рядов.

Я говорю:

- Как же так? как же вы так работаете? ведь селедка же испортится в бочке!

А они говорят:

- Туда-сюда, дескать, пусть ее сгниет, нам лучше будет.

А потом стали мы икру просеивать через сита. Вот стоит много всяких сит, и икра проходит через сито и задерживается по калибру сита. И нам давали части этих рыб - печенки, селезенки, и мы их варили. И все как один слегли, у всех температура сорок. Приехало начальство, не вредительство ли это? Работать некому - путина идет! И вот нашелся один врач, который сказал, что эти люди не видели белков несколько лет, и вот у них получилось белковое отравление.

Потом я ходила с тачкой, и женщины очень возмущались. А там отходы эти белковые. Я вывозила их из цеха на какую-то свалку. Женщины говорят:

- До сих пор еще этого не было, чтобы женщины ходили с тачками. Раз ты можешь ходить с тачкой, то и нас заставят, эта работа не женская. Все на меня кинулись.

Я говорю:

- А как же, я не могу, у меня исколоты все руки рыбьими плавниками. У меня по всем рукам пошли нарывы, от недоедания, конечно. Я до того исхудала, что у меня около предплечья сходились уже пальцы, я могла обхватить одной рукой - левой за правую. И каждый укол вызывал нарыв, все руки в нарывах.

Но кое-как прошли эти нарывы, и я стала опять работать с рыбой. Три месяца работали в Армани. На Армань приехали морем, был шторм. Катер не мог пришвартоваться к кораблю, нас бросали прямо вниз, в волны, на катере парни ловили в руки - так высадили. Жива.

Там я заболела почками, бросили меня в чулан, Дуся мыла волосы. С Армани попали опять на пересылку, не знали кого куда. Я говорю, дайте я позвоню, мой начальник за мной приедет.

Освободили меня в апреле сорок шестого по ходатайству начальника котельной. До ноября там жила, не было разрешения на выезд, Микоян хлопотал.

Когда освободили, я бросила бушлатик, все лагерное, хотя на пересылке говорили, это ненадолго, снова загребут. Потом жалела - на этапах, да в Енисейске бы пригодился.

Я все на себе переделывала: юбку в складку, бушлатик ушила. Мне сон недавно снился про дядю Мишу , что мы с ним в тюрьме сидим, и буханку нам теплую на нары кинули, и дядя Миша о друзьях вспомнил, есть ли у них, и я думала - дядя Миша, как всегда, о друзьях думает.

Ссылки: