Комиссия Малышева на Уралмаше, ускорение производства

Малышеву проще всего было снять директора Музрукова, на которого и возложить всю вину за медленное развитие на Уралмаше производства корпусов КВ. Но Малышев никогда не переступал грань суровой необходимости. Он часто повторял поговорку: молоти, да не вымолачивай! Кроме того, нарком хорошо знал Музрукова и верил в него. Он понимал, что сложившееся на заводе положение определяется объективными и очень серьезными причинами. Знал, что коллектив завода и его руководство прилагают все мыслимые и немыслимые силы для того, чтобы наладить дело. Ясно представлял, что новый человек может не столько поправить, сколько ухудшить, даже окончательно развалить производство, он не будет знать людей, а люди не будут ему верить. Нет, Музруков - прекрасный инженер, опытный руководитель, он останется на своем посту. Чувство собственного достоинства, ощущение правильности своих действий, сознание ответственности перед страной помогли Музрукову быстро восстановить равновесие в мыслях и действиях.

Подавив боль и обиду, он сразу собрал заводской актив, зачитал текст телеграммы Сталина и без комментариев, по-деловому попросил собравшихся обсудить его предложения. Вот как об этом совещании рассказывал сам Борис Глебович:

"Я собрал весь личный командный состав ночью, довел до их сведения существо этой телеграммы и рассказал, что же мы наметили, чтобы ликвидировать это отставание. Какие могли быть у нас мероприятия? Ну, прежде всего, поднять ответственность. Было сказано, что ни один товарищ, работающий на заводе, в том числе руководитель, не имеет права уходить с завода без окончания дневного задания. Это было первое..."

По завершении совещания с активом, где было решено сосредоточить все внимание на практических задачах каждого участка, начались партийные собрания в цехах. Их инициатором стал партийный комитет завода, возглавляемый с начала августа 1941 года М.Л. Медведевым . Он прибыл на Уралмаш из Ленинграда и работал в свое время под непосредственным руководством С.М. Кирова , о чем никогда не забывал. Перед войной Медведев руководил Смольненским райкомом города на Неве. Уральцы сразу оценили его качества настоящего партийного лидера на большом предприятии: умение внимательно слушать и спокойно, веско излагать свою позицию, целеустремленность, интерес к новым решениям на производстве и в партийной жизни, простоту и скромность. Теперь по его указанию коммунисты Уралмаша обходили цехи, где на собраниях, проходящих без всякой шумихи и громких слов, зачитывали текст телеграммы Сталина. На другой день она, напечатанная как листовка, была распространена в цехах и лабораториях. Суровые слова не вызывали в людях подавленности и уныния. Наоборот, заводчане словно обретали новые силы, давая короткую, иногда молчаливую клятву и дальше работать по-боевому, не щадить себя при выполнении заказов фронта. С этого дня многие перешли на казарменное положение: работали почти круглосуточно, отдыхать устраивались в красных уголках, иногда прямо в цехе. Они видели, что так уже давно поступает их директор. Он почти не бывал дома, забывал про сон, сутками не выходил из цехов. Иногда, не выдерживая страшного напряжения, Борис Глебович засыпал прямо у станка, где он беседовал с мастером, или в комнате конструктора - так предельно уставшие солдаты спят в строю, на марше. Тогда люди замолкали, ожидая, когда директор вновь откроет глаза и продолжит разговор. Руководители производства в подавляющем большинстве также отдавали работе все свои умения, знания, способности.

Но В. А. Малышев, который еще до прибытия грозной телеграммы успел подробно ознакомиться с делами на Уралмаше, решил отдельно переговорить с каждым начальником. По крайней мере с большинством из них.

А. Урбанский , работавший в 1941 году начальником сборочного участка, так вспоминает эти ночные беседы:

"В ночь на 18 сентября - звонок из заводоуправления, говорит Ефим Георгиевич Дуркин , помощник Музрукова :

"Срочно в дирекцию, вместе с Дербеневым". Дмитрий Иванович Дербенев был начальником всей сборки, а официально говоря, начальником бронекорпусного производства . Собрались, идем, не знаем еще, к чему быть готовыми: выпрашивать нам что-то, каяться ли в несделанном? Подошли к кабинету, а из него выскочил красный, распаренный начальник одного из цехов.

- Юзик? В чем дело?

- Не спрашивайте, пропал. Бегу, подумать некогда. Сейчас узнаете все сами. Замахал руками, убежал. А мы вошли в кабинет.

Видим - множество военных. Музруков усталый, осунувшийся. Малышев в генеральской форме стоит у стола, курит. Затем повернулся как-то резко, посмотрел на Дербенева:

- Кто такой? Где работает? Из-за стола кто-то из заводоуправления устало так говорит:

- Начальник корпусного производства Дербе... Малышев, не дослушав до конца, бросил:

- Я не вызывал такого. Да этого производства у вас еще и быть не могло, раз нет корпусов. Музруков с места поправил:

- Начальник цеха * 32, цеха сборки корпусов Дербенев.

Малышев замолчал, воцарилась тишина, и тут мы уж поняли состояние, пережитое, видимо, не одним начальником цеха.

- Надавали себе званий, титулов! Начальник корпусного производства! Где оно, это производство? Три корпуса в месяц - кустарщина, не производство! Вы работаете не под бомбами, здесь не рвутся снаряды, как в Ленинграде. Сколько времени вы монтируете подмоторную раму? Дербенев ответил торопливо, но внятно:

- Сорок восемь часов!

- Как?! И с этой технологией вы собираетесь воевать дальше?

Нас вскоре отпустили. Поглядев на часы, Малышев сказал:

- Идите в цех и через час доложите, как будете сокращать все ваши сорок восемь часов до трех-пяти. Сокращайте цикл на каждой операции. Не сможете - скажите об этом прямо, без болтовни. Но после этого не просто уйдете с должностей руководителей производства, но и ответите за безынициативность. Мы вышли помятые, еще по дороге стали обсуждать, что же делать. И не заметили, как прошли свой цех! Вернулись, прошли на участок. Видим - совсем заваливаемся. Лист пошел плохой, рваный, баллонов с ацетиленом для резки нет, электроды кончаются. Позвали мы нашего мудреца сварочного дела Шашкова, очень интеллигентного инженера, подошли другие товарищи..."

Да, нарком Малышев в те сентябрьские дни на Уралмаше был далек от деликатного подхода к вопросу, почему не выполнен план. Резкого, многократного сжатия сроков работ - вот чего хотел добиться нарком от работников Уралмаша. Требовалось выйти на выпуск не менее двенадцати танковых корпусов в день. Это были невероятные цифры даже для специализированных заводов. Уралмаш таким предприятием не являлся.

Нарком знал, что при выполнении задания на производство корпусов завод столкнется с рядом огромных трудностей. Эти трудности вызывались не только фактором времени. Они практически полностью определялись характером прежних работ Уралмаша. Завод крупного индивидуального машиностроения в июне 1941-го не был приспособлен к серийному производству бронекорпусов и башен, его коллектив не имел навыков работы над серией. Не имелось в достаточном количестве необходимых станков, термических печей, множества другого оборудования. Тем самым Уралмаш был вынужден в кратчайшие сроки провести колоссальную реорганизацию производства. В.А. Малышев, как грамотный инженер, видел и понимал, что задумано на заводе все правильно, производственный процесс спланирован верно, необходимые меры по коренной реконструкции, даже перестройке цехов и участков приняты. Но надо было заставить всю эту сложнейшую технологическую махину крутиться во много раз быстрее. Темп работ определялся не соображениями технологий или привычными возможностями работников, а исключительно положением на фронтах. Какой импульс должен вызвать столь необходимое ускорение?

Ссылки: