Реакция на бюллетени о болезни Сталина

Смысл странноватого названия этой главы поймут не все. Но многие из тех, для кого 5 марта 1953 года стало важной вехой в их жизни, сразу сообразят, в чем тут дело. А для меня за этими словами встает еще и такая история. Был у меня такой знакомый - Юра Гастев . Когда меня с ним знакомили, я сразу подумал, что это, наверно, "сын Гастева". Так оно и оказалось. Отец Юры был - "тот самый Гастев", Гастев Алексей Капитонович , известный в 20-е годы поэт, основатель "Центрального Института Труда" , ученый, уже тогда предвосхитивший некоторые идеи, на основе которых позже возникла новая наука - кибернетика. В 1938 году он был арестован и сгинул в сталинских лагерях . Но когда я спросил у приятеля, познакомившего нас, правда ли, что Юра - сын "того самого Гастева", тот обиженно возразил, что правильнее было бы говорить, что Алексей Капитонович - это отец "того самого Гастева", то есть Юры. Юра и в самом деле был человек, быть может, не менее замечательный, чем его знаменитый отец. Я знал его мало - видел, наверно, всего два или три раза в жизни. Но в один из этих разов он показал мне только что вышедшую свою книжечку, вокруг которой - сразу по ее выходе в свет - разгорелся крупный скандал. Книжка была специальная. Вообще-то это была его диссертация. В жизни своей Юра занимался разными вещами: математикой, философией, участвовал в выпуске правозащитного бюллетеня "Хроника текущих событий" , из-за чего в конце концов вынужден был эмигрировать (закончил он свои дни в Америке, в городе Бостоне), и даже писал совсем недурные стихи. Но диссертацию свою он защитил на сугубо специальную тему (то ли по математике, то ли по математической логике), и понять ее я, разумеется, был не в состоянии. Показывая ее мне, Юра, конечно, и не предполагал, что она может меня заинтересовать сама по себе. А о скандале я уже слышал: среди тех, кого автор благодарил за помощь, оказанную ему в работе, был назван академик А.Д. Сахаров , упоминать которого в то время можно было, только поливая его бранью и отмежевываясь от его крамольных идей. Когда Юра показал мне оборот титульного листа с перечнем фамилий, в числе которых была и фамилия опального академика, я сказал, что да, мол, уже слышал про это. Но он, не отнимая книгу от моих глаз, ткнул пальцем в другую, следующую строчку, слегка отстоящую от общего списка: Особую благодарность автор выражает профессорам У.Х. Чейну и Л. А. Стоксу, без помощи которых эта книга никогда бы не увидела свет. Я, конечно, сразу сообразил, кто такие У.Х. Чейн и Л.А. Стокс (за точность инициалов не ручаюсь) и чем был обязан им автор. Но оказалось, что за этими строчками не только намек на всем нам хорошо известные обстоятельства, но - целая история, которую он тотчас же нам рассказал. 5 марта 1953 года Юра встретил, кажется, уже на воле: свой срок в сталинском лагере он к тому времени уже отсидел. Не могу сказать точно, не знаю, попал он туда как ЧСИР - член семьи изменника родины - или пришили ему какую-то свою, отдельную статью. Но это, наверно, особой роли не играло, как и срок, который ему намотали, поскольку все зэки, сидящие по политическим статьям, знали, что и после окончания срока их все равно на волю не выпустят, а если и выпустят, то скоро опять возьмут, повторно. Так что даже оказавшись - по счастливой случайности - на воле, Юра не переставал чувствовать себя лагерником. Итак, 5 марта 1953 года: как гром среди ясного неба грянуло известие о болезни вождя. А затем - бюллетени, где мелькали малопонятные, а то и вовсе непонятные простому человеку слова и выражения: "поражение стволовой части мозга", "кислородная недостаточность", "больной находится в стопорозном состоянии". И среди них - самое непонятное из непонятных: "Дыхание Чейн-Стокса". С тревогой и надеждой вслушивались тогда в эти передававшиеся по радио бюллетени миллионы людей. С тревогой и надеждой вслушивались в них и зэки. Но у них и тревога была другая (неужели выживет?), и надежда тоже - своя (а может, все-таки подохнет?). Юрины друзья-солагерники не в силах были томиться этой неизвестностью. Но отыскался среди них какой-то зэк с медицинским образованием - может быть, даже профессор - и подступились они к нему с расспросами. И кто- то из них спросил:

- А дыхание Чейн-Стокса - это что значит?

- А дыхание Чейн-Стокса,- усмехнувшись, ответил "профессор",- это, братцы, значит - полный пиздец. И до знакомства с Юрой Гастевым, до этого его замечательного рассказа мы с друзьями каждый год 5 марта собирались и пили за этот красный день календаря, круто изменивший всю нашу жизнь. Но после того как я услышал эту историю, на всех таких наших посиделках я всегда норовил провозгласить тост "за профессоров Чейна и Стокса". И это было справедливо. Ведь все мы (во всяком случае, многие из нас) "профессорам Чейну и Стоксу" были обязаны не меньше, чем Юра Гастев. Но в тот день, когда я услыхал по радио про "дыхание чейн-стокса" и понял, что это "полный пиздец", мною владели совсем другие чувства.

Ссылки: