Депортация калмыков: заключение

Депортация калмыков в антропологическом отношении началась с момента, когда калмыки были исключены вначале из советского общества и почти сразу же - из человеческого сообщества. Это зафиксировано в воспоминаниях множеством слов, например: скотские вагоны, скотская еда, нечеловеческие условия, околевшие трупы.

"Привезли нас, мы сидели молча, озираясь, как звереныши в зоопарке... Жили в первую зиму в конюшне" "Они устроились в амбаре для домашних животных"

"Люди, точно мухи, будут падать со вторых полок замертво...

"Жили в первую зиму в конюшне? Даже мышей с крысами там уже не было, да и не могло быть - уж очень холодно было там"

"Тебя осматривают как какой-то скот..".

"Если подыхала лошадь, ели мясо"

"Отец Батра Манджиевича, уйдя в лес за дровами, вскоре был найден околевшим"

"Ее, такую страшную дикарку, увидели дети и погнали по селу, как собачонку, с улюлюканьем..."

"Местные подростки с огромными дворняжками ради забавы устраивали облаву на изголодавшихся людей...".

Слово "людоеды" должно было закрепить практики исключения из человеческого ряда. И первые шаги в адаптации калмыков на новых местах начались, когда "сибиряки увидели в нас людей".

Депортация была настолько существенной для этнокультурного облика калмыцкого народа, который так или иначе становился иным в связи с этим событиям, что ее временные границы стали основными рубежами в процессе изменения этничности. Гражданская война послужила рубежом смены приоритета примордиальных идентичностей классовыми. Это был период стремительной и часто вынужденной модернизации: смена традиционного хозяйства - кочевого экстенсивного скотоводства, на стационарное повлекла за собой отказ от мобильного поселения и жилища - хотона и юрты. В этот период началась консолидация калмыцкого народа: терские и оренбургские калмыки были переселены в образованную автономную область/республику. Появившаяся столица Элиста привлекала население из разных улусов.

Люди учились жить в землянках и домах, в поселках и селах. Замена "Ясного письма", которым пользовались калмыки с XVII века, сначала на латиницу, а спустя несколько лет на кириллицу сделала недоступной старописьменную литературу. Борьба с религией, уничтожение буддийских храмов , преследования священнослужителей заставили людей строить жизнь без этого ранее важного института. В то же время доктрина равных прав человека по рождению независимо от пола и происхождения существенно поменяла ориентиры в социальной организации общества. Это было время создания калмыцкой прессы, современного издательского дела, профессионального театра, системы среднего и высшего образования по европейской модели и появления новой творческой и административной элиты.

Новая идеология потребовала переоценок прошлого, которое презентировалось как классовый и национальный гнет, как "бесконечная цепь страданий". Русский язык стал активно входить в общественную жизнь, но в приватной сфере языком общения оставался калмыцкий язык. Репрессии священников, аристократов, кулачества, белоэмигрантов-репатриантов, неугодных партийных и государственных деятелей, писателей и других "врагов народа" не прекращались. Исход части народа с отступившими оккупантами показал, что процесс формирования новых идентичностей не был завершен, гражданское самосознание находилось в становлении.

28 декабря 1943 г. калмыки были высланы в Омскую , Томскую , Новосибирскую области , Алтайский край , затем в Казахстан , Салехард , на Таймыр . Это дисперсное расселение в регионы иной экологии, хозяйственной традиции, вероисповедания при отличительном фенотипе наряду с депривацией и обвинениями в измене родине ставили людей вне социума.

Чтобы выжить, а затем войти в местное сообщество, калмыкам надо было освоить русский язык, приобрести новые хозяйственные навыки, а все этнически окрашенные стороны жизни ограничить приватной сферой. Этноним "калмык" был запрещен в общественном дискурсе. Этничность приобретала стигматизированный характер. Стигматизированная этничность в сочетании с иным, нежели в доминирующем сообществе, фенотипом побуждала этническую группу во время депривации, а также и в посттравматический период отказываться от наиболее ярких маркеров этнической культуры: личных имен, языка общения, демонстративной религиозности и народных праздников.

Калмыки, оказавшись в тяжелых условиях выживания перед угрозой физического или культурного исчезновения, должны были адаптироваться к новым условиям и выработать механизмы выживания. Несмотря на признанную многими исследователями за женщиной консервативную природу, представляется, что в экстремальных условиях она может быть менее консервативной, нежели мужчина, если это связано с наиболее важными жизненными вопросами. Одним из таких механизмов выживания в годы депортации у калмыков стал пересмотр гендерных отношений, который позволил калмыцкой женщине сделать многое для спасения народа. В результате длительной депривации изменились гендерные роли, и женщина приобрела равные права и равный статус в семье и в сообществе, изменилась норма поведения и восприятие мужчин, а также восприятие мужчинами женщин. Именно экстремальные условия и депривационный статус калмыцкого народа стали основанием для изменения гендерных стратегий.

Ключевую роль в восприятии травмы играла религия. Буддистская этика направляла поиск виноватых вовнутрь группы, учила не множить зло обидой, что благотворно отражалось на реабилитационном процессе, который, тем не менее, нуждался в специальных акциях, направленных на позитивное переживание травмы.

Исследование показало, как за драмой вынужденного перемещения могут стоять позитивные процессы приобретения нового опыта. Например, можно говорить о консолидации как одном из следствий депортации. До декабря 1943 г. административно-территориальное деление республики строилась по улусной модели, в основе которой лежали этнотерриториальные различия. Имеющие множество идентичностей родового или этнотерриториального порядка (род, кость, хотон, аймак, улус, станица и др.), калмыки до ликвидации республики жили согласно дореволюционному административному районированию, основанному на этих различиях. Дисперсность расселения в Сибири и общность экстремального опыта привели к тому, что этническая идентичность стала доминировать над локальными формами самосознания.

Основной уровень идентичности отражался словом "калмык". Эта же тенденция была отмечена в этнографической литературе о депортации чеченцев, чья идентичность в годы репрессий также укрепилась "от противного" [ 542 ].

После восстановления государственности в республике начался процесс активной хозяйственной и культурной реконструкции. Однако новое административное районирование территории было изменено и уже в меньшей степени увязывалось с прежним улусно-аймачным принципом. Два больших района, где проживали торгуты, остались в Астраханской области, в Ростовской области остался Калмыцкий район, где ранее жили донские калмыки. Русский язык активно вошел в общественную сферу, где стал доминировать, а с 1970-х гг. - и в семье. Сибирские дети, для которых калмыцкий язык был материнским, но с семи лет основным языком общения становился русский, уже со своими детьми везде говорили по-русски.

Среднее и высшее образование велось на русском языке, калмыцкий язык не давал мотивации к изучению и преподавался так же формально, как и иностранный язык в закрытой стране.

Общество в целом стало атеистическим, календарные праздники воспринимались как пережитки в религиозной сфере. Так же, как и многие американцы японского происхождения третьего поколения ( сансеи ), калмыки при советской власти отходили от традиций этнической группы и предпочитали стандарты большого общества. Это было во многом следствием депортационного периода.

В постсоветской Калмыкии произошли существенные изменения в самосознании и культуре народа. Создание новой формы государственности в 1993 г., введение поста президента РК, создание парламента (хурала) вызвали к жизни поиски другого, отличного от советского, образа народа и репрезентации этого образа для внешнего мира, переписывание и переосмысление своей истории, отношение к проблеме памяти как к проблеме социальной власти. Вместо образа народа-предателя стал развиваться образ народа-страдальца. Память о депортации становится одним из определяющих самосознание калмыцкого народа факторов, независимо от того, артикулируется травма или нет.

Исторический опыт является главным для идентичности калмыков России. Так, основным маркером взаиморазличения калмыков России от, например, самой крупной диаспорной группы - калмыков США являются депортация для одних и эмиграция для других. Этничность трансформируется и реконструируется через реинтерпретацию прошлого опыта в социальном контексте.

Помнить нельзя, забыть! - Так считало первое поколение спецпереселенцев, и забвенье длилось, пока не кончилась эпоха застоя. Для калмыков эта эпоха закончилась, когда заговорили о депортации публично и вне жестких партийных регламентаций. В новом дискурсе оказалось, что не калмыки были виноваты перед государством, а наоборот - государство было виновато перед народом.

Помнить, нельзя забыть! - Было решено после перестройки, и началось активное усвоение депортационной травмы, пошла работа скорби и работа памяти. Выплеснув травматические воспоминания, люди избавились от комплекса неполноценности, который незримо присутствовал в сознании, они почувствовали себя полноправными гражданами своей страны.

Опубликованные воспоминания о депортации стали перезаписью памяти, Поезда Памяти - опытом позитивного переживания трагического события, принесшим катарсис не только участникам акций, но благодаря широкому освещению СМИ всему народу.

Усвоение интериоризованного исторического переживания продолжается, но, как показывают сочинения школьников, его пределы очерчены, пространство для драматизации прошлого ограниченно. Драматическая история в течение десятилетия была центральной для исторического воображаемого, усвоение травмы открывает перспективу ее рутинизации.

Эта книга - первая попытка антропологического исследования депортации калмыков, темы, безусловно, имеющей богатую исследовательскую перспективу. На мой взгляд, важно было бы изучить формы протеста калмыков против репрессированного статуса, биографии калмыков, которые избежали депортации, но должны были скрывать свою этническую принадлежность, и конечно, нужны компаративные исследования того, как разные наказанные народы в СССР переживали стигму этничности и как они лечат свои депортационные раны.

Ссылки: