Ох, как не хотелось Б.Сарнову идти к Виктору Николаевичу Ильину

Ох, как не хотелось мне идти к Виктору Николаевичу - рассказывать про мнимых моих французов! Но, как миленький,- пошел. Самодонесся я, правда, не в устной, а в письменной форме. Написал обдуманную и, как мне казалось, очень хитрую бумагу, в которой говорилось, что не принять иностранных корреспондентов, которые - без всякого предупреждения - свалились на меня как снег на голову, я не мог: и так иностранцы говорят, что нет у нас никакой свободы, так зачем же давать им для этих разговоров и новую пищу. Поэтому я и старался держаться с ними свободно, не скованно, говорить не только то, что пишет официальная наша печать. Да, быть может, даже позволил себе слегка выйти за жесткие рамки привычной самоцензуры. И тем не менее я, конечно, не могу отвечать за все, что они там у себя напишут и какие припишут мне слова и мысли. Сочиняя эту хитрую бумагу, я рассуждал так. Если жена со своими подозрениями не права, если это были действительно французы, им моя бумага не повредит. Плевать они хотели на Ильина и его начальников. Если же это была "проверка на вшивость", своим доносом я разрушил задуманную ими провокацию. А если даже и не разрушил, то уж во всяком случае смягчил силу направленного на меня удара. Притащив этот самодонос Ильину, я молча положил его ему на стол. Он бегло проглядел первую страницу, отложил мое сочинение в сторону и так же молча кивнул мне: ладно, мол, иди, все в порядке. Но в глазах его промелькнуло что-то вроде той улыбки, с какой Сталин в одном из самых любимых моих устных рассказов сказал посетившему его митрополиту: "Его не боишься, меня боишься?" Впрочем, может быть, все это мне и померещилось. Но дело тут ведь не в том, что подумал про меня тогда Виктор Николаевич. Дело не в нем, а - во мне : в том, что заставило меня поступить так, как я поступил. Вот как живуч оказался тот старый, давний мой страх перед этой грозной аббревиатурой. А ведь времена были - напоминаю - уже вегетарианские, как выразилась однажды по этому поводу Анна Андреевна Ахматова. Так что уж говорить о тех, далеко не вегетарианских временах, к которым относится внезапно накатившая на меня любовь к Сталину.

Ссылки: