Занятия ссыльных калмыков

В этот период калмыкам пришлось освоить непривычные для себя занятия, поскольку новые условия не позволяли заниматься традиционным трудом. Из общего числа спецпоселенцев числилось на работе в разных отраслях народного хозяйства 45985 калмыков, из них:

- в сельском хозяйстве - 28107,

- в горнорудной и золотодобывающей промышленности - 1632,

- в угольной - 784,

- в бумажной и деревообрабатывающей промышленности - 259,

- на предприятиях других ведомств - 8608 чел.

[ 234 ].

Все были вынуждены упорно трудиться от зари и до зари, но было важно, где этот труд прилагался. За одну и ту же работу оплата в колхозе и совхозе существенно различалась. Опытные люди, бывшие руководители хозяйств, зная об этом, сразу просились на предприятия, находящиеся в государственной собственности.

Привезли нас в Чулымский район Новосибирской области. Надо же было такому случиться, что мы попали в один из самых захудалых колхозов, которые даже за работу ничего не могли дать кроме трудодней. А этими палочками, которые записывали в ведомости, кормиться ведь не будешь. Сейчас даже вспоминать тяжело о том времени: чем мы кормились, во что одевались, чем прикрывались, ложась спать в зимнюю стужу. А многие ведь тогда умерли.

Потом нам удалось переехать в совхоз, где порядок оплаты труда был другой. Мы стали иметь заработок. Но чтобы себя прокормить, нужно было работать с утра до ночи. И я работала наравне с взрослыми. Помогало то, что я сизмальства приучалась к черновой работе. Но бывало, уставала до того, что ноги заплетались, хоть падай на землю и лежи [ 235 ]. &&&&

Лесная промышленность тех лет была практически единственной приносящей валюту отраслью народного хозяйства СССР. Поэтому всех трудоспособных спецпереселенцев старались направить на лесозаготовительные предприятия. Женщины, которые никогда до того не работали в общественном производстве, должны были идти на ту работу, на которую посылали местные власти, - лесоповал .

Нам говорят: вы будете лес пилить на участке, веники делать, потом этот лес сплавлять будете, мы вас научим. Будете плоты строить и на Самаринский рыбокомбинат возить лес. Вот это ваша основная работа.

Мы никогда деревьев не видели, как к ним подходить? Дерево упадет, нас убьет. Ничего, вам все бригадир расскажет. С какой стороны подходить, с какой стороны подпилить, когда ветрено. Научит, как сучья убрать, как потом пилить, на какие размеры, как правильно укладывать. У вас будет норма, трудодень надо будет вырабатывать. Если неправильно сложите, придется заново перекладывать. Научат, как правильно основания сделать, как это будет наращиваться. Как правильно делянки прочищать, чтобы за вами хворост не оставался.

В общем, наши мамы, сестры стали лесорубами, пилили все вручную. Тогда же не было электропил. Ладно, летом, а зимой - по колено в снегу, норму же надо выполнять. Хорошо, что все женщины были молоды [ 236 ].

Зимой всех молодых девушек отправляли на лесоповал. Каждый день с пилой, с топором на поясе, на лыжах мы добирались до леса. Если мы до темноты не успевали вернуться домой, зарывались в сугроб и так ночевали. И так всю зиму [ 237 ].

Они попали в Новосибирскую область, где Булгун устроилась работать на лесоповале. Жизнь была очень тяжелой, житье в бараке, постоянное голодание, антисанитария отрицательно влияли на состояние здоровья, но Булгун стойко переносила тяготы, борясь за жизнь сестры и свою. Как оказалось, это было только начало ее мучений. Примерно спустя два года после приезда в Сибирь Булгун постигло несчастье, на лесоповале на нее упало дерево, оставив ее на всю жизнь калекой. Около года она не могла работать, выжила лишь благодаря помощи сибиряков и врачей, но навсегда она перестала расти, так и осталась ниже нормального роста, с горбом на спине [ 238 ].

Норма на лесоповале была двенадцать кубометров дров, а норма хлеба - 600 граммов и выдавали только в том случае, если была выполнена норма лесозаготовки. Если нормы нет, то и хлеба не давали. Заставляли выполнять норму под страхом голодной смерти.

В 1946 г. нас снова погнали дальше, так как деловой лес на нашем участке кончился. Нашу и еще две семьи калмыков отправили на Тупик. Тупик - это название станции, где мы жили. Здесь снова стали работать на лесоповале. Летом меня направляли даже на лесосплав, где работа еще тяжелее и опаснее. Жили мы очень трудно. За работу деньги нам не платили. Зато заставляли подписываться на госзаем и выдавали облигации. А что с ними делать, на них ведь продуктов или одежды не купишь. Поэтому в свободное время я ходила к начальству мыть полы, убирать скотные дворы. Всю эту работу я делала за тарелку борща или за старую ситцевую юбку и другие обноски. Вскоре выяснилось, что главный бухгалтер и инженер занимались махинациями. Новое начальство значительно улучшило наше положение. Стали платить заработную плату, а в 1949 г. я впервые получила отпуск [ 239 ]. &&&&

При этом многие женщины, которые взяли с собой швейную машину, подрабатывали индивидуальными заказами на пошив одежды, поскольку "сибирячки ведь шить особенно не умели". Как рассказывала мне знакомая, ее бабушка, хорошо умевшая шить, в Сибири шла со швейной машиной в деревню, где в течение недели обшивала ее жителей, а потом возвращалась с мешком продуктов для всей семьи. Опыт пошива на заказ как способ прокормить семью был довольно распространен, так же кормили свои семьи калмычки в белой эмиграции. Почти все женщины, кто сумел захватить из дома швейную машинку, зарабатывали шитьем, и их семьи не голодали.

Для того чтобы прокормить семью, бабушка брала работу. Она получала рваные полушубки, перекрашивала и перешивала вручную, то есть превращала их в целые. Из лоскутков шила длинные теплые варежки и продавала или меняла на ведро картошки или две булки хлеба на станции [ 240 ]. &&&&

Из всех хозяйственных навыков в новых условиях мужчинам и женщинам пригодился рыболовецкий и животноводческий опыт. Более трех тысяч семей рыбаков были расселены в рыбопромышленных районах, в Красноярском рыбтресте - 2100 семей и Таймырском - 900. Нашлась работа для калмыков в рыболовецких колхозах и других областей. Имевшийся опыт дополнялся новым, приобретенным в новых экономических и экологических условиях. Как отчитывались в октябре 1945 г. в ОСП НКВД СССР офицеры НКВД по Тюменской области, отношение к труду спецпереселенцев-калмыков, занятых на работах в промышленности и сельском хозяйстве, в целом по области удовлетворительное. Новые для них производственные процессы большинством спецпереселенцев-калмыков освоены, нормы выработки выполняются в среднем на 100-120%.

"Так, бригада калмыка Джанова Сергея на сеноуборке нормы выработки выполняла на 160%... Особенно хорошие показатели в работе имеют спецпереселенцы-калмыки, занятые на работах в рыбной промышленности Севера. В Шурышкарском районе Ямало-Ненецкого округа все спецпереселенцы-калмыки, занятые в рыбной промышленности на работах по рыбодобыче и рыбообработке, нормы выработки выполняют до 130%... Бригады калмыков Уманджиева, Лиджиева, Бабаева, Цеглинова и др. нормы выработки выполняют свыше 160%. В Нахрачинском и Учинском рыбозаводах (Кондинский район) все трудоспособные калмыки к труду относятся добросовестно, отдельные спецпереселенцы нормы выработки выполняют до 180%. Так, рыбак Очиров план рыбодобычи выполняет на 150%, рыбак Гаврилов на 180%.

В городе Салехарде Ямало-Ненецкого округа спецпереселенцы-калмыки достигли хороших показателей в работе. Среди них имеется 55 человек стахановцев и 47 ударников. Калмычка Дорджиева Байха нормы выработки выполняет на 234%...

Но наряду с хорошими показателями в работе часть спецпереселенцев- калмыков к труду относится неудовлетворительно, нормы выработки не выполняет - заработок последних очень низок. Основными причинами этого служат необеспеченность спецпереселенцев одеждой и обувью, а также тяжелые материальные условия. Фактов массового уклонения спецпереселенцев-калмыков от работы нет [ 241 ].

Когда их привезли в Тюменскую область, прабабушка нанялась на работу к одной сибирячке ухаживать и доить коров. Часть молока она брала себе и варила калмыцкий чай. После некоторого времени сибирячка признала, что ее коровы никогда не были такими ухоженными, они почти блестели. И сибирячка за это подарила прабабушке одну корову [ 242 ].

Работать пришлось повсюду: и в полеводстве, и в животноводстве. По молодости интересно было работать телятницей, ухаживать за молоденькими телятами, выпаивать их. Грязнее и труднее всего было на свинарнике. Ответственнее всего чувствовала я себя, когда назначили дояркой. Здесь нужно было дать высокий удой, добиться хорошей жирности молока. А для этого старалась выдоить все до последней капли молоко у каждой буренки.

Кроме того, и санитарные нормы требовалось соблюдать [ 243 ].

Маму определили на работу в свинарник и, если не хватало доярок, то ее направляли временно на ферму, где содержали дойных коров. Ей было тогда лет сорок, она не боялась никакой тяжелой работы. Одетая в фуфайку, ватные брюки и резиновые сапоги, убирала навоз в скотных дворах, вывозила их в хранилища и в поле. Относились к ней ровно, ценили за трудолюбие, и потому она быстро нашла общий язык с работниками ферм - русскими и немецкими женщинами. Они ее жалели и по возможности помогали.

Колхозницы из общего удоя себе забирали в бидоны немного молока, иногда сметану, ей нельзя было нести в открытую свой бидон. Если ее поймают, то тюрьма ей обеспечена. Так, женщины - русские и немки - брали ее бидон, относили ближе к дому, а там дети уже ждали эту передачу и, таясь от чужих глаз, быстро заносили в дом. Потом ее совсем перевели в дойный гурт. Это уже было спасением для нас. Но одной работать на всю семью было очень трудно, и в следующую весну бабушка определила Гордея пастухом частного скота. Хозяева рассчитывались кто деньгами, кто картошкой или молочными продуктами. Брат очень старался быть хорошим пастухом, и, слава Богу, за все время его работы не было потерь или падежа скота, нападения волка. Гордей вовремя пригонял стадо в село, и его старание ценилось населением [ 244 ]. &&&&

В отношении к труду, часто принудительному, калмыки отличались от чеченцев и ингушей , у которых была иная стратегия и этика сопротивления - в виде отказа выходить на работу или, по крайней мере, работать не так, как требовали власти. Так, в небольших городах Джексы и Есиль до четверти чеченских мужчин трудоспособного возраста нигде не работали [ 245 ]. Калмыки в Сибири старались прилежным трудом доказывать свою лояльность государству. В своих воспоминаниях они всегда упоминают о местах, занятых в соцсоревнованиях, о почетных грамотах и знаках отличия за примерный труд.

Многие люди, на вопрос, как проводили досуг, отвечали, что свободного времени у них не было. Только тяжелый труд позволял сводить концы с концами. Как пелось в народной песне:

В городе под названием Черногорcк

Мы ходили на каменные работы...

Пока мы ходили на каменные работы,

Годы и силы ушли.

[ 246 ]

Я работала с четырех утра до поздней ночи: рубила лес, с утра собирала ягоды в лесу и до работы старалась продать, а после работы и в воскресенье косила траву, копала огороды для других людей, делала все то, что давало хоть какой-нибудь доход. К 18 годам мне удалось приобрести небольшой домик и корову благодаря тяжелому почти 20-часовому рабочему дню. В свободное время я постоянно работала [ 247 ].

Я одна работала в нашей семье, так как мама болела, а все остальные были или очень маленькие или очень старые. Я работала и на лесозаготовке, и телятницей, и дояркой, и пасла коров. От тяжелого труда валилась с ног, так что однажды я не заметила, как умерла моя бабушка, спавшая рядом со мной [ 248 ].

Через некоторое время мы переехали в колхоз "Доброволец", где мама стала работать на лисьей ферме. Я с местными ребятами работала в поле: возили зерно из-под комбайна. Мне было тогда 11. Во время сенокоса подвозили копны к стогам, чем помогали не только колхозу, но и себе, зарабатывали на пропитание. В колхозе ведь в те годы жилось очень скудно. По этой же причине, уже поздно ночью, мама подрабатывала. Она, будучи искусной мастерицей, пряла, вязала различные вещи на заказ, я готовила для нее шерсть: чистила, стирала, сушила. Бывало, что работала на небольшом огороде, где выращивали морковь, картофель. Зарабатывали вместе с соседским мальчиком - калмыком Колей молоко, творог или сметану, наполняя людям бочки, бадьи водой [ 249 ].

Мы, дети, осенью собирали колоски после уборки урожая, весной - мерзлую картошку, оставшуюся на полях, т.к. осенью после уборки картофеля поля сразу же покрывались снегом. Взрослые в колхозе зарабатывали трудодни, на которые давали немного зерна и овощей.

Домашними животными обзавелись лет через семь-восемь, а некоторые и десять лет жили без молока и других животных продуктов. Мясо, конечно, мы вообще редко ели. Самая лучшая пища для нас всегда была картошка, иногда стакан молока и хлеб.

Большинство калмыков в свободное время читали, если находили книги или журналы на русском языке, изредка ходили в кино, еще немое тогда привозили, ходили в гости друг к другу. Женщины постоянно что-то шили, латали, вязали, штопали. А мужчин - калмыков вообще мало помню, говорили, что их с армии вообще всех согнали в концлагеря на Урале, там многие умерли от болезней и непосильного труда [ 250 ].

В семье работали отец ночью, а мать днем, потому что валенки были одни на всю семью. В 1944 г. нам выдали четыре метра мешковины и телочку. Мать сшила платье, но чулок не было, и она обматывала себя старьем [ 251 ].

Похоронив отца с болью в сердце, бабушка полностью отдалась работе. В свободное время она стала шить на заказ. Шила платья, рубашки, штаны, тулупы для мужчин, вязала платки, кружевные оборки для покрывала на кровать, носки и так далее. За ее работу русские женщины приносили еду. У нее было все, что нужно человеку, чтобы выжить в этом суровом климате [ 252 ].

Бабушка попала в рыболовецкую бригаду. В первый же день ей дали кирку и велели рубить лед. Она не знала для чего это, но, тем не менее, рубила лед усердно. Потом пришли еще две женщины, уже русские. Они с опаской подошли к ней, увидели, что она нормальный человек, объяснили, что надо делать и как. Так они проработали целый день. Стоя в холодной воде, сачком выбирали ледяное крошево, рубили лунки для подводного лова рыбы. Рыбы было много, работать приходилось от зари и дотемна, получая за это 800 граммов хлеба. Их надо было еще разделить на двух сестер, которые не работали, и на мать, которая болела. Так она работала до весны. Весной бабушку посадили на весла лодки, которая раскидывала сети недалеко от берега. Было очень тяжело вытаскивать из воды мокрые сети, полные рыбы. Затем эту рыбу отвозили на приемный пункт, распределяли по видам, взвешивали и сдавали. В зависимости от выполнения плана им оплачивали наряд продуктами. Так она проработала два года. Затем ее перевели работать на молочно-товарную ферму. Но уже болели руки, ноги, поясница - она заболела ревматизмом [ 253 ].

Нас отправили в Уватский район, который гораздо севернее Тюмени. Для нас, бедствующим, это оказалось спасением. Я стал работать на рыбоучастке Максимовского рабозавода, добыча была хорошая, поэтому и нам доставалось рыбы вдоволь. Здесь же оказались настоящие знатоки рыбного дела, калмыки-приволжцы. Они меня научили не только секретам промысла, умению правильно ориентироваться на реке при любых сложных погодных условиях. Даже тому, как можно "выдоить" часть черной икры из осетровой рыбы, не повредив саму особь. Дела складывались удачно, и меня назначили бригадиром неводного лова. В бригаде одиннадцать человек, работали дружно. Мать стала поварничать. Так что к новым условиям на чужбине понемногу приспособились. Кроме того, нас, работающих на гослове, обеспечивали неплохо и продуктами, и промтоварами. А у меня дела на работе складывались хорошо. План лова всегда перевыполняли, поэтому бригада была на виду. И меня отмечали в числе лучших бригадиров. А потом предложили пройти подготовку на шкипера, я согласился. После курсов принял плашкоут с изометрической установкой и стал с Уватского завода возить в Тобольск свежезамороженную рыбу. Обратным рейсом везли продовольствие, промышленные и хозяйственные товары. Так что работы хватало, да и ответственность была большая. Иртыш - река многоводная, при плохой погоде условия для судоходства усложняются, и всегда надо быть начеку. Навигационный период на ней очень оживленный. И крупные, и малые суда идут круглые сутки в оба конца. Но и тут я в грязь лицом не ударил. Команда моя снова ходила в первых рядах [ 254 ].

Попали в Ханты-Мансийский национальный округ, в рабочий поселок Березово, где с 15 лет начала работать на Березовском рыбзаводе. Село Березово находилось в 15 км от Салехарда. В летний сезон там занимались ловлей рыбы, а зимой заготавливали лес. С 1945 по 1957 г. Соня Павлова проработала на таких рыбных угодьях, как Лотпан, Сартынпан, Нюрик, Кузьминские и Козловские места. Лес же заготавливали на Люкарских, Новинских, Малевских, Бобровских лесоучастках.

Рыбу добывали на рыбацких песках (места по берегу Иртыша и Оби), путь к которым лежал через топи в разливах этих рек. Один неосторожный шаг - и человек увязал с головой. Поэтому на ловлю ходили лишь с опытными рыбаками, связавшись общей бечевой. Однажды два сезона подряд пришлось ловить рыбу подледным ловом. Во льду толщиной в 1,5 - 2 метра выдалбливали майны: проруби в 2 метра длиной и в полметра шириной. В них опускали сети, обвешанные грузами, или "кибасами", в двести грамм на каждые двадцать сантиметров. Вместе с рыбой сеть из майны шла очень тяжело. Но приходилось тянуть. Да это еще полбеды. Со всех сторон дул ветер, а мороз был в 40-50 градусов. Руки белели и покрывались ледяной коркой. Чтобы отогреть руки, их засовывали под одежду и прижимали к животу. Было холодно, словно притрагиваешься к кускам льда. А отогрев их чуть-чуть, снова принимались за работу [ 255 ]. &&&&

Калмыки-степняки в Сибири приобрели первый опыт огородничества. Конечно, в голодное время выбирать не приходилось, и калмыки учились у соседей необходимым земледельческим знаниям и навыкам. С другой стороны, этому способствовали решение государства поддержать вымирающий от голода народ и проводимая "агитация о необходимости заниматься разведением своих огородов на выделенных земельных участках. Так, только в Новосибирской области в 1945 г. было обработано 575 га индивидуальных огородов, а в 1946 г. - уже 777 га. [ 256 ].

Самым трудным было освоение земли: выкорчевывали деревья и кустарники, снимали дерн, потом только перекапывали землю и получался огород. В подготовленную землю в первый год сеяли просо или рожь, в следующие годы сажали картофель. Картошка хорошо росла, особенно "берлинка". Просо рушили и превращали в пшено. Рожь толкли в ступках, мололи на муку в жернове. Так постепенно привыкали к сибирскому холоду, труду, образу жизни [ 257 ].

В 1949 г. я построил себе дом. Появился свой огород в 15 соток, где сажали картошку. Снимали отменный урожай. 2-3 куста давали ведро картофеля. Под полом дома был большой подвал кубов на 15. Осенью он полностью заполнялся картошкой. Держали и дойную козу. Постепенно жизнь стала налаживаться [ 258 ]. &&&&

Изменение в социально-профессиональной структуре среди калмыков было заметно уже в те годы. Так, Д. Пюрвеев писал в 1952 г.:

"И теперь калмыки не те, что вы знали 10-15 лет тому назад. Они теперь работают на крупных заводах и фабриках, они пользуются железной дорогой, они работают в высокомеханизированных совхозах, МТС-ах и они общаются со многими советскими народностями. На этой основе у них расширился кругозор, выросло сознание" [ 259 ].

Я работала колхозной рабочей, летом в поле собирала урожай, даже управляла трактором и комбайном [ 260 ]. &&&&

Работа, производственный процесс, если приходился человеку по душе, то становился отдушиной, увлекал и помогал смотреть на миропорядок иначе.

Я поначалу занялся промыслом. Ставил петли, силки, ловил куропаток, зайцев. Но затем сестра отвела меня к директору рыбозавода Николаенко Сергею Петровичу, полковнику в отставке, в целом неплохому человеку, чтобы меня приняли на постоянную работу. И с того времени я был постоянно в командировках, помогал бригадам рыбаков, разбросанных по побережью Хантайского озера и на десятки и сотни верст вдоль Енисея, Хантая, по рекам и озерам Долгано-Ненецкого и Ямало-Ненецкого округа. Здесь научился ездить на оленьих, на собачьих упряжках. Туда возили соль, продукты, оттуда - рыбу. Научился есть строганину из мороженой рыбы, оленины, пить кровь свежезабитого оленя, есть загубину - свежатину по-ненецки. Помню, с манси у нас было одно схожее слово "ганз" - трубка. Приходилось попутно развозить также рыбакам почту, зарплату. Так, почти все ненцы, манси, эвенки, в ведомостях на зарплату ставили не подписи, а свои особые знаки: кто ставил крест, кто - стрелу, кто - чум, кто - нарты, зверей и т.д.

И еще они говорили: не надо нам красивые бумажки, давай табак, чай, соль, огненную воду - спирт и др. Труд рыбака в тундре, особенно зимой, неимоверно тяжелый. Вокруг морозы до сорока градусов, ветры, пурга. Лунки, проруби быстро замерзали. Но, тем не менее, рыбу ловили. Чаще всего на Енисее и в его устье была такая рыба, как пилетка, черс, сиг, омуль и др., особенно ценилась рыба с эвенкийским названием "тыпте", рыба из ценных красных пород, шедшая за границу. Ее из Дудинки увозили чаще всего самолетом. Будучи рыбаком, я освоил так называемую глазировку рыбы - способ сохранения высоких качеств свежезамороженной рыбы.

Приходилось не раз ночевать в зимней тундре. Если заставала тебя пурга, то надо было остановить собак, оленей и зарыться в снег, подложив под себя ветки, мох. Из-за недостатка витаминов нападала цинга. Летом было полегче, появлялись ягоды - морошка, голубика, травы, прилетали птицы. Но ведь заполярное лето очень короткое, да еще мучили мошкара, комары [ 261 ].

Ссылки: