Управление творческими людьми при тоталитаризме

Сталину и другим лидерам в условиях захвата ими монопольной власти требовалось воспитать во всех слоях общества не просто безропотность, не просто бездумное следование приказам, а горячую заинтересованность в выполнении каждым членом общества любых наказов.

Призывы, повторенные тысячи и тысячи раз, сопровождали каждый шаг человека, входили в его сознание с рождения, становились неотъемлемой частью его мышления, а через это и бытия. Кажущаяся кое-кому безликость и аморфность лозунгов искупалась их постоянством. Стереотипность автоматически рождала впечатление обязательности, неотвратимости следования этим лозунгам. Нужно было добиться их аксиоматического звучания, признания подлинности, не требующей доказательств.

В конце 20-х годов этот стереотип во всей толще общества только складывался, безусловное следование лозунгам только еще прививалось. И процесс погружения воли, сознания и энергии людей в мир категорических императивов был далеко не простым. Он особенно затруднялся в той среде, которая была более всего нужна руководителям в стратегическом плане - в среде творческой интеллигенции и особенно в среде ученых, приученных самой профессией к критическому отношению ко всему на свете, к придирчивой проверке любых умозаключений. В этой склонности был заложен опасный для властей дуализм: с одной стороны, без критического начала вроде невозможно само по себе эффективное творчество, а, с другой, эта склонность может легко перерасти в критицизм, от которого рукой подать до критиканства и инакомыслия.

В демократическом обществе инакомыслие приветствуется, оно рассматривается большинством как единственно возможный источник новшеств и процветания, равно как и барометр нравственного здоровья всей социальной структуры. Но в среде тоталитарной или тяготеющей к тоталитаризму опасность инакомыслия квалифицируется и понимается как опасность для устоев, для самого существования такого общества. Поэтому в этих условиях существовала и существует одна тенденция: переоценивать опасность критиканства. Поэтому польза критиканства однозначно отвергается: нам критиканы не нужны, нам с ними не по пути, нам нужны СТРОИТЕЛИ НОВОГО, солдаты революции, а не скептики и циники, лишь подменяющие произюдительный труд рассусоливаниями о каком-то там свободном творчестве, или творческом начале, или осмыслении принципов труда ... Все это опасное суесловие, путь к анархии, развалу и потрясению основ.

Отсюда вытекало благорасположение властей лишь к тем ученым, кто лишен опасного качества, к ученым послушным, управляемым, готовым к радостному карабканью на указанные им вершины науки и разгрызанию тех гранитных утесов, которые сегодня НАМ ВСЕМ нужны.

Власти давали понять: мы будем ценить тех, чья управляемость не выходит за рамки управляемости простых рабочих и крестьян.

Однако была и сверзадача, не сводимая лишь к простой безропотности. Высшим достижением в решении проблемы управляемости было придание членам общества нового качества - готовности принять на себя любой приказ и считать его не приказом, а своей внутренней потребностью. Это добровольное переложение на свои плечи инициативы, спущенной сверху, и последующее декларирование личной сопричастности к постановке задачи и исторганию из недр души полезной инициативы, а затем к проведению се в жизнь уже от своего лица - вот что становилось сверхзадачей, вот каким мыслился конечный результат такого воспитания. "Патриотическая инициатива масс", а отнюдь не навязываемый приказ. "Воля миллионов", а вовсе не правящей верхушки. И только после этого : "ИДЯ НАВСТРЕЧУ ПОЖЕЛАНИЯМ ТРУДЯЩИХСЯ". Такие императивы приобретали особую значимость в данных социальных условиях.

Ссылки: