|
|||
|
Младший лейтенант Саша Котлов и еще одна Маша - Маша Захарова (нравы советских генералов)
В июне 1943 года во взводе управления нашей роты часть мужчин-связистов заменили девушками связистками. Одна из первых прибыла из резерва Маша Захарова . Окончила десять классов, отправилась на фронт защищать Родину. Девятнадцатилетняя, стройная, красивая. В одиннадцать часов вечера дежурный старший сержант Корнилов передал мне приказ начальника политотдела армии генерала П... Генерал потребовал, чтобы к двадцати четырем часам к нему в блиндаж явилась для выполнения боевого задания ефрейтор Захарова. Что это за боевое задание я понял сразу. Маша побледнела и задрожала. Я послал ее на линию, позвонил в политотдел, доложил, что выполнить приказ не могу ввиду ее отсутствия. Дальше последовала серия звонков, грубый многоярусный мат, приказ найти Захарову где бы она ни была. По моей просьбе командир моей роты направляет меня в командировку в штаб одной из дивизий. Я исчезаю. Генерал ложится спать. А Маша, неожиданно для меня, влюбляется в меня. Генерал не успокаивается, звонит каждый день, грозит за неисполнение приказания предать меня суду военного трибунала. Командир роты входит в мое и Машино положение, предлагает мне временно отвезти ее в полк на передовую. Я, Маша, мой ординарец Королев направляемся в заданный район , но в дороге нас застает в городке Любавичи ночь. Нахожу армейский узел связи. В избе двухъярусные нары, стол с коммутатором, телефонами и горящей гильзой, за столом оперативный дежурный, лейтенант, у коммутатора - сержант, свободное место на нарах только одно и на него я отправляю своего ординарца Королева, а сам вместе с Машей ложусь на пол, но на полу лежать неудобно и холодно. Я приказываю Маше подняться, снимаю свою шинель, расстилаю ее, ложусь и предлагаю Маше лечь на мою шинель рядом и накрыться ее шинелью, но лежать спокойно, не разговаривать, закрыть глаза и спать, а она неожиданно прижимается ко мне и стремительно расстегивает ворот моей гимнастерки и губы настежь, и умоляющие глаза. Меня начинает трясти, но не люблю же я ее, в Любавичах с первого взгляда я влюбился в телефонистку из соседнего подразделения, москвичку, студентку филфака, и она в меня влюбилась с первого взгляда. Совсем не хочу я Маши. Выбираюсь из под шинели, выхожу на улицу, смотрю на звезды. Был это у меня роман настоящий, но невероятно странный. Одну ночь провели мы вместе, а потом до конца войны искали друг друга и почему-то не могли найти. Раз пять брала она отпуск в своей части, находила моих солдат, передавала через них письма, но всегда я оказывался где-то километров за сорок, а когда находил ее часть, то ее куда-то откомандировывали. Но я отвлекся, на этот раз, капитально. Через месяц за Машей Захаровой начинает ухаживать мой друг - младший лейтенант Саша Котлов и становятся они мужем и женой, только что не расписаны, а у меня с обоими дружба. Так вот, не учел Саша того, что Машу не выпускал из вида тот самый генерал, начальник политотдела армии, ревновал и предпринимал все меры, чтобы разрушить их замечательный союз. Сначала откомандировывал, куда мог, Котлова, потом пытался вновь и вновь заманить к себе Машу. Скрываться от генерала помогала ей вся моя рота, да и не только. И осталось генералу одно - мстить за любовные свои неудачи Котлову. Дважды наше начальство направляло документы на присвоение ему очередных званий, дважды направляло в штаб армии наградные документы. Генерал был начеку, отказ следовал за отказом, а на протесты заместителя командующего артиллерии не приходило ответов, а на телефонные обращения ответы были устные в виде квалифицированного многоэтажного мата и циничных предложений - сначала Захарова, и только потом - звания и ордена. - "Ха, ха, ха, ха! -смеется новый командир роты капитан Тарасов - какой ребенок Котлов, что он говорит, что он только что получил благодарность от фронта, не буду я его защищать, Вы его друг, объясните ему что он ничего не добьется." Закрываю глаза. Вспоминаю. Котлов упрямо мотает головой, ему не понятно, почему он ребенок, а Тарасов ерзает на стуле и смотрит мне в глаза. - "Я считаю, что Котлов прав, что пора положить конец гнусным выходкам безнравственного генерала", - говорю я. - "Э, Рабичев, он ребенок, генерала поддерживает командующий, Котлов один хочет против всех". Окончилась война. Беременную демобилизованную Машу по просьбе откомандированного Саши я провожал в Венгрии до Шиофока. Уезжала она радостно, уверенная, что Саша приедет к ней через месяц, а его на четыре года задержали в оккупационных войсках и с горя он начал пить, и по пьянке сходился и расходился со случайными собутыльницами. Года три ждала его Маша, а потом вышла замуж за влюбившегося в нее одноногого инвалида войны. Родила ребенка. Ребенок. Мужчина, пожертвовавший карьерой, общественным положением ради любимой женщины. Начальник политотдела армии, генерал, ломающий жизнь двум, а может быть десяткам и сотням военнослужащих. Что это? Мне был двадцать один год, Саше - двадцать два. Мы воевали третий год. Мы не знали, доживем ли до конца войны, мы совсем не думали об этом. Отдать жизнь за Родину, за Сталина, за свой взвод, за исполнение долга, за друга, за любимую женщину, - как это было естественно и органично для творческого человека на войне. Каким глупым ребячеством казалось все это, пьянствующим, подсиживающим друг друга, редко бывающим на передовой, купающимся в орденах и наградах, развращенным штабным бюрократам, слепым исполнителям, поступающих сверху приказов. Но не все же были такие?! / Сняв сапоги и скатки, / время играет в прятки. / Ноги его болят, / плечи его немеют, / боги его стареют, / то тот, то этот умрет. / Правое плечо вперед!/ Левое плечо вперед!/ Но ведь именно такие фигурировали на страницах фронтовых газет и не встречали никакого осуждения со стороны ни СМЕРША, ни коллег: комбригов, комдивов, комкоров, командармов. Сущность их наиболее ярко выявлялась во время возникших спустя несколько месяцев "трофейных компаний" . Жуткий вопрос. Воевали они или воевал народ, кто победил? Письмо от 11 июня 1944 года "...Стоит посмотреть по сторонам, как становится ясно, что второй фронт открыт, вы наверно верить перестали и в шутку превратили, а он вдруг и открылся..." / "Она заводит патефон, / и крутит, крутит грамм пластинки, / а он танцует вальс-бостон / и слезы льет на вечеринке. / Любовь врасплох застала их / между воронок и ухабов, / где красный вермут на двоих / и белая коробка крабов. / Гниет "Победа" в гараже, / стоят на пьедесталах танки, / в осыпавшемся блиндаже / на бочке /сушатся портянки". Ссылки:
|