Рабичев Л.Н.: Попытка попасть в Литературный институт

В 1949 году, летом я пришел к выводу, что ни оформление книг, ни живопись - не мое это призвание и надо, пока не поздно, поступать в Литературный институт . Быть поэтом, журналистом, редактором - кем угодно, но только работать в области литературы. Узнаю, что срок подачи произведений на конкурс в Литературный институт еще не закончен, отношу свои стихи. Положительная рецензия Евгения Долматовского , вторая положительная рецензия Ильи Сельвинского .

Директор института Сидорин вызывает меня и предлагает забрать документы из Полиграфического института, говорит, что с учетом того, что в Полиграфическом я на четвертом курсе, он готов принять меня на второй. Все, все о чем я мечтал с шестнадцати лет может, наконец, осуществиться, только времени критически мало, егу на Садовую. Захожу в кабинет к декану художественного отделения Николаю Федоровичу Лапину, объясняю ему, какое счастье мне привалило, а он удивлен, возмущен.

- Вы что, не понимаете, - говорит он, - что государство на вас деньги потратило? На самом деле ему очень нравились мои доклады на студенческих конференциях, он хорошо относился ко мне, диким и неразумным кажется ему мое решение.

- Документов не дам,- говорит он.

Обращаюсь к заместителю директора Константину Иакинфовичу Былинскому , а Былинский говорит:

- Пишите заявление на мое имя, но я его подпишу только при наличии согласия на ваш перевод заведующего кафедры - Андрея Дмитриевича Гончарова .

Нахожу Андрея Дмитриевича, прошу его подписать заявление. Он не возражает.

- Подпишу, Леня,- говорит он, - но только после Былинского. С утра до вечера десять дней бегаю по коридорам. Занятия уже начались, уже десятое сентября, а я не могу получить в отделе кадров ни своей метрики, ни аттестата, ни справки об окончании трех курсов. Наконец понимаю, что я жертва какой-то игры. На одиннадцатый день узнаю в отделе кадров, что все мои документы потеряны, их просто больше не существует.

Что это? Кто их уничтожил? Когда? Зачем? Но у меня зачетная книжка. Бегу к Сидорину, объясняю. Он говорит: - Не теряйте времени. Вот ваши стихи, вот рецензии. Пишите заявление, добивайтесь приема у Фадеева, у Симонова, у любого из секретарей Союза писателей СССР. Приносите подписанное заявление и станете студентом второго курса. Секретарша в правлении Союза объясняет мне, что Фадеев и Симонов в заграничных командировках, когда вернутся неизвестно. На работе только секретарь Котов. Захожу к Котову. Минут десять он что-то читает, перелистывает, наконец, обращает внимание на меня. Объясняю, что прошел по конкурсу, прошу прочитать стихи и рецензии, говорю, как все это важно для моей жизни, что пять лет армии и три года полиграфического института, что восемь лет уже потеряно, что Сидорин тут же примет меня на второй курс... Котов не проявляет никакого любопытства, не читает ни стихов, ни рекомендаций.

- "Если вы талантливы, - говорит он,- то вы и без института станете поэтом, если бездарны, то никакой институт вам не поможет, ни читать, ни подписывать ничего не буду".

Отворачивается и на меня больше не смотрит. Понимаю, что это все. Рисовать шрифты, оформлять книги, кончать Полиграфический институт, работать в издательстве художественным редактором, писать дурашливые оды на дни рождения друзей. Графоман!

А какой я художник? Тоже не понятно, в красках не разбираюсь, гипсовые головы получаются, но кому они нужны? Неужели все впереди? В 1951 году защищаю диплом. Оформляю сотни обложек технических книг. Шрифтовик? Автор иронических и семейных стихов на все случаи жизни? Уже два года заказывает мне рецензии на книги провинциальных издательств главный художник "Союзпечати" Курышев. Одновременно в издательстве "Росгизместпром" пишу на обложках детских ширмочек замысловатые названия их. Но в издательстве ЧП. Литературный редактор Карганова в растерянности. Художник, не помню какой, сдал иллюстрации, а поэт, который должен был написать стихи, пропал, и, если не сдать завтра оригиналы и поэтический текст - типография расторгнет договор. Это катастрофа.

Ссылки: