Зачем Б. Сарнов изучает "Угол отклонения" своего литературного героя

Борька Сазонов - это, конечно, я. (Недаром даже инициалы - первые буквы его имени и фамилии - совпадают с моими). И в то же время это - не совсем я. (Я ведь не зря предупреждал, что заменить не написанные мною главы воспоминаний о моем детстве эти два рассказа не смогут.) Дело это в литературе самое обыкновенное. Можно даже сказать, что это - правило, не знающее никаких исключений. Литературный персонаж никогда не бывает тождествен своему прототипу. Даже Николенька Иртеньев - герой "Детства и отрочества" Л.Н. Толстого - это не совсем Толстой. А ведь во всей мировой литературе, я думаю, днем с огнем не сыщешь второго такого беспощадного самоаналитика, как Лев Николаевич. Угол отклонения, неизбежно возникающий даже в самых правдивых автобиографических книгах, может быть не слишком велик. Но может достичь и девяноста градусов, а в иных случаях даже приблизиться и к ста восьмидесяти. См. "Угол отклонения" литературного героя В. Катаева от жизненного прототипа Повторю еще раз: все это я вспомнил совсем не для того, чтобы разоблачить, "вывести на чистую воду" писателя Валентина Катаева. Этот угол отклонения - явление в литературе самое обычное. И даже неизбежное. Литературоведов, стремящихся с точностью до самого малого градуса вычислить величину такого угла, часто попрекают. Говорят, что занятие это (лезть в чужие тайны, копаться в чужом белье) не совсем приличное. А главное - совершенно зряшное. Вот, мол, перед вами текст, его и изучайте. В тексте есть все, остальное - от лукавого. На самом деле, однако, стремление понять, в какую сторону, как далеко, а главное, с какой целью, с каким тайным умыслом отклонился автор от реальности, создавая свое автобиографическое или лирическое полотно, далеко не бессмысленно. Вычислив этот самый угол отклонения, сплошь и рядом можно проникнуть в такие глубины художественного текста, до которых иным способом, пожалуй, и не добраться. Все это можно было бы показать на примере того же Катаева. (А можно, скажем, и на примере "Записок из мертвого дома" Ф.М. Достоевского.) Но я пишу не о Катаеве и не о Достоевском, а о себе. Когда мне пришло в голову включить в эту книгу те давние мои два рассказа , более всего меня тут привлекала - теперь в этом уже можно признаться - возможность определить, вычислить вот этот самый угол отклонения. Понять и увидеть разницу между моим Борькой Сазоновым и мною - тем мною, каким я тогда был. Но сделать это я хотел совсем не для того, для чего это делают литературоведы, а с другой, скорее даже с противоположной целью. Для литературоведа в этом случае, как я уже сказал, важна открывающаяся перед ним возможность лучше понять текст. Для меня же тут главное - вспомнить, понять, вытащить из себя все, что осталось за пределами текста.

Ссылки: