Семья Р.Э. Классона в Выборге

Летом 1911 г., [после переезда из Гельсингфорса ] мама выяснила, что в Выборге нет русской мужской гимназии, а есть реальное училище. Окончание гимназии давало право поступления на любой факультет университетов и во все высшие технические институты. В реальных училищах не преподавали латинский язык, последним классом был не 8-й, как в гимназиях, а 7-й, но окончившие их могли поступать только в технические институты. Все это мне объяснили и поставили вопрос, хочу ли я учиться в гимназии, чтобы потом решать, поступать ли в университет или технический институт (раньше этот вопрос не возникал!). Теперь я охотно согласился учиться в реальном, так как считал себя в будущем инженером, как отец, а не врачом, юристом, учителем или ученым. Так окончательно решилось, что мы поселяемся в Выборге .

Здесь мы прервем воспоминания и поясним - зимой в Гельсингфорсе Иван часто простужался. Поэтому и было решено переехать в Выборг, где климат менее сырой и потому более здоровый. А теперь процитируем записи И.Р. Классона о выборгском периоде:

Мама неделю возила меня на пароходе в Выборг на вступительные экзамены в 3-й класс реального училища. Самым строгим экзаменатором считался учитель рисования - армянин Нерсесьянц. Во время экзамена - несколько учеников сдавали переэкзаменовки - учитель неоднократно смотрел мой рисунок, поправлял его, и, когда я вышел к маме, она спросила, выдержал ли я. Я ответил: думаю, что да. Но она попросила швейцара пойти узнать результат. Он быстро вернулся и сказал: "Лучше всех - три с минусом!". Была еще одна тройка с двумя минусами, а остальные переэкзаменовщики получили двойки, потом, впрочем, исправили их. Рискованным для меня был и экзамен по Закону Божию . Я хорошо знал "Священную историю" и все полагавшиеся молитвы, но, по чьей-то ошибке - кроме утренней, вечерней и "к ангелу-хранителю". А поп спросил именно их. Он сам сообщил мне и результат: по "Священной истории" - 4, по молитвам - 2, в среднем - 3. В середине августа старого стиля (16 августа бывал молебен перед учением, а 17-го, если этот день не был воскресеньем, начинались занятия) мы переехали на городскую квартиру в новом пятиэтажном доме Москвина на рыночной площади в десяти минутах ходьбы от женской гимназии и от реального училища. Вскоре для уроков мне и Тане пригласили учителя немецкого Иоханна Вайкерта - брата гельсингфорского немца, моложе его, бритого, щеголеватого и ярого сторонника системы Берлица. <...> Здание реального училища выходило на площадь с русской православной церковью. А двор училища примыкал ко двору женской гимназии, и через стену между дворами можно было передавать записки. Маму очень поразило, когда Таня рассказала, что многие старшие гимназистки в большую перемену встречаются на улице с реалистами. Вскоре в училище состоялся вечер, на него пригласили и девочек из женской гимназии. Инспектор организовал для младших классов игры и восклицал при этом: "ловите барышень!" Услышав мой рассказ, мама сказала: "тогда неудивительно, что в старших классах процветает ухаживание". В России мальчики и девочки обучались раздельно, к тому же никакого полового просвещения в школах не было - в отличие от школ в Германии, где его ввели. Во Франции этот вопрос - вводить или не вводить половое просвещение - дискутировался. В немецком юмористическом журнале тех лет я позже встретил остроту: в немецких школах детей учат, "wie man Kinder kriegt?" ("как дети появляются на свет?"), а во французских школах, очевидно, будут учить, "wie man keine Kinder kriegt?" ("как не иметь детей?). Хотя в те годы во Франции была очень низкая рождаемость.

В раннем детстве няня нам объясняла, что новорожденных приносит ангел. Еще на Пречистенке [в Москве] я впервые услышал от Сони и Тани, что девочкам неприлично показываться мальчикам обнаженными. Мама сексуальной темы не любила и, только когда дети спрашивали, давала им минимальные разъяснения. Я помню, когда я в Лиханьеми увидел довольно брюхатую корову, то Александра Карловна [Шлезингер] объяснила мне, что у нее в животе находится будущий теленок. Заучивая слова молитвы: "Дух же целомудрия, смиренномудрия и любви даруй мне, рабу твоему", я спросил маму, что такое целомудрие. И она объяснила, что это когда у человека нет влечения к обнаженным телам и к ухаживаниям мужчин за женщинами и женщин за мужчинами.

Еще в Москве я начал собирать почтовые марки. Александра Карловна тогда подарила мне немецкий каталог всех стран с 1850-х по 1900-е годы. Зиму в Выборге я был совершенно помешан на марках и копил деньги, чтобы выписать от той же фирмы в Лейпциге дорогой каталог для коллекции марок, и просил всех вместо подарков дарить мне деньги на каталог. Кстати Александра Карловна рассказывала, что она и обе ее сестры, когда остались [после смерти родителей] втроем, сначала делали друг другу не всегда удачные подарки и потом перешли на дарение денег на праздники, приговаривая: "Da hast du deine drei Rubel, kaufe dir was!" ("На вот 3 рубля, купи себе что-нибудь!"). Этот каталог я все-таки выписал и получил посылку с ним - в большую перемену, на таможне.

<...> В 3-м классе в Выборге я дружил с одноклассником Володей, сыном офицера, участника обороны Порт-Артура Владимира Алексеевича Высоких . Я с Соней бывал у них. Соня поддерживала еще знакомство с двумя сестрами Хилдэн (знакомыми по Лиханьеми, их отец, швед, занимал должность главного инженера Сайменского канала) и с русской барышней, учительницей на курсах иностранных языков, где преподавал [немецкий] и Вайкерт.

Весной 1912 г. Соня участвовала в деятельности комитета, готовившего, как тогда было принято, однодневную продажу колосков - в помощь голодающим в России. <...> В Выборге я еще дружил с товарищем по фамилии Мендт - из 2-го класса [реального училища]. Я захаживал к нему домой еще осенью 1911 г. Семья его была настолько немецкая, что его сестра носила дома передник (не детский), и я сначала не мог понять, сестра это или горничная. В июне 1912 г. мы еще оставались в Выборге, и я ездил к Мендту на дачу, у него оказался репетитор или гувернер из учеников старших классов нашего училища. В памяти у меня осталось, что я воспроизвел свист одной птицы, а репетитор сказал: так это зяблик. Это была моя первая самостоятельная поездка. Впрочем, кажется, Соня дожидалась моего возвращения на пристани в Выборге. 1 января 1912 г. Софья Ивановна отправила Ивану из Берна, где она лечилась, по-видимому, последнюю открытку (на ней изображены корпуса Lidenhof - Privat-Spital des Roten Kreuzes):

Я отметила крестиком [на фото] дверь [на балкон из] моей бывшей комнаты, в которой я жила около двух лет назад. Там было гораздо лучше, просторно и хорошо. А в этих свиных загонах еще хуже голова кружится. Сегодня я получила письмо твое и Катино. Катя описывает, как занималась первый раз с Соней, а ты про то, что Соня познакомилась с твоим (нрзб.) и его матерью и что они вас пригласили. Целую тебя, Ванюшенька.

Ссылки: