 |
Карпачева С.М.: в Казань и Свердловск
Источник: Карпачева С.М.,2001
До Казани мы ехали семеро суток. На третий день я свалилась с ангиной: вся горела, но лечь было негде, горло полоскать нечем. На какой-то из многочисленных стоянок Фаина выскочила за кипятком. Вернуться в вагон она не успела и осталась где-то, без еды, вещей, денег, но зато с чайником. В Казани нас не встретили, хотя большинство руководителей наркомата и сам нарком были здесь. Народ заволновался. От вагонов отойти боялись: вдруг их загонят куда-нибудь в тупик, потом не найдешь. Но надо было связаться с наркоматом, и мы с Володей П. пошли искать телефон. Мы пробились через толпу к начальнику вокзала, узнали номер телефона наркомата и, игнорируя недовольство хозяина кабинета, стали звонить туда. Нашли самого наркома - Митрохина , заявили, что в поезде не меньше пятисот сотрудников НИИ и что в любой момент их могут выгнать из вагонов. Вспыльчивый Митрохин разбушевался, накричал и на нас, и на кого-то в своем кабинете, бросив под конец: "Идите в вагоны, все уладим, поедете в Свердловск!" Затем попросил передать трубку начальнику вокзала. Володя вернулся к поезду, а я отправилась на безнадежные поиски Фаины. И вдруг в здании вокзала я увидела ее, немытую, уставшую; мы кинулись друг к другу, обнялись, и она рассказала, что с ней произошло. Обнаружив что наш поезд ушел, Фаина бросилась искать какой-нибудь другой, идущий в том же направлении. Наконец ей повезло: она нашла состав из метровагонов, с трудом поднялась по вертикальной лестнице в вагон, а там беженцы-москвичи ее приютили. Так, на вагонной скамье, питаясь тем, что давали сердобольные попутчики, она доехала до Казани. Наша встреча оказалась короткой: Фаине предстояло одной добираться до Камышина.
Появился представитель наркомата, важный и самоуверенный, попенял на то, что подняли шум, и объявил, что скоро подадут другой поезд, в котором мы поедем до Свердловска . Затем выдал деньги, нечто вроде аванса, и даже кое-какие продукты. Мы выбрались на платформу, а часа через три подали новый состав из плацкартных вагонов, где можно было лежать. Были заняты и третьи, и все боковые полки. После тяжелейшего пути из Москвы все чувствовали себя счастливыми. Свердловск встретил нас морозами. Но нас ждали. Объявился секретарь парткома. Он собрал всех на привокзальной площади и коротко объяснил, как добираться до клуба, где организовано временное общежитие. Помещение для нашего НИИ обещали выделить в одном из цехов городской бойни-холодильника. Часть наиболее крепких людей направили строить и оборудовать институт, остальных - на временные работы на другие предприятия. Среди нас много химиков с бронью, отпустите нас в армию, - раздались голоса. Сколько придется сидеть без работы, не принося пользу стране? - спрашивали другие. Я пошла к секретарю с просьбой отправить меня в военкомат переводчиком. "Не суетись, - недовольно буркнул он. "Через неделю-две все станет ясно". Тогда я попросила разрешения съездить в Пермь к сыну и мужу. Оставила адрес, чтобы прислали повестку, когда решат, что со мной делать. Меня отпустили даже с некоторым облегчением : меньше народа - меньше забот. Немного передохнув, мы с мамой снова отправились в путь. Добравшись до вокзала, решили попытаться сесть в проходящий поезд. Нам повезло: подошел состав, в котором вылечившиеся солдаты возвращались из госпиталей на фронт. Я попросила проводницу разрешить старой женщине проехать "недалеко", до Перми; она, пожалев нас, согласилась: "Ну, если солдаты пустят, то садитесь". Молодые ребята сразу приняли маму как родную, а когда выяснилось, что она врач, окружили особой заботой и вниманием. Ей освободили место на нижней полке, меня пристроили у нее в ногах. В Перми солдаты помогли маме спуститься с лесенки, перенесли наши пожитки, пожелали счастливой дороги. А какая дорога ждала их, этих молодых парней?.. В Перми трамваи ходили очень редко, но нам удалось влезть в переполненный вагон и доехать до конечной остановки. Это примерно половина пути до совхоза. Там я усадила маму с вещами на скамеечку и пошла за лошадью в совхоз. Юрий встревожился, увидев меня. Когда я начала рассказывать, что происходило в Москве, он рассердился и потребовал впредь воздерживаться от подобных рассказов, чтобы нас не причислили к паникерам, разносящим вредные слухи. За мамой отправили лошадь, привезли ее совсем замерзшую, еле отпоили горячим чаем.
Ссылки: