 |
Ссыльные калмыки в пунктах прибытия
На следующий день снова нас ждала дорога. Куда везут и сколько ехать, неизвестно. Чекисты одно только знают: выпроваживать дальше. Как будто на этой земле уже нам и приткнуться некуда. Подогнали розвальни, застланные соломой, и скомандовали садиться. Детей укутали всем, что было, обложили соломой. Младшую я взяла на грудь, сверху укутали одеялом [ 153 ].
Чем дальше мы ехали, тем чаще на остановках кричали, заглядывая в вагон: мертвые есть? Меня мама берегла, старалась, чтобы я не видела сброшенные на землю трупы. И только однажды я их увидела. Когда дверь открыли, перед глазами предстала изумительная снежная белизна, аж глазам больно, а небо голубое-голубое, чистое-чистое. Солнце слепит глаза. Мама чуть замешкалась, мужчина ссадил меня, и я оказалась на земле. Сначала ничего не видела, глаза слезились от снега и солнца. Немного проморгавшись, увидела, что стою прямо перед какой-то громадной кучей. Руки, ноги, головы, ничего не могу понять, рассматриваю. Мама выскочила и затащила меня обратно в вагон. А мне эта гора мертвых до сих пор снится. Особенно ярко врезался в память лежавший сверху старик в заплатанной одежонке, в шапке на одно ухо. Лица не видела, но позднее, прочитав про деда Щукаря, всегда представляла его таким, каким был тот, увиденный мною на верхушке горы из мертвых тел. В пути я постоянно плакала. И никто меня не стыдил, не останавливал, не говорил: замолчи, надоела. Однажды тетя Аля спросила у мамы: Шура, знаешь, почему она плачет? Мама вскинула голову, мол, почему? Ведь у нее тоска, сказала мамина подруга. Я запомнила это слово, услышав в первый раз в жизни [ 154 ].
Кормили нас в крупных городах - в Омске, Новосибирске, один раз в сутки. С нами ехали военные. На остановках в очереди у котла народу много. Андрей Бембинов, когда подавал котелок, кричал "Старшему лейтенанту погуще!" Он так чудил. Все смеялись. Так за ним и осталось "Старшему лейтенанту погуще" [ 155 ]. &&&& Одной из этнических характеристик любого народа является мера мобильности. Для бывших кочевников даже после депортации новое передвижение казалось спасительным возвращением, в движении виделся какой-то выход, вернее, выход мог быть связан только с дорогой. Выше упоминалось, что случались побеги из Широклага на фронт, но бывали и переезды в еще более тяжелые условия, на Таймыр и Шпицберген , куда посылали калмыков уже из Сибири. Нередко случалось, что власти оформляли в путь на Север одну семью, а с ней начинали проситься другие калмыцкие семьи, которым казалось, что хуже уже не будет, но вдруг дорога приведет домой? Однако в полярных условиях оказалось еще труднее, и калмыки назвали это переселение второй ссылкой. Для этих людей железная дорога сменилась водным транспортом, везли по Енисею, Иртышу, а потом и по Северному Ледовитому океану.
Самое большое потрясение пережил я в пути, когда умерла бабушка, Эрдни-Горяева Тевкя. Я сызмальства рос при ней, и она мне практически заменила родителей. Ей было больше семидесяти лет, и она очень тяжело переносила длительное плавание во льдах. Она уже не поднималась, и я от нее не отходил. Как-то у нее произошло самопроизвольное испражнение. Открылся острый понос. Я побежал к судовому врачу, еле объяснился с ним. Наконец, он понял, что нужно лекарство. Дал какие-то таблетки, но интереса к больной не проявил. После следующей ночи бабушка не проснулась. Уснула навечно. Потом пришли матросы и унесли труп. Все родственники последовали за ними. На палубе по команде помощника капитана бабушку плотно обвернули ее же овчинной шубой, обвязали бечевкой и приготовились спускать за борт. Мы три раза обошли вокруг нее и попрощались с бабушкой. Когда ее начали спускать по пандусу, я вне себя от происходящего выскочил из-за спин матросов и едва не соскользнул вместе с ней в воду. Чудом успел схватить меня за фуфайку судовой врач. Но мучения мертвой бабушки еще не кончились. Она была настолько истощена, что труп ее не тонул. Тогда ее обвесили четырьмя обгоревшими колосниками, и она скрылась в воде. Эта жуткая сцена в моей памяти осталась навсегда.
Позже довелось мне испытать потрясение по иному поводу. Как-то случилось так, что несколько человек послали за хлебом на ледокол "Сталин", поскольку ледоколы были загружены продуктами и периодически снабжали ими экипаж "Монткальма" и нас. Только из съестного нам доставались голова или хвост селедки, два сухаря и кружка воды на сутки. На "Сталине" мы оказались словно в сказочном городе. Помещения освещались электрическими лампами и их отражениями в многочисленных зеркалах; ковровые дорожки и другие предметы поражали нас. Были также концертный зал и игровая комната. О существовании таких условий на судне мы не могли даже предполагать [ 156 ].
Практически все воспоминания о дороге в Сибирь оказывались описанием классического rite de passage. Иному миру соответствовали и основые признаки депортационного пути: постоянный мрак, холод, голод, теснота и закрытость вагонного пространства в сочетании с бесконечностью пространства вне состава [ 157 ].
От читателя
2017-04-12 13:21:12 Зинаида Лонгортова : я знаю, это страшные годы для калмыков. Они жили в нашей деревне Кушеват Им помогали такие люди, как моя бабушка. которые давали им рыбу. а ещё есть место захоронения калмыков, но оно заросло. Но переселяли после войны с малых деревень и нас - проходило укрупнение населённых пунктов.
Ссылки: