"Магия" Лысенко

Наверное, если бы Лысенко спросили, какой год своей жизни он сам считал самым важным, определяющим в его судьбе, вряд ли бы он выделил какой-то отдельный из череды лет: каждый был важным, каждый определяющим, каждый вел его вверх, обгоняя в реальности затаенные мечты. И все-таки сына простого крестьянина, выучившегося на агронома, а теперь ставшего академиком Всеукраинской Академии наук. С газетной фотографии, запечатлевшей Трофима Лысенко во время выступления с кремлевской трибуны в присутствии Сталина, глядят горящие глаза фанатика. Он подался вперед, наклонив сухое лицо с выступающими скулами, прилизанные волосы сползли на лоб.

Я много раз слышал Лысенко в 50-е годы, когда речь его, возможно, не была столь горячей, как раньше, но и тогда он производил магическое действие на аудиторию. Он обладал даром кликушества, испускал какие-то флюиды, заставлявшие слушателей забыть все на свете и воспринимать как откровение любой вздор, изливавшийся из его уст.

Люди, подобные Гитлеру и Лысенко, владеют магическими чарами. Они умеют повести за собой толпу, воздействовать на ее стадные чувства и замутить мозги даже искушенным специалистам и трезво мыслящим индивидуумам, способным в нормальных условиях без труда оценить суть истеричных призывов и обещаний. Многие из тех, кто в исступлении аплодируют кликушествующим лже-пророкам, спустя какое-то время прозревают и начинают себя спрашивать: что же со мной тогда случилось, как я мог не заметить истины, какому колдовству поддался?

Вряд ли, однако, на холодного и трезвого политика Сталина могли повлиять лысенковские флюиды. Сталин сам умел играть настроениями толпы и был способен легко раскусить этого лжеца. Скорее, он обратил взор на другое: ему понадобился этот человек с его "харизматическими" качествами, и все, что говорил Лысенко, вполне его устраивало, соответствовало его собственным устремлениям. Лысенко начал свою речь с яровизации и пытался ошеломить Сталина упоминанием о десятках тысяч колхозов, якобы вовлеченных в "практическую науку".

"Но все ли мы, товарищи, сделали, что тут можно было сделать?" - вопрошал Лысенко и сам себе отвечал:

"-Нет, не все, и намного еще не все. На самом деле, если в этом году колхозы с применением яровизации дали 3-5 миллионов добавочного зерна ... то, товарищи, что такое для нас для нашего Союза эти 3-5 миллионов пудов зерна? Чепуха эти 3-5 миллионов пудов, ... а наше задание - это поднять урожайность всех нолей, колхозных и совхозных" ( 4_3 ).

Свою речь он продолжил прославлением ничего не давших ни науке, ни практике летних посадок картофеля . Он призвал повести работу так, "чтобы на 1936 год 100% семенного картофеля в Одесской области было уже невырождающегося. Это будет настоящее дело, настоящая наука. Дело это нетрудное, но необходимо как следует взяться" ( 4_4 ). В конце речи он возвратился к вопросу о картофеле, дав понять Сталину и всем присутствующим, что еще далеко не везде его идея встречает теплый прием: -Хорошо, если бы в этом году хотя бы южные области, хотя бы одесские колхозы взялись за это дело по-настоящему, под руководством земельных органов. К сожалению, некоторые земельные работники областей и районов еще недооценивают во всей полноте это дело" ( 4_5 ).

Однако все эти слова, хотя они и были произнесены с воодушевлением, не несли в себе чего-то экстраординарного и вряд ли могли вызвать у Сталина какие-либо эмоции, что либо такое, что было бы выше снисходительного одобрения. А Лысенко уже придумал ход, которым собирался покорить Сталина, вызвать у него жгучий интерес к своей персоне. Он надумал прилюдно обвинить тех, кто критиковал его, во вредительстве, в попытке отбросить его работу не потому, что она научно слабая и недоработанная, а потому, что критики-вредители были классовыми врагами таких вот крестьянских, колхозных ученых, каковым является он, академик из народа:

- Товарищи, ведь вредители-кулаки встречаются не только в вашей колхозной жизни. Вы их по колхозам хорошо знаете. Но не менее они опасны, не менее закляты и для науки. Немало пришлось кровушки попортить в защите, во всяческих спорах с так называемыми "учеными" по поводу яровизации, в борьбе за ее создание, немало ударов пришлось выдержать в практике. Товарищи, разве не было и нет классовой борьбы на фронте яровизации ? ...

Было такое дело ... вместо того, чтобы помогать колхозникам, делали вредительское дело. И в ученом мире, и не в ученом мире, а классовый враг - всегда враг, ученый он или нет. Вот, товарищи, так мы выходили с этим делом. Колхозный строй вытянул это дело. На основе единственно научной методологии, единственно научного руководства. Которому нас ежедневно учит товарищ Сталин, это дело вытянуто и вытягивается колхозами" ( 4_6 ).

Этот политический донос на своих коллег вызвал бурю восторга: зал разразился аплодисментами... Все остальное было встречено по инерции восторженно, но кульминация речи содержалась в этих словах, хотя и в конечной части ее было кое-что интересное, например, предложение передать селекцию из рук ученых - с их опостылевшей генетикой - в руки простых колхозников:

- Многие ученые говорили, что колхозники не втянуты в работу по генетике и селекции, потому что это очень сложное дело, для этого необходимо окончить институт. Но это не так. Вопросы селекции и генетики...ставятся теперь по-иному. Сейчас, как хлеб, как вода для жаждущего, необходимо вмешательство в работу селекции и генетики масс колхозников. Колхозная инициатива в этом деле необходима, без этого у нас будут только ученые специалисты-селекционеры, кустари-одиночки" ( 4_7 ). И чтобы завершить эту тему, он добавляет: "Колхозники, а таких колхозников к нашей гордости у нас довольно много, - дают народному хозяйству больше, чем некоторые профессора" ( 4_8 ).

Прирожденный оратор Лысенко затем решил набросить на себя флёр смиренности и скромности. Хотя и говорят, что показное самоуничижение паче гордости, но Лысенко и здесь рассчитал все отлично, он знал перед кем надо поставить себя "на место": "Я уверен, что я чрезвычайно плохо изложил затронутые мною вопросы по генетике и селекции. Я не оратор.

Если Демьян Бедный сказал, что он не оратор, а писатель, то я не оратор и не писатель, я только яровизатор, и поэтому не сумел вам это дело просто объяснить" ( 4_9 ).

Расчет оказался верным - Сталину его речь нравилась все больше. В конце концов он возбудился настолько, что вскочил с места и закричал в зал, потрясая воздух своими ладошками:

- Браво, товарищ Лысенко, браво! Зал разразился бурными аплодисментами. 15 февраля 1935 года "Правда", а затем и другие газеты напечатали подробное изложение этой речи, опубликовали портрет Лысенко и привели знаменательные слова Сталина.

И в тексте, напечатанном в "Правде", и в большинстве последующих воспроизведений этой речи не приводились слова, сказанные Лысенко после реплики Сталина. А слова эти были также весьма существенными ( 4_10 ), так как Лысенко говорил, и вполне определенно, о корнях, взрастивших его:

В нашем Советском Союзе, товарищи, люди не родятся, родятся организмы, а люди у нас делаются - трактористы, мотористы, механики, академики, ученые и так далее. И вот один из таких сделанных людей, а не рожденных, я - я не родился человеком, я сделался человеком. И чувствовать себя, товарищи, в такой обстановке больше, чем быть счастливым" ( 4_11 ).

Разнесенное газетами по всей стране сообщение о личной похвале Сталина имело огромное значение. Лысенко сразу поднялся над всеми учеными. Сталинское одобрение значило в тех условиях больше, чем мнение сразу всех академиков вместе взятых.

Ссылки: