Жизнь заключенных в туполевской шараге

См также ЦКБ-29: собственно тюрьма   Часов, ни наручных, ни настенных, обитатели спецтюрьмы не имели -не положено. Будили их в семь утра. С восьми до девяти - завтрак: каша с маслом, кефир, колбаса, чай, кофе с молоком, затем до часу дня - работа. После обеда, состоявшего из двух горячих блюд и компота из сухофруктов, -снова работа с двух до восьми. В восемь вечера - ужин: горячее блюдо, кефир, чай. Потом свободное время до одиннадцати часов, после чего в спальнях в отличие от тюрем, где свет не выключался, гасили свет.

Каждый СТО имел свои спальни. Они различались по фамилиям старост, отвечавших за соблюдение установленных правил внутреннего распорядка. Туполевцев разместили в четырех помещениях. Спальня, где стояли койка и тумбочка А. Н. Туполева, а старостой был А.П.Алимов , занимала Дубовый зал на 6 этаже с балконом (естественно, зарешеченным), выходящим на Дворцовый мост реки Яузы. В свое время зал по замыслу А. Н. Туполева предназначался для разного рода совещаний, для приема иностранных авиационных делегаций. Теперь он стал камерой для своего создателя и его соратников.

Кормили сытно и вкусно. Кроме того, в тюрьме был небольшой магазин, где разрешалось раз в неделю покупать на деньги, переданные родственниками в канцелярию Бутырской тюрьмы, папиросы, конфеты, мыло, одеколон, лезвия для бритья. Три раза в месяц заключенных водили в душ.

Имелась прекрасная библиотека художественной литературы, составленная в основном из конфискованных книг. Встречались издания с экслибрисами "Из книг Бухарина" или "Из собрания Рыкова". По словам Л.Л. Кербера, отец предпочитал фантастику. Он любил и стихи - с детства сохранял интерес к поэзии -и даже переписывал некоторые из них. Хорошим подспорьем в работе служила и отличная техническая библиотека. Л.Л. Кербер вспоминал, что библиотекарь Фатима Ростанаева поражалась высокой культуре своих читателей. Все заключенные имели высшее образование, многие знали иностранные языки, а некоторые даже по два, интересовались иностранными журналами.

В дневные часы шла напряженная работа во всех спецтехотделах. В свободное вечернее время зеки могли погулять и полюбоваться панорамой Москвы. Для этой цели на крыше, над спальнями была сооружена большая клетка. Среди зеков она носила хотя и обидное, но справедливое название - "обезъянник". Стало проще с банным днем. После ухода рабочих "контингент", как называли заключенных, в сопровождении охраны, по расписанию посещал цеховые душевые.

Одной из главных для разговоров на досуге была тема дома и семьи. Рассказывали друг другу, кто где жил, куда ездил на дачу, как росли дети, вспоминали их первые слова и набитые шишки. Вечернее "свободное время" истосковавшиеся по работе конструкторы превращали в технические совещания. Группировались вокруг А.Н. Туполева, обычно сидевшего на своей койке в дубовом зале, доставали из-под кровати лист фанеры, поскольку во избежание утечки информации бумага в спальнях была запрещена, и погружались в творчество. Охрана вечером сюда не заходила и можно было свободно общаться, обмениваться мнениями. В другое время суток охранники постоянно курсировали как внутри, так и вне КБ, патрулируя входы и выходы, прогуливаясь по улице Радио и набережной Яузы под окнами здания КОСОС. И все-таки некоторые возможности для связи с внешним миром имелись. Помимо вольнонаемных, большинство которых видели в заключенных не "врагов народа", а пострадавших и старались чем-то помочь, в работе участвовали консультанты - работники различных предприятий. Эти люди нередко исполняли роль "почтовых курьеров". Через них иногда удавалось передать короткую записочку домой и получить ответ. Таким добрым посредником между нашей семьей и отцом был П.В. Флеров , верный друг отца еще с институтских времен. Мама с улыбкой вспоминала, как Петр Васильевич приходил к нам домой, снимал ботинок и извлекал немного помятую, но такую дорогую и долгожданную записку отца. В обмен забирал записку для него. В январе 1941 г. отец переслал с Флеровым в подарок маме и бабушке два маленьких целлулоидных блокнота с обложками, сделанными из пластмассы. На одной он нацарапал силуэт яхты "Маяна" - напоминание о юности, Одессе, о море и любви, на другой - журавля, вылетающего из гнезда на волю, как символ надежды на освобождение. Оба эти блокнота находятся теперь в домашнем музее отца.

Ссылки: