|
|||
|
Друг Анатолия Марченко в Десятом мордовском лагере: Ричардас К.
Мы с Буровым присматривались к людям. Кто из них составит нам компанию? Осторожно прощупывали в разговоре, знакомились поближе и только потом прямо спрашивали: "Рискнешь бежать?" Так нас собралось несколько человек: Анатолий Озеров, Анатолий Буров, я и еще другие - я не хочу их называть. Мы решили копать подкоп - другого пути из лагеря нет. Решили, что мы, три Анатолия, займемся разведкой, выясним, где лучше копать, а тогда уже скажем остальным. Мы все хорошо знали, на что идем. Знали, что если политических ловят при побеге, то в живых они могут остаться только чудом. Чаще всего их сначала изобьют, искалечат, затравят собаками, а только потом пристрелят. Здесь же, на десятом, сидел литовец Ричардас К . Он участвовал в побеге и рассказывал мне, как их поймали. Они втроем, три литовца, как - то сумели уйти от конвоя в поле. Их заметили, когда они были уже около леса. По ним открыли стрельбу, но было поздно. Тогда вызвали автоматчиков из дивизиона, оцепили лес, и солдаты с собаками стали искать беглецов. Собаки быстро взяли след, и скоро Ричардас и его товарищи услышали погоню чуть ли не за спиной. Они понимали, что им все равно не уйти, но все - таки попытались спрятаться - а вдруг конвой с собаками проскочит мимо. Те двое полезли на дуб и спрятались в листве, а Ричардас закопался в опавшие листья под кустом, - дело было осенью. Дальше все произошло буквально у него на глазах. Он даже не успел как следует прикрыться листьями, когда появились два автоматчика с собаками. Собаки закружились около дуба, рвали передними лапами кору. Прибежали еще шестеро автоматчиков и офицер с пистолетом. Беглецов на дереве обнаружили сразу. Офицер закричал: - Свободы захотели? вашу мать?! А ну, слезай! Первый сук был метрах в двух над землей. Ричардас видел, как один из беглецов сначала стал ногой на этот сук, потом опустился на корточки, свесил ноги и повис на животе и на руках, готовясь спрыгнуть. В это время раздалось сразу несколько автоматных очередей, и парень, как мешок, свалился на землю. Но он был жив, извивался и корчился от боли. Офицер ударил его еще раз и велел спустить собак. А тот не мог даже защищаться. Когда собак оттащили, он остался лежать неподвижно. Офицер приказал поднять его и отвести в сторону. Его били сапогами, но он не вставал. Тогда офицер сказал: - Что вы ноги об него обиваете? Оружие у вас на что? Солдаты стали колоть раненого штыками, приговаривая: - Давай, давай, поднимайся, нечего прикидываться! Раненый с трудом начал подниматься на ноги. Перебитые автоматными очередями руки болтались, как пустые рукава. Изорванная одежда сползла до пояса. Он был весь в крови. Подкалывая по дороге штыками, его повели к соседнему дереву. Офицер скомандовал: - Хорош, стой! Около дерева первый беглец свалился. Его остались стеречь два солдата с собакой, а остальные занялись следующим. Второму тоже было приказано слезать с дерева. Он, видно, решил схитрить и, добравшись до нижних сучьев, свалился на землю прямо под ноги автоматчикам. Никто не успел выстрелить. К нему, лежащему, подскочил офицер и выстрелил несколько раз из пистолета по ногам. Потом с ним было то же, что с первым: его колотили сапогами, рвала собака, кололи штыками. Наконец офицер велел прекратить избиение, подошел к парню и спросил: - Ну, свободная и независимая Литва, говори, где третий? Парень молчал. Офицер ударил его сапогом и повторил вопрос. Ричардас слышал, как его товарищ прохрипел: - Назвал бы я тебя фашистом, только ты хуже! Офицер обиделся: - Я сам воевал на фронте с фашистами! И с такими, как ты, тоже. Мало вы наших у себя в Литве постреляли?! На раненого снова накинулись и снова стали избивать. Потом офицер приказал ему ползти ползком к тому дереву, где лежал первый: - Не хочешь идти, ползи! - И раненый с перебитыми ногами пополз, а его, как и первого, подбадривали штыками. Офицер шел рядом и приговаривал: - Свободная Литва! Ползи, сейчас получишь свою независимость! - Ричардас говорил мне, что этот парень был студент из Вильнюса и получил семь лет за листовки. Когда оба беглеца были рядом, их снова стали избивать и колоть, теперь уже насмерть. Наконец не стало слышно стонов и криков. Офицер убедился, что они мертвы, и послал в поселок за подводой. Он, видно, рассчитывал разделаться и с третьим до тех пор, пока приедет подвода. Но Ричардаса искали довольно долго. То ли собаки уже устали, то ли запах прелой листвы перебивал им чутье, только они никак не могли его найти. Солдаты бегали по лесу, чуть не наступая на него, офицер стоял в двух шагах от его куста. Ричардас говорил, что несколько раз готов был вскочить и бежать. И только когда Ричардас уже слышал, как стучат по дороге колеса подводы, офицер подошел к куче листьев, пнул их ногой и тут же закричал: - Вот он, сволочь! Вставай! В это время подъехала подвода: - Товарищ майор, где беглецы? Ричардас встал. Прямо на него был направлен пистолет майора. Ричардас инстинктивно дернулся как раз в ту минуту, когда раздался выстрел, почувствовал, как обожгло ему плечо и грудь, и упал. Он не потерял сознания, но лежал неподвижно, стараясь не шевелиться и не стонать. Вокруг собрались еще люди, кто - то спросил: - Товарищ майор, а может, он еще жив? Майор ответил: - Где там жив! Стрелял в упор прямо в грудь, - он, наверное, не успел заметить, что Ричардас отклонился. Ричардаса бросили на дно телеги, - он и тут сумел не застонать, - а сверху на него бросили два трупа. Подвода двинулась к лагерю. Ричардас слышал, как кто - то подходил к ней и майор объяснял: - Убиты во время преследования. По тону было слышно, что и спрашивающие, и майор отлично понимают, что это значит. Потом подвода остановилась - наверное, подъехали к вахте. Кто - то приказал сбросить трупы около вахты. Когда потащили Ричардаса, он застонал. Сказали: "Смотри, живой еще". Он открыл глаза. Было еще светло, даже не горели огни на запретке. От группы офицеров к нему двинулся тот самый майор, на ходу вытаскивая пистолет. И Ричардас понял: сейчас пристрелит. Но за майором пошел начальник режима, схватил его руку: - Поздно, нельзя! Смотрят же все. Около вахты, действительно, толпилось много народу, военные и гражданские, - сбежались смотреть, как привезут беглецов. Ричардаса сбросили с телеги. Кто - то из начальства отдал распоряжение солдатам. К нему подошли и спросили, может ли он идти. Он сказал, что может. Его повели к вахте, а в зоне надзиратели сразу же препроводили его в карцер. Там он в первые дни сидел один, к нему никто не заходил, хотя он просил сделать перевязку. Только на четвертый или пятый день пришел фельдшер - зэк - перевязал рану. А на следующий день пришла врач, осмотрела его и сказала, что надо отправлять в больничную зону. Он был в жару, и рука сильно болела. В больнице ему отняли руку по самое плечо - лечить уже было поздно. Потом его судили, добавили срок и отправили во Владимирскую тюрьму . Это было года за три до меня, и многие еще помнили эту историю. Но суд судом, а убивают беглецов при поимке специально, чтобы другим неповадно было бегать. И раненых или избитых нарочно не лечат. Увидев вот такого безрукого Ричардаса, многие задумаются - стоит ли рисковать? А суд, срок - это никого не остановило бы при тех условиях, какие существуют у нас в лагерях. Но и без рассказа Ричардаса я хорошо помнил случай на Бухтарминской ГЭС. Там офицер стрелял почти в упор в безоружного беглеца. Я сам это видел. И я, и все остальные знали, что если мы попадемся, то вряд ли останемся в живых. Но все - таки мы решили рискнуть. Ссылки:
|