Непредвиденная трудность в использовании мировой коллекции семян

Экспедиции вавиловского института, обследовавшие все уголки земного шара, собрали огромную коллекцию семян. В ее изучение были втянуты тысячи людей, высевавших семена, следивших за развитием посевов, придирчиво относившихся к каждому образцу и не забывавших главную цель - искать те новые формы, которые могли быть с пользой применены на благо советского сельского хозяйства.

Но одна из трудностей выявилась скоро и принесла горькие минуты Вавилову. Растения дальних стран, приспособленные к климатическим условиям, отличным от российских, - к иной продолжительности дня, к иным сезонным колебаниям погоды, - либо неравномерно прорастали, цвели и плодоносили, либо вообще теряли всхожесть. Надежды на то, что их удастся легко ввести в селекционную работу с местными сортами и тем резко ускорить темпы выведения новых сортов, стали улетучиваться.

И вдруг Вавилов понял, что открытие яровизации может облегчить выход из положения. Если даже озимые сорта, будучи подвергнуты температурной предобработке, начинают плодоносить в совершенно для них несвойственный весенний период, то уж, конечно, более легкую задачу - заставить всякие заморские растения цвести одновременно - можно будет разрешить. Если все сорта из мировой коллекции, собранной ВИР'ом, сорта, до сих пор имевшие разновременные сроки созревания, удастся синхронизировать, и все они начнут цвести в одно время с местными сортами, значит, удастся обойти главную трудность: можно будет свободно переопылять цветки любых сортов и получить, наконец-то, гибридное потомство, а затем из этого моря гибридов отобрать лучшие перспективные формы... Тогда скачок отечественной селекции будет гигантским, разнообразие первичного материала необозримым, успехи неоспоримыми. Быстро сообразивший это Вавилов стал активно помогать Лысенко , который, быть может, и не прочувствовал еще возможности, увидевшиеся Вавилову.

Понять радость Вавилова, пришедшего в восторг от умозрительной и непроверенной гипотезы Лысенко, можно. Будучи лично оторванным от экспериментов, погруженный в массу организационных дел и веривший словам других так же, как он верил самому себе, Николай Иванович попал в паутину лысенковских обещаний. Он не заметил, как несовершенна сама гипотеза, как далек до завершения процесс экспериментальной проверки гипотезы. Подобно многим другим ученым Вавилов не заметил, что обещаний пока роздано больше, чем есть в активе агронома Лысенко наличности. Не могло не играть роли и то важнейшее обстоятельство, что к Лысенко хорошо отнесся Н.А. Максимов - ведущий сотрудник ВИРа , крупнейший физиолог растений той поры и близкий к Вавилову человек. Вавилов верил Максимову, тот уже в 1929 году написал, что идею Лысенко надо внедрять в практику, так что же было сомневаться?!

Так и получилось, что в лице великого Вавилова Трофим Лысенко с первых шагов его научной карьеры нашел могущественного покровителя. Мне не раз доводилось слышать от биологов старшего поколения, что Лысенко покорил Вавилова еще до того, как, приехав в Ленинград, он выступил в январе 1929 года на съезде генетиков ( 3_26 ). Рассказывали, что будто бы уже в Гандже состоялась их первая встреча, и что лично от Вавилова молодой агроном получил приглашение послать доклад на генетический съезд. Мне не удалось найти какие-нибудь документы, подтверждающие это. Но одно свидетельство живого интереса Вавилова к работе Лысенко, интереса, проявленного еще до выступления последнего на съезде, имеется.

Съезд открылся 10 января, доклад Лысенко был назначен на последний день работы секций съезда (на 15 января), а уже 11 января в ленинградской газете "Смена" было опубликовано такое заключение Н.И. Вавилова: "Учитывая этот признак [отношение к низким температурам - B.C.], мы станем лучше районировать наши сорта и культуры" ( 3_27 ).

Ссылки: