Баланины в Одессе

Источник: Королева Н.С., 2002

В начале августа 1917 г. Григория Михайловича перевели в Одессу с назначением старшим инженером Одесского отделения Юго-Западной железной дороги. Мария Николаевна с сыном вернулась в Киев и подала прошение директору Высших женских курсов об увольнении от занимаемой ею в канцелярии должности. 21 августа она получила уведомление о том, что ее просьба удовлетворена. Теперь, когда формальности улажены, можно было готовиться к отъезду. И вскоре поезд увез семью Баланиных на юг.

Некоторое время семья жила на Канатной улице, а затем поселилась в порту, на Платоновом молу. Позади дома находилось здание таможни, а дальше, на возвышении, располагался город. Жили в трехкомнатной казенной квартире на втором этаже двухэтажного дома. Часть вещей привезли с собой, а потом купили мебель, которая сохранилась доныне и теперь находится в моей квартире и на даче: шесть мягких массивных стульев, два больших кресла и огромный, покрытый красным сукном, двухтумбовый письменный стол с большим креслом перед ним. Окна квартиры и балкон выходили на море. Правда, это было не открытое море, а акватория порта, но за волноломом виднелась бесконечная морская даль. Из окон интересно было наблюдать за судами, которые заходили в порт и выходили из него.

Неподалеку от дома находилась электростанция , которой позднее, с 1922 по 1925 год, заведовал Григорий Михайлович Баланин , а рядом с электростанцией - высокая труба. Однажды во время обеда Сергей обратился к маме с просьбой дать ему две крепких простыни. "Зачем?" - удивилась она. Он ответил, что хочет забраться по скобам трубы наверх, привязать простыни к рукам и ногам, взмахнуть и полететь. У нее "упало" сердце.

"Это невозможно, ты разобьешься!" А в ответ услышала: "Почему невозможно?- Птицы ведь летают!" Ей стоило большого труда отговорить от безрассудного поступка своего десятилетнего сына, объяснив ему, что у птиц жесткие крылья и они ими управляют, а у него будут лишь мягкие простыни, которыми он взмахнет, камнем упадет на землю и разобьется. Сын внял доводам матери, но полет птиц продолжал вызывать у него особый интерес. Он мог подолгу смотреть, как они летают. Мальчику хотелось постигнуть тайну полета, и в глубине души он затаил мечту полететь когда-нибудь самому. В сентябре 1917 г. Сережа пошел учиться в 1-й класс 3-й мужской гимназии . Павел Яковлевич Королев в то время работал преподавателем женской гимназии в Киеве и прислал в Одессу удостоверение от 19 октября 1917 г., согласно которому Сергей, как сын преподавателя, освобождался от платы за учебу.

Но вскоре пришла революция , и многие одесские гимназии, в том числе та, где учился отец, закрылись. Он вновь оказался дома в своем собственном мире. Правда, теперь у него появились друзья, и начало приходить понимание происходящего вокруг. Он видит, что жизнь в Одессе трудная и родители должны много работать. Григорий Михайлович не только служит старшим инженером Одесского отдела Юго-Западной железной дороги, но еще преподает. Он читает лекции и проводит занятия по электротехнике в четырех техникумах: железнодорожном, морском, электротехникуме и гидротехникуме. Мария Николаевна в 1918-1920 гг. преподает французский язык в женской гимназии Третьего общества преподавателей и одновременно французский и русский языки на вечерних женских курсах. А когда в Одессе начали открываться школы, она стала преподавать русский язык в школах * 149 и 119, а затем, в 1924-1925 гг., - на курсах рабочего юношества водного транспорта. Одновременно она сама закончила годичные Высшие курсы украинского языка им. В. Науменко . В ту пору она была очень привлекательна. Стройная, в черном костюме - узкой полудлинной юбке и удлиненном жакете, - высоких серых замшевых башмаках и черной гладкой шляпе, которая ей очень шла, она обращала на себя внимание многих. Как- то одна из слушательниц курсов подошла к ней и сказала: "Знаете, хорошо бы ваш портрет нарисовать - вы похожи на Анну Каренину". Но время наступило такое, что стало не до портретов, надо было думать о куске хлеба. В Одессе в годы революции и гражданской войны дело с продовольствием обстояло плохо. Приходилось, дабы прокормить семью, ходить пешком на Хаджибеевский лиман за солью, ездить в деревни и немецкие колонии под Одессой, чтобы поменять старые костюмы Григория Михайловича, курточки, из которых вырос Сережа, юбки Марии Николаевны и другие вещи на муку, картофель или масло. Однажды сын убедил мать взять его с собой. Она его отговаривала, но он настаивал: "Я уже большой, я тебе помогу!" Поехали вдвоем. Попали в такую деревню, где ничего не было, кроме картофеля. Выменяли больше полмешка картошки, но не догадались завязать его, как переметную суму с тем, чтобы разделить тяжесть на две части. Полпути до станции Мария Николаевна с большим трудом пронесла мешок, но на большее сил уже не хватало. Тогда сын сказал: "Мамочка, ну дай, пожалуйста, мне!" Она сначала отказывалась, но потом почувствовала, что не может дальше идти с такой ношей. В это время они находились на каком-то мостике. Мешок упал у нее с плеч, и она, обессиленная, прислонилась к перилам моста. Через много лет она вспоминала, как сын стоял перед ней - щупленький мальчуган одиннадцати лет - и пытался поднять мешок, но не тут-то было - мешок был слишком тяжел для него. Тогда Мария Николаевна сказала: "Так ничего не получится и ты надорвешься. Я не могу видеть, как ты мучаешься. Давай возьмем вдвоем. Бери за угол, за один край, а я за другой, и понесем". Так они этот мешок больше проволокли, чем пронесли. Вдруг услышали позади себя мужской голос: "Ей, жшка! Ну, що ж ти на малого хлопягу таку нагрузку дала" Xi6a ж вин може це потягнути"" Мария Николаевна сокрушенно ответила: "Что ж нам делать" Мы из Одессы, у нас там ничего нет. Приехали поменять вещи на еду, выменяли один картофель, но как теперь донести?" - "А куди вам, до вокзалу? Ну, давай допомогу". Взвалил мешок на плечо - такой здоровый украинец, молодой еще, и понес, а они за ним вдогонку. Когда дошли до станции, Мария Николаевна хотела отблагодарить его, дать что-нибудь из оставшихся вещей - спички или папиросы, но он категорически отказался, сказав: "Hi, гжте coбi на здоровье!" И ушел. В Одессе их встречал уже беспокоившийся Григорий Михайлович. Больше Мария Николаевна с собой сына в деревню не брала - мал он был еще, а с Григорием Михайловичем ездила еще раза два-три. Семья жила дружно. Состояние неустроенности, вызванное вынужденной разлукой Марии Николаевны с сыном в то время, когда он жил в Нежине у бабушки с дедушкой, а мать должна была учиться и работать на курсах в Киеве, сменилось семейным счастьем. Когда Баланины переехали жить в Одессу, Мария Николаевна полностью отдалась воспитанию сына. Этому способствовало и заботливое отношение к Сергею Григория Михайловича, который заменил ему отца. Григорий Михайлович неизменно полагался на все решения и советы Марии Николаевны, но в вопросах образования и формирования личности Сергея влияние отчима было очень весомым. Надо сказать, что Григорий Михайлович был человеком высокой культуры и чрезвычайно спокойного характера. Сережа сразу привязался к нему, а когда вырос, их отношения стали дружескими. Для Сережи отчим был примером инженера, научного работника, своим упорным трудом добившегося высшего образования по интересовавшей его специальности.

В воспитании мальчика Григорий Михайлович никогда не предъявлял категорических требований, а спокойно, путем убеждения, сам или через Марию Николаевну, старался внушить ему нужное решение. Своими знаниями и жизненным опытом отчим всегда делился с Сережей, помогал ему в учебе. Это постоянное желание помочь и дружеское взаимодействие с моим отцом сохранились до самой смерти Григория Михайловича. Сережа рос помощником, старался, как мог, принимать участие в хозяйстве: что-то поднести, выполнить какую-то просьбу. Гордился тем, что умеет чистить картофель. "Я не пропаду нигде, я умею чистить картошку!" - с гордостью говорил он. В двадцатые годы одной из главных забот Марии Николаевны и Григория Михайловича было не только прокормить семью, но и избежать случайной, шальной пули, а также уберечь Сережу от дружбы с беспризорниками, которых в то время в городе было видимо-невидимо. Это были дети разного возраста, по различным причинам оставшиеся без родителей. Они бродили по улицам и площадям, ночевали под мостами, пробирались на морские суда и баржи. К ним примыкали иногда городские ребята, соблазненные "вольной" жизнью. Они ездили из конца в конец Одессы на подножках и крышах трамвайных вагонов, нападали на прохожих, воровали.

Однажды у Сабанеева моста Мария Николаевна купила десяток свежих бубликов и несла их домой. Это была большая удача и она предвкушала, какое удовольствие доставит своей семье. Но путь преградили беспризорники. Они бросились к ней и пытались отнять бублики. Тогда она стала увещевать их: "Ребята, так вы все поломаете и испачкаете. Давайте поделим: половину отдам вам, половину оставлю себе. Ведь я иду домой, у меня тоже есть мальчик и нужно что-то ему принести. Возьмите часть бубликов и разделите между собой". Они согласились. Так мирно закончился этот инцидент. Но встреча с беспризорниками встревожила ее - как бы не связался Сережа с такой компанией. В то время школы были закрыты и детвора предоставлена сама себе. Нужно было чем-то заинтересовать мальчика дома, отвлечь от улицы и ее соблазнов. У Сережи было много оловянных солдатиков. Сначала он играл один, потом стали приходить знакомые мальчики. Он забирался с приятелями в свою комнату, где они устраивали целые бои. Позднее ему захотелось сделать что-то своими руками - крейсер, миноносец, - одним словом, какой-то морской военный корабль. Все можно было смастерить, кроме мотора. Отсутствовали необходимые детали и достать их было невозможно. Тогда, захваченные стремлением строить, ребята притащили в дом много различного металлолома. Увы, ничего путного из этого не получалось. Мария Николаевна давала им различные катушки, Григорий Михайлович что-то мастерил из проволоки, но такие модели не могли по-настоящему передвигаться, и это очень огорчало Сережу. В воскресные дни семья собиралась за столом, и Мария Николаевна читала вслух Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Шевченко. Сережа всегда внимательно слушал. И вдруг однажды тихо и застенчиво сказал:

"Мамочка, ты знаешь, я написал стишок..." Это было не лишенное своеобразия подражание известному стихотворению Лермонтова "На севере диком...". Мария Николаевна купила сыну альбом, в который он стал переписывать свои стихотворения. Одно из них, довольно большое, очень патриотичное, называлось "Россия". Конечно, в нем ощущалось влияние великих поэтов, но мысль и чувства были окрашены детской индивидуальностью. Стихотворение, несомненно навеянное классическими творениями, вместе с тем, соответствовало духу нового времени. В подаренный альбом Сергей записал десятка полтора стихотворений. Мария Николаевна читала стихи сына и думала, что надо бы их переписать. Однако, прежде чем она собралась это сделать, Сережа все уничтожил.

По-видимому, кто-то из друзей-мальчишек увидел альбом, посмеялся над тем, что Сергей пишет стихи, и он свой альбом сжег. Но любовь к поэзии, особенно к Пушкину и Лермонтову, осталась у него на всю жизнь. Семья жила на самом берегу моря. Вместе ходили купаться на "дикий" пляж в трех-пяти минутах ходьбы от дома. Мария Николаевна плавать не умела, а Григорий Михайлович плавал прекрасно и учил этому Сережу. В результате тот быстро научился плавать и нырять.

Однажды, уже будучи подростком, он сумел спасти тонущую женщину. Это случилось утром. Народу на пляже было немного. Сережа поплыл от берега, и следом поплыла женщина. Он оглянется - она плывет, он дальше - она за ним, еще дальше - она опять за ним. Наконец он заплыл уже далеко и решил, что надо возвращаться. Когда повернул обратно, она тоже повернула. Вдруг, еще сравнительно далеко от берега, он оглянулся и обнаружил, что женщины нет. Нырнув, увидел, что она опускается на дно. Он ухватил женщину за волосы и вынырнул на поверхность. Поддерживая ее одной рукой, другой рукой греб. Когда до берега осталась какая-то сотня метров, почувствовал, что не выплывет. Начал кричать, чтобы на берегу обратили внимание. Оказалось, за ними следили, видели, как они возвращались, но не сразу поняли, что он поддерживает свою нечаянную спутницу из последних сил. Люди в лодке бросились навстречу и вытащили обоих. Женщина была без сознания. Ее стали откачивать, вызвали врача, и в этой суете мальчик тихо исчез. Прибежал домой бледный, усталый. На вопрос мамы: "Что с тобой, Сереженька, устал очень"" - ответил: "Да, мамочка, я только что вытащил утопленницу". -"Кто же она"" - "Не знаю, я не стал ждать. Слышал, как люди спрашивали: где тот мальчик, который ее вытащил, - а я тихонечко схватил одежду и убежал". Мария Николаевна обняла сына - он растрогал ее своим мужеством и скромностью. Вечером о смелом поступке Сергея она рассказала мужу. "Слава богу, - обрадованно воскликнул он, - это очень хорошо. Скромность - дороже золота. Она - кузнец характера". Как выяснилось потом, женщина осталась жива. А спасший ее подросток так и остался неизвестным. Сережа становился уже серьезным юношей, привыкшим к самостоятельности, а Мария Николаевна была молодой, красивой, энергичной, жизнерадостной женщиной, и он рос рядом с ней как друг, как брат, а не как ребенок, нуждающийся в каждодневной опеке. Эта дружба матери и сына прошла через всю их жизнь вплоть до последней встречи в Кремлевской больнице, куда лег отец на роковую для него операцию.

В 1918 г. в Одессе стали открываться школы, получившие названия трудовых. В одной из них с 1 сентября 1918 г. учился отец. Однако через полтора месяца в связи с гражданской войной и интервенцией школа закрылась. И четыре последующих года Сережа занимался дома. Его учителями были Мария Николаевна и Григорий Михайлович. Сын получил хорошую подготовку по русскому языку и словесности, математике и физике. Мама учила его французскому языку. Дома было много книг и он увлекался чтением. Такое домашнее обучение как-то компенсировало ему пропущенные годы учебы. Зимой 1920 - 1921 гг., когда мальчику было тринадцать лет, он попытался учиться игре на скрипке, но вскоре понял, что слишком поздно взялся за инструмент, да и денег это стоило немалых. И занятия прекратились.

Ссылки: