Встречи Сергея Михалкова со Сталиным

Сталин обратил на Михалкова внимание, как уже сказано, после его стихотворения "Светлана", которое тот написал, чтобы привлечь внимание красивой девушки, а привлек внимание "отца народов". Встречался поэт с вождем не раз, и не только во время написания Гимна. Как же Михалков относился к Сталину? Что чувствовал? Боялся ли? Видел ли перед собой сатрапа и кровожадного тирана? Относился, как все в те времена, "когда тысячи и тысячи восторженно, в слезах встречали его появление на трибуне, когда его неторопливый голос с легким кавказским акцентом безо всяких окриков пригвождал людей к репродукторам. И если кто-то сегодня, второпях перекраивая историю, сочиняет, будто многие и многие воспринимали эту фигуру как только зловещую, - врет", - утверждает Сергей Владимирович. В подтверждение своих слов он ссылается на дневниковую запись Корнея Чуковского от 22 апреля 1936 года, описывающего реакцию зала на появление Сталина:

"...Я оглянулся: у всех были влюбленные, нежные, одухотворенные и смеющиеся лица. Видеть его - просто видеть - для всех нас было счастьем... Каждый его жест воспринимался с благоговением. Никогда я даже не считал себя способным на такие чувства... Пастернак шептал мне все время о нем восторженные слова... Домой мы шли с Пастернаком, и оба упивались нашей радостью..." Напомним, это была дневниковая запись Корнея Чуковского. "Что это было такое, - спрашивает себя уже умудренный летами и жизненным опытом Михалков, - если даже в дневниках Он заставлял писать о себе как о земном Боге, и это ощущение земного Бога было даже у его врагов - и каких врагов!

Черчилль вспоминал, как в дни Ялтинской конференции, когда Сталин входил в зал, они почему-то вставали и при этом держали руки по швам. Черчилль решил не вставать. Он пишет: "Сталин вошел, и вдруг будто потусторонняя сила подняла меня. Я встал". И еще: "И пусть кто-то пробует уверять, будто не кричали солдаты, идя в штыковую: "За Родину! За Сталина!" Где-то, может, и не кричали, но это был своего рода боевой, роковой клич, когда "либо пан, либо пропал".

Во время перестройки, когда на нас обрушился поток разоблачительной литературы, повествующей о страшных масштабах сталинских репрессий , как потом выяснилоск многократно преувеличенных, Михалков, привыкший верить печатному слову, пытался пересмотреть свое отношение к Сталину. В своей книге "Я был советским писателем", вышедшей в 1995 году, он писал, например:

"...Однажды в музее Сталина в Гори меня попросили оставить запись в книге посетителей. Я написал: "Я в него верил, он мне доверял". Так ведь оно и было! Это только теперь история открывает нам глаза, и мы убеждаемся в том, что именно он, Сталин, был непосредственно повинен во многих страшных злодеяниях. Тиран, садист, сатана. Режиссер кровавых политических спектаклей и сам непревзойденный актер в жизни. Вождь, снискавший фантастическую любовь народных масс и уважение государственных деятелей мира. Не человек, а явление. Персонаж, достойный пера Шекспира..."

Однако практически каждый раз, когда его заставляли по тем или иным поводам вспомнить прошлое, Сергей Владимирович вновь попадал под обаяние этой великой и такой неоднозначной личности и честно отвечал на вопросы журналистов, которые пытали его, к примеру, о том, кто из "руководителей страны, с которыми ему приходилось общаться, был наиболее интересным человеком: "Мне было интереснее всего со Сталиным. При всем том, что мы сейчас знаем, о чем уже писали и говорили, это был выдающийся государственный деятель. И смешно мне судить о нем, если его уважали такие деятели, как Черчилль, Рузвельт, Фейхтвангер, Ромен Роллан, виднейшие деятели культуры и политики, выдающиеся военачальники. Сталин был выдающейся личностью. Конечно, он сделал много ошибок, пострадали многие невинные люди, но это был интересный человек. И, в конце концов, словно подводя итоги своим размышлениям, Михалков пишет:

"Любая революция - это кровь и слезы. Любое историческое событие имеет плюсы и минусы. Любая историческая фигура - это свет и тень..." А потом приводит слова из своей басни, написанной давным-давно, но, как видим, не утратившей своей актуальности и сейчас:

Все можно сокрушить, смести, предать забвенью,

Заасфальтировать и заковать в бетон,

Взорвать собор, как лишнее строенье,

На месте кладбища построить стадион,

Все можно растерять, что собрано веками,

Все можно замолчать, расправами грозя...

И только человеческую память

Забетонировать и истребить нельзя!

Ссылки: