Вавилов Н.И. умирает в Саратовской тюрьме 1943

Роковое сплетение обстоятельств не дало возможности Вавилову воспользоваться "милосердием" бериевцев и их более высоких вдохновителей. Из Саратова Вавилов писал шефу НКВД:

"Тяжелые условия заключения смертников (отсутствие прогулки, ларька, передач, мыла, большую часть времени лишение чтения книг и т. д.), несмотря на большую выносливость, привели уже к заболеванию цингой. Как мне заявлено начальником Саратовской тюрьмы, моя судьба и положение зависят целиком от центра. Вот мои помыслы - продолжить и завершить достойным для советского ученого образом большие недоконченные работы на пользу советскому народу, моей Родине. Во время пребывания во внутренней тюрьме НКВД, во время следствия, когда я имел возможность получать бумагу и карандаш, написана большая книга "История развития мирового земледелия (мировые ресурсы земледелия и их использование)", где главное внимание уделено СССР. Перед арестом я заканчивал большой многолетний труд: "Борьба с болезнями растений путем внедрения устойчивых сортов". Незаконченными остались: "Полевые культуры СССР", "Мировые ресурсы сортов зерновых культур и их использование в советской селекции", "Растениеводство Кавказа (его прошлое, настоящее и будущее)", большая книга "Очаги земледелия пяти континентов" (результаты моих путешествий по Азии, Европе, Африке, Северной и Южной Америкам за 25 лет).

Мне 54 года. Имея большой опыт и знания, в особенности в области растениеводства, владея свободно главнейшими европейскими языками, я был бы счастлив отдать себя полностью моей Родине, умереть за полезной работой для моей страны. Будучи физически и морально достаточно крепким, я был бы рад в трудную годину для моей Родины быть использованным для обороны страны по моей специальности, как растениевод, в деле увеличения растительного продовольствия и технического сырья. Прошу и умоляю вас о смягчении моей участи, о выяснении моей участи, о выяснении моей дальнейшей судьбы, о предоставлении работы по моей специальности, хотя бы в скромном виде (как научного работника и педагога) и о разрешении общения в той или иной форме с моей семьей (жена, два сына, один - комсомолец, вероятно, на военной службе, и брат-академик, физик), о которых я не имею сведений более полутора лет. Убедительно прошу ускорить решение по моему делу. Н. Вавилов" ( 7_253 ).

"Милосердие" свершилось 23 июня 1942 года, когда смертную казнь заменили двадцатью годами лишения свободы. Но было уже поздно: Вавилов умирал от истощения. В январе 1943 года у него начался неудержимый дистрофический понос, его перевели из камеры в больницу, и спасти его было уже невозможно. Могучий организм был сломлен необратимо, 23 января пришла смерть. Тело Вавилова свалили в общую яму. Жизнь гиганта русской науки закончилась.

Остается добавить только одно: и после реабилитации Вавилова Лысенко не забывал его публично вспоминать. Он не вычеркнул его имя из изданий своих работ в пятидесятые годы, как сделал это с именами других лиц, подвергнувшихся репрессиям (скажем, своего патрона Я.А. Яковлева ). Для многих это казалось странным. В годы сталинского "культа личности" сложилась такая практика, когда имя человека, арестованного или казненного, исчезало из употребления, переставало цитироваться (даже при переизданиях старых работ), упоминаться в выступлениях. Человек полностью исчезал из общественной памяти, подвергаясь публичному забвению еще при жизни. Позволительно было лишь клеймить позором главных врагов Сталина, называемых собирательным именем - троцкистов, зиновьевцев, бухаринцев и им подобных. Поэтому можно удивляться, почему Лысенко, всю жизнь переиздавая несчетное число раз сборники своих статей, не переставал упоминать имя Вавилова. Думается, это происходило потому, что Н.И. Вавилов остался для Лысенко врагом номер один, человеком, которого он никогда не смог забыть, спору с которым он придавал особое значение, даже после того, как Николай Иванович был умерщвлен в Саратовской тюрьме голодом и издевательствами в 1943 году. По-своему и Лысенко был "убежденец".

Ссылки: