письмо ДЕМЬЯН БЕДНЫЙ-СТАЛИНУ О ДИКТАТУРЕ ПРОЛЕТАРИАТА И ДИКТАТУРЕ ПАРТИИ 28.08.

28.08.1924 28 августа 1924 г.

Родной! Вместо кабардиночки Вы огрели меня трактатом. Это уже подлинные "мысли вслух". Я оказался в лестной и приятной для меня роли оселка, на котором Вы оттачиваете свой кинжал. Что этот стальной кинжал, приобретя блеск и остроту, будет потом всажен, куда следует, в этом я ни на минутку не сомневаюсь. Пока Вы рекомендуете мне "не размножать, не копировать, не кричать". (Считаю необходимым по этому случаю оттенить раз и навсегда, что в моих встречах и разговорах тема

"я и Сталин" абсолютно исключена из общения, как тема личная, интимная, как то "нутряное", к чему я отношусь особенно бережно. Не зря же я - сам свой переписчик. Я очень скрытен, как ни странно прозвучало бы для всех, кто привык видеть мою широкую, "открытую" физиомордию. Наедине с собою я хмур. "Андрон Хмурый" - это я сам. Но об этом много говорить. Обратимся к делу. To, что я "липовый" теоретик - в данном случае не является бедой, так как с такой "липой" в большинстве-то случаев подлинным теоретикам приходится иметь дело. От хорошей "липы" требуется одно: уметь разбираться в том, что ей преподносится, выбирая из преподношений самое пользительное. Трактат Ваш я обсасывал и так, и этак. Поерзал опять по анониму. А потом подошел к теме не Вашим и не "анонимным" путем, а своим, привычным, испытанным, тем путем, каким я подхожу к разрабатываемой мною художественной - и вместе агитационной - теме. На этом пути - могу гордиться - у меня "рюх" не бывало и "ноздря" моя меня не подводила. Я всегда не только чувствую, но вижу своего читателя: как он морщится, как плюется, как ухмыляется, как умиляется. И я знаю, какие слова нужны в каждом отдельном случае. Однажды Владимир Ильич прощупывал меня: чем, дескать, объясняется "колдовство" моего языка, трогающего сердце под серой шинелью. А болел тогда - в начале 1919 года - Владимир Ильич одним вопросом: будут ли наши мужики воевать с белогвардейцами или сплошают? И какими словами убеждать их, возбуждать, заражать боевым пылом? И трогательно теперь вспомнить, как цепко ухватился Ильич за книгу, которую я ему подсунул: "Причитания северного края", собранные Барсовым, часть вторая. ПЛАЧИ ЗАВОЕННЫЕ, РЕКРУТСКИЕ И СОЛДАТСКИЕ.

Один уже вид второго тома - сравнительно с первым, - показывает, что книга не просто у Ильича полежала на столе. Ильич говорил мне, ознакомившись с "Завоенными плачами": "не любит наш мужик воевать. Вон сколько наплакал. Одначе, нельзя ли его этим же языком расшевелить? Нападая на старую солдатчину, так оплаканную, ВЕСЕЛО писать о новой армии! Ильич уловил секрет - Именно так, ВЕСЕЛО я и писал все свои фронтовые вещи. Революция наша была голодная, но веселая. Вера была.

И вот еще какой был случай у меня. Но уже с Зиновьевым , зимою, во время профдискуссии в Екатеринбурге. Зиновьев увидал группку красноармейцев, уставившихся на вокзале в большую доску, на которой плакатно было выведено четверостишие, гласившее примерно то, что наша советская страна будет такой, Где мироедам места нет, А труженикам - рай. Точно не помню. Было что-нибудь поскладнее. Зиновьеву стихи не понравились:

"тоже рай нашел! И какой это дурак писал??

- Да я же писал! - пришлось мне ответить: - это мои стихи?. Зиновьеву не понравился рай. А дощатый плакат на холодном перроне холодного Екатеринбурга холодных и голодных людей убеждал, что будет "рай". И люди верили. Иначе бы у нас ни черта не вышло. Интуитивно я протаптываю какие-то свои пути. Мышление мое агитационное. О чем бы я ни думал и что бы я ни читал, я прежде всего улавливаю агитационную, побеждающую, убеждающую будущность. И этим чаще всего определяются мои оценки. С таким вот "нетеоретическим" мерилом я подхожу теперь к Вашему "трактату" и к анонимке. То есть: как бы "вольготно" я чувствовал себя, агитируя за эту или за другую формулировку? Что будет звучать убедительнее: "диктатура пролетариата" или "диктатура партии"? Обсосавши трактат и анонимку, и обнюхавши даже их, я должен сыскать свои агитационно- убедительные слова в пользу одной из формулировок. Я ищу. А в голове уже играет ироническое слово: партчванство. И этим решается все.

На эту тему я мог бы много и превесело писать, но вы, мой хороший друг, такая умница, что в этом не нуждаетесь. Самое сильное у анонима - это цитаты из Ильича, которые не одного меня ошарашили. После Вашего письма эти цитаты, особенно те, что подверглись у анонима талмудическому "обрезанию", выглядят иначе. Ваша цитата - "получается, в общем и целом, формально не коммунистический, гибкий, сравнительно широкий, весьма могучий пролетарский аппарат, посредством которого, при руководстве партии, осуществляется диктатура класса" - эта цитата имеет решающий характер и в моих глазах представляется опорным пунктом. Ильич о диктатуре пролетариата говорил еще, что она "есть упорная борьба, кровавая и бескровная, насильственная и мирная, военная и хозяйственная, педагогическая и административная, против сил и традиций старого общества". При каких же условиях партия, руководящая рабочим классом, может вести успешно эту борьбу? Только в том случae, говорит Ильич, когда партия "пользуется доверием всего честного в данном классе и умеет следить за настроением массы и влиять на него". Это не quos ego! "вот я вас! И хорош "диктатор", который должен добиваться доверия и "следить за настроением?" подлинного, конечно, диктатора. В качестве "оселка" я бы мог Вам принести большую, чем ныне, пользу, если бы чего не понял в Вашем письме или с чем не согласился. Этого, "к сожалению", нет. И понятно, и согласен, и благодарен. Есть над чем подумать. И надо думать, потому что после Вашего письма я довольно-таки ясно представляю себе, какая бы получилась война, если бы она не ограничилась тем, что было до сих пор сказано. Это почище спора о "демократии", который является только одной производной частью нынешнего разногласия. На беду, это вопрос, при своей широте, и крайне острый. Можно сделать "перегиб" в сторону умаления партии. Ведь острота споров и заключается в "перегибах". И в "третьем радующемся". Если самые лучшие муж и жена круто заспорят, хотя бы распринципиально, спор может кончиться тем, что либо муж кого-то вы[ебе]т, либо у него жену у[е]бут. Я уверен, что мы с вами и от чужого не откажемся, и своего не упустим, а если упустим, так потому, что - "она блядь". Хотя бы и увешанная цитатами. Интересно все- таки. Жму руку. ДЕМЬЯН 28/8 24 г. Кремль

Ссылки: