Память о депортации калмыков в третьем поколении

В процессе освоения депортационной травмы ключевым понятием является принадлежность к поколению: к первому, имеющему личный сибирский опыт, второму - их детям или к третьему поколению - внукам спецпереселенцев.

Для трех поколений характерны различные подходы к этой проблеме.

С конца 1980-х гг. проснувшаяся коллективная память стремилась освободиться от вытесняемых внутренних переживаний и проговорить свою боль вслух. Сочетание семейных рассказов стариков и государственной политики памяти имело результатом то, что третье поколение калмыков знает о депортации больше, нежели их родители. Большую роль в этом процессе узнавания истории своего народа и процессом этнической идентификации молодежи сыграли школа и Уроки Памяти , проводимые каждый год 28 декабря в каждом классе каждой школы.

Существенную лепту внесли телевидение и республиканская печать, мобилизованные на освещение истории депортации.

В такой атмосфере старики высвобождали свои воспоминания. Однако второе поколение, к которому я отношусь, выросшее в незнании или очень сдержанном отношении к теме депортации, зачастую знает о ней гораздо меньше следующего поколения. Как показывает опыт, исторические представления у людей закладываются в школьные годы. То, что написано в учебниках истории об Иване Грозном или о II съезде РСДПб, остается в сознании как образовательный стандарт, так же, как и дважды два.

Политические режимы меняются, уже давно нет СССР, а дважды два - все равно четыре... В то же время исторические события, которые не упомянуты в школьном курсе истории, остаются в сознании не такими важными, как те, которым посвящены параграфы школьного учебника. Как будто знания о таких событиях не являются необходимыми, а всего лишь факультативными - только для тех, кто интересуется.

Во втором поколении особый интерес к теме депортации имеют те, у кого есть профессиональная потребность в разработке этой истории: педагоги, журналисты, научная и творческая интеллигенции. Интерес большей части представителей второй генерации ограничивается семейной историей.

Третье поколение информировано об исторической травме лучше, чем их родители. Они выросли в обществе, которое только открыло тему депортации для публичного обсуждения и активно осваивало ее. Не случайно молодые люди неплохо знают не только депортационные судьбы своих семей, но и общий социально-политический контекст страны того периода. Как показывают тексты школьных сочинений, современные подростки знакомы с основной литературой по истории депортации, многие читали произведения Солженицына и Шаламова . Молодежь воспринимает депортацию как событие личной биографии, имеет к ней свое эмоциональное отношение. Устные рассказы о депортации приобретают особенное звучание, когда передаются в семейном кругу, потому что исчезает пафос и общие слова, но остаются родные имена, щемящие детали. Место выученной истории занимает живая память.

Именно такие беседы легли в основу школьных сочинений, ставших материалом для анализа в моем исследовательском проекте "Память третьего поколения". Было проанализировано сто сочинений, написанных старшеклассниками Элистинского лицея в 1993-2004 гг.

В них отражены подлинные семейные истории, услышанные из первых уст. Они позволяют сохраниться таким редким подробностям, которые рассказчику могли бы показаться ценными только для причастных лиц. Бесхитростно описанные детьми такие детали становятся яркими свидетелями истории, красноречивыми, как гора пинеток в Бухенвальде.

Она запомнила только желтые носочки и красивое платье мамы.

Когда умер братик, девочка только обрадовалась, что яйцо теперь можно съесть.

В вагоне очень хотелось пить, и они с сестрой по очереди обсасывали обледенелый гвоздь, торчащий в стене.

Многоголосие сочинений складывается в один текст. Этот текст - не только история депортации, какой она представляется современной молодежи, но история калмыцкого народа, в которой отразились важные для народа ценности: семья, родня, степь, животные, песни. Казалось бы, современные дети, выросшие в городской семье, для которых работа с компьютером ближе экзотики общения с лошадьми или овцами, должны иметь свои, соответствующие эпохе и среде нарративы. Но, видимо, тема депортации в их сознании настолько исторична, прочно увязана со старым укладом, преимущественно доиндустриальным, что от него остались ассоциации с указанными символами калмыцкой этничности.

Совокупность устных рассказов очевидцев лицеистка назвала "Большой книгой депортации".

Память о депортации - травматическая. Так же, как и первое поколение - депортированные калмыки и их дети, современные школьники, транслируя рассказы старших, фиксируют внимание на наиболее драматических страницах. В совокупном тексте можно выделить следующие опорные даты: 28 декабря (один день), дорога (две недели), период начальной адаптации (три-четыре года), адаптация (десять лет). Чем травматичнее и концентрированнее события, чем более обострены чувства, тем дольше они удерживаются в памяти. Поэтому большая часть рассказов посвящена дню выселения и дороге.

Многие сочинения, основанные на биографическом интервью, начинаются в третьем лице, а продолжаются в первом. Современное поколение идентифицирует себя с теми, кто был выслан. Дети также почувствовали себя частью коллективного репрессированного "Мы", ставшего неотделимым от общей судьбы народа.

Становление этнической и гражданской идентичности у этого поколения совпало со становлением Республики Калмыкия как одного из субъектов современной Российской Федерации. Школьники были свидетелями небывалой общественной активности в республике в начале 1990-х, запомнили первые выборы президента РК, торжественные инаугурации, утверждение гимна, флага и герба РК в 1993 г. Становление новой калмыцкой государственности происходило на их глазах. Этот же период сопровождался переопределением истории, в которой основной фокус был направлен на депортацию калмыков.

Они должны были неминуемо усвоить из СМИ, что быть калмыком означает относиться к народу, который был выслан в 1943 г. Осознать свою этническую идентичность означало принять и депортацию как часть недавней истории народа. Поэтому в отличие от своих дедов они считают своей родиной Калмыкию и в знак признания пишут Родина с большой буквы.

А мои родители относятся к тому поколению, которое в наше время называют "сибиряками". Они родились в Сибири. Какая ни есть, но это была их родина. А о настоящей Родине, о Калмыкии, они знали только по рассказам родителей. Они рассказывали своим детям о тюльпанах, о больших арбузах, о раздольной степи [ 535 ].

Процесс идентификации происходил нелегко. Он требовал привлечения не только общественных сил - СМИ, школы и науки, но и семейных историй. Однако старшее поколение не так просто возвращалось к своему прошлому и не всегда желало рассказывать внукам о своей жизни в Сибири. Третьему поколению было непросто получить рассказы о Сибири от своих родственников.

Что с нами сделали? Что мы делаем с собой? Настоящее и прошлое соединяет только тонкая нить воспоминаний. Порой они жизненно важны. Эту нить необходимо сохранить, потому что покидают нас последние свидетели тех злосчастных дней.

Не любит она вспоминать об этом, все как-то отмалчивается со смущенной улыбкой, когда начинаешь расспрашивать. На лице улыбка, а в глазах - боль. Боль, прошедшая пятьдесят лет и глубоко осевшая в сердце. И я вижу, я чувствую эту боль, но если сам не спрошу, не узнаю, об этом мне никто не расскажет [ 536 ].

Когда я попросила маму рассказать о том, что она помнит об этих страшных годах, она согласилась. Я видела, что она пыталась скрыть волнение, но это ей не очень удалось, и мне даже стало как-то не по себе, пожалела, что спросила [ 537 ]. &&&&

В то же время история депортации относится молодыми людьми к давно прошедшей эпохе сталинизма, к истории СССР, страны, которой уже нет. Так, в рассмотренных сочинениях имя Сталина редко называется напрямую. Оно стало символом беззакония, символом государственного террора. Дети чаще использовали иносказания типа "человек, стоящий во главе государства". "Почему так получилось: один человек решил, а другие подчинились!". Связано ли это с калмыцкой традицией табуации имени хана или с христианским правилом не поминать дьявола?

Советский штамп "враги народа" используется то в прямом, то в иносказательном смысле. "Врагами народа" именуются то кулаки, то калмыки, но назван так, - и нам как будто заново открывается смысл этого выражения, - тот, кто выселяет народы, и есть враг народа.

Некоторые авторы сочинений чтобы лучше показать тяжелую повседневность ссылки и обреченность мирных людей, в которых государство увидело своих врагов, подсознательно используют грамматические конструкции, лучше передащие субъектность народа. Например, они используют глаголы в форме, которую я бы назвала "неизбежное будущее время".

"Предчувствие чего-то страшного, нереального не обманет мать моей бабушки, когда умрет от голода и холода Аркашка, когда будут отдирать от холодного пола вагона труп ее брата, когда люди, точно мухи, будут падать со вторых полок замертво, на головы сидящих внизу и когда она с ужасом увидит, что половина людей в вагоне уже не спит и не шевелится"

Затем их погонят, точно скот, в спецпомещение, которое с трудом можно так назвать. На следующий день за ними придут несколько человек в военной форме и заберут работать на рудник еще стоявших на ногах мужчин. И так изо дня в день постепенно калмыки переживут зиму, начнется весна, опять зима и так 13 лет [ 538 ].

Ссылки: