Рабичев Л.Н.: Лодочки на шпильках (Другая Маша)

Блиндаж сержанта Спиридонова располагался на высоте, на холме за деревней Сутоки. Я этого своего сержанта недолюбливал. Бывший лагерник, то ли вор, то ли в драке покалечил кого-то, глаза бегают, а рот непонятно улыбается. Хитрец, сквернослов и трус. Как стал сержантом, непонятно. Может быть, в запасном полку начальнику взятку дал, а может спьяна или со страха подвиг в бою совершил. Была у него медаль "За отвагу". Приехал я к Спиридонову. Слез с коня. Смотрю, девчонка лет семнадцати. Что-то у нее с телегой не ладилось. Я помог. Она платок скинула и поцеловала меня. От неожиданности я покраснел и сердце у меня забилось, а она расстегнула у меня на гимнастерке пуговку, руку к сердцу приложила и говорит:

- Так твою мать! Чего разволновался? Почему руки у тебя дрожат? Отвернулась, прыгнула на телегу, стеганула лошадь вожжами. Я говорю: - Куда же ты? А ее уже не было. Однако бойцы мои и Спиридонов все видели и слышали. Поужинал я в блиндаже, вышел на поляну. Луна. Звезды. За холмом стадо коров, силуэт пастушки. А Спиридонов говорит: - Товарищ лейтенант! А ведь это та самая Маша, что на телеге уехала. Наших всех отшивает, но, может быть, у тебя что получится. И я пошел. Сердце билось, ноги ватные, но пошел и сел с ней рядом. Она спиной к луне сидела, мое лицо видела, а я ее не видел. Потом она легла. Прошло с тех пор пятьдесят пять лет, но ничего приблизительно сопоставимого по степени потрясения уже никогда не было. Может быть, с ума сошли? Это было бесконечно и обоюдно, меня оглушил ее трепет, она что-то бормотала и я, видимо, пребывал в невесомости. Это было похоже на космос, может быть на море, я тонул в неизвестности, что-то накатывало, выше, выше, потом произошло чудо и длилось оно тоже бесконечно. Секс? Любовь? Ничего я не знаю. Была ночь. Несколько раз она отдавала мне свою жизнь, потом я ей прошлое и будущее, потом мы летели куда-то, а над нами было небо, звезды, коровы, луна, вечность. Первым заговорил я. Мне хотелось сделать для нее что-то большое, помочь жить, подарить на память какую-то необходимую для существования вещь. Но у меня ничего не было, кроме обмундирования и нагана. "Господи, - говорил я, - неужели нельзя ничего придумать?"

И вдруг меня осенило, и придумывать я уже ничего не хотел, а предложил ей стать моей женой. На нее напал смех. - "Лейтенант, - сказала она, - ведь я еще утром это поняла, ведь у тебя до меня никого не было и ты завтра можешь погибнуть на войне, и ведь и мне так хорошо никогда не было, но подожди! Если ты, правда, хочешь, чтобы я тебя запомнила, подари мне туфли, лакированные лодочки на шпильках, я такие до войны в кино видела." Лакированные лодочки? Как странно. Это, как у Гоголя - подари черевички! Где я возьму их? Но подожди. Сколько они стоят? У меня на книжке три тысячи рублей. Фронт уйдет, до Москвы часов двенадцать. Я отдам тебе эти деньги. Когда? Сегодня. Сегодня вечером. Ты поедешь в Москву, купишь там эти лодочки. И я оседлал своего коня и через полтора часа был в штабе роты. Однако ни писаря, ни начальника не было, а радист передал мне приказ командира части о начале наступления. Я сидел у телефона, отдавал распоряжения, потом дни и ночи перемешались. По дорогам, параллельным шоссе Москва -Минск, мы то наводили, то сворачивали линии связи, шли и шли по пятьдесят километров в сутки. Под Оршей немцы остановили нас. Маша! Я все время думал о ней. Почему я не узнал фамилии, почему не узнал адреса? И под Оршей, и под Прагой думал, и когда демобилизовался и поступил в институт. Кто она была? Как сложилась ее жизнь? А, может быть, был ребенок, а теперь ему пятьдесят пять лет? А отчество? То, что я обманул пастушку, знала вся Тридцать первая армия, это Спиридонов постарался. И о предложении выйти замуж, и о деньгах, и о лакированных туфельках на шпильках, и по этому поводу было много смеха.

Ссылки: