1962 год, 17 декабря. Заседание Правления МОСХ после Хрущева на выставке в Манеже

Позвонил Ивановне Фоминой , попросил, чтобы вечером они приехали на правление пораньше, что прочитаю им сотворенное мной вместе с Буниным письмо. Днем подъехал на Беговую, в графическую секцию союза и прочитал письмо Кире Николаевне Львовой . Больше тридцати лет занимала она в союзе секретарские должности. Помнила, как рапповцы травили остовцев, и про Татлина, и про Штеренберга, и про Осьмеркина, Кончаловского, Лентулова, и как травили Тышлера и Фалька, а "масловцы" - молодых художников, увлеченных искусством постимпрессионистов и русского авангарда двадцатых годов. Кира Николаевна относилась ко мне очень хорошо, не знаю, что она думала, но уверен, что ей хотелось спасти всех нас, и она одобрила затею. Перед началом заседания правления в коридоре я прочитал заявление Побединскому и Фоминой. Побединский был категорически против унизительной процедуры. Фомина сказала:

- Пишите что хотите, но обязательно вычеркните - "после разговора с Никитой Сергеевичем, я понял". Я вычеркнул. Тут, неожиданно для меня, приехали Лиля Ратнер и Алла Юзефович, и я прочитал измененный текст заявления им. В конце своего заявления, я оставил мысль, что показ шестичасовых работ считаю рядом с работами великих живописцев актом легкомысленным и ошибочным. Все эти дни я повторял про себя фразу Пастернака: "Позорно, ничего не знача...", и столько было шума вокруг, что сам уже верил, что не надо было нам выставлять свои работы, писал то, что думал.

- "Зачем ты все это написал, - говорили, волнуясь, Алла и Лиля, - мы будем утверждать, что в студии нас интересовали только способы грунтовки и методы создания фактур, которые мы применяли в своих рекламных работах. Говори то же". Не помню, те ли были слова, но смысл был именно такой. Последовать их советам я не мог, я считал себя обязанным защитить и педагога, и студию, и осудить их и себя за выставочное легкомыслие.

Нас пригласили на заседание. Комната президиума правления была битком набита художниками, (кроме членов правления был приглашен актив). За столом президиума сидело восемь мужчин и женщин, в центре - председатель Народный художник Мочальский . Было около тридцати стульев. На одном из стульев сидел Эрнст Неизвестный . Кто-то принес стулья для нас троих.

Ссылки: