 |
Губайдуллин А.М.: Зимняя съемка в Караваеве (для Казавиастроя)
Источник: книга о дедушке
В то время, будучи еще начинающим молодым инженером, я работал в Управлении землеустройства Наркомзема Татарии старшим триангулятором и в 1931 году после завершения полевых работ должен был зимовать в Чистополе и обрабатывать материалы триангуляции Чистопольского района. Но в самом начале зимы поступило распоряжение сдать все полевые материалы для обработки инженеру П.В.Грецову и срочно прибыть в Управление землеустройства в г. Казань. Там я узнал, что в селе Караваево будет строиться один из гигантов первой пятилетки - крупный авиационный комбинат со своим соцгородом, теплоэлектроцентралью и аэродромом. Производство инженерно-геодезических изысканий под это строительство на площади около 30 кв. км. возлагалось на наше Управление, а мне поручалось руководство этими работами.
По приезде в Казань пришлось срочно подготовить наши соображения по этому вопросу для совещания при Госплане Татарской Республики. Учитывая существующую геодезическую обеспеченность района, требования проектной организации, а также нашу техническую оснащенность, я наметил такую программу работы:
а) построить плановое геодезическое обоснование в виде триангуляции второго и третьего классов и полигонометрии III разряда;
b) в качестве высотного обоснования выполнить нивелирование III класса по всем пунктам полигонометрической сети;
с) на этой геодезической основе построить рабочее обоснование и выполнить мензульную топографическую съемку в масштабе 1:2000;
d) по материалам мензульной съемки составить план в масштабе 1:5000 путем пантографирования;
е) окончание всего комплекса работ намечалось на конец 1932 года.
Совещание при Госплане проводил представитель центра. Фамилию и ранг этого товарища я не запомнил, но это был крупный деятель с большими организаторскими способностями, опытом, хорошо знающий тонкости изыскательского дела.
После моего сообщения он сказал, что намеченная программа полностью одобряется и все работы подлежат выполнению, но дата исполнения должна быть изменена, а именно: план в масштабе 1:5000 должен быть готов к 16 марта 1932 года.
Таким образом, появилось новое срочное задание - съемки в масштабе 1:5000 в зимних условиях. Договорились, что съемка будет выполнена методом нивелирования поверхности, и летом будет перекрыта полноценной топографической съемкой в масштабе 1:2000. Тогда еще не было опыта крупномасштабной съемки на обширной площади в зимних условиях, но возможность ее выполнения у нас сомнений не вызывала, обсуждали лишь вопрос о том, как обеспечить окончание работы в назначенный срок.
Оглядываясь в то далекое прошлое, вспоминаю, как своеобразно и просто решались тогда сложнейшие вопросы, и как самоотверженно трудились люди.
К примеру, имелось правительственное решение о строительстве комбината, а финансирование еще не было открыто, следовательно, не было и денег на изыскательские работы. Представитель Госбанка и главный бухгалтер нашего Управления поговорили на своем не совсем для нас понятном финансовом языке и нашли какие-то операционные средства нашего Управления, которые можно было израсходовать на эти цели с последующим их возмещением за счет строительства. Финансовый тупик был преодолен.
Другой пример. Наши расчеты показывали, что потребуется до 60 человек техников-нивелировщиков, а таким составом мы не располагали. Совет Министров Татарской Республики привлек в порядке мобилизации геодезистов других организаций. По вопросу о подсобных рабочих и конном транспорте нам сообщили, что колхоз в Караваеве ликвидирован, план весеннего сева с него снят, и колхозники будут подсобными рабочими, оттуда же поступит и конный транспорт. Там же я узнал, что дано распоряжение леспромхозу заготовить и доставить в Караваево несколько тысяч штук деревянных колышков для наших работ.
Еще один пример. Меня беспокоило отсутствие инструкций и нормативов на наши работы. Нам предложили все необходимые нормативы разработать самим в качестве временных, а Совет Министров ТАССР уполномочивался их утверждать. Пользуясь таким указанием, мне приходилось принимать ряд ответственных решений. Мы их вывешивали на стенке, после чего они вступали в полную силу без всякого утверждения.
В своем выступлении на совещании я останавливался на необходимости прочного закрепления пунктов геодезического обоснования. Товарищ из центра поинтересовался, как мыслится такое закрепление. Я ответил, что пункты триангуляции будут закреплены в соответствии с имеющейся инструкцией, а полигонометрические пункты хотелось бы закрепить обрезками железнодорожных рельсов на бетоне. Он подробно расспросил, какие нужны рельсы, широкой или узкой колеи, какой длины, сколько штук и т.д. Я тогда не придал нашему разговору особого значения, но эта беседа повлекла за собой очень важные последствия.
На другое утро экспедиция, включавшая меня, политрука тов. Валиуллина и 40 человек землеустроителей, выехала в село Караваево, разместилась по квартирам и приступила к работе. Моя квартира являлась и штабом экспедиции.
К нашему приезду леспромхоз с честью выполнил возложенное на него задание: одна из улиц была запружена огромной кучей колышков, так что эта часть проблемы была решена.
Сущность проведенной нами зимней съемки весьма проста. На местности сначала разбивали сетку больших квадратов со сторонами 200 м. Стороны квадратов провешивали, измеряли стальной лентой, отмечая вершины деревянными колышками с соответствующей маркировкой. Вершины квадратов нивелировали. После этого в пределах каждого большого квадрата разбивали сетку мелких квадратов со сторонами 40 м и нивелировали, ставя рейку обязательно на поверхности земли. При нивелировании больших квадратов встал вопрос, чем отмечать нивелирные точки. Деревянные колышки, вбиваемые в снег, служили хорошими сторожками, но не годились как нивелирные точки. Вопрос этот я решил довольно быстро и удачно: заказал в кузнице крупные кованые гвозди.
Рядом с колышком разгребали снег и в мерзлую землю вбивали гвоздь, который очень надежно держал отметку в течение всего срока зимних работ. Для связи с последующими летними работами заложили несколько стенных реперов.
Мы решили в первую очередь пронивелировать четыре больших полигона, охватывавших весь участок, поручив это дело самым опытным нивелировщикам. Это позволило лучше расставить силы и давало хороший контроль за работой отдельных исполнителей. Выделенные товарищи успешно выполнили задание.
Принимая от них журналы нивелирования, я подсчитал сумму превышений по всему периметру четырех полигонов и получил вполне приемлемую навязку. Товарищи удовлетворенными ушли отдыхать.
Когда же я взял два взаимопересекающихся внутренних хода, в обоих обнаружились грубые ошибки. Обработку материалов пришлось приостановить. Это обстоятельство очень сильно огорчило меня, даже напугало, потому что, с одной стороны, было непонятно, в чем ошибка, ведь работали мастера своего дела, и я не без основания опасался, что повторная нивелировка ничего не даст. С другой стороны, срывался весь график работ. Меня пугала мысль о том, что будет со сроком, если дела пойдут с такими перебоями.
Долго и мучительно размышлял я, как быть, но, несмотря на отсутствие опыта, принял правильное решение: не дожидаясь утра, досконально разобраться в нивелировании точки пересечения внутренних ходов, которая одновременно связывала и работу четырех исполнителей, то есть еще раз с участием авторов проверить полевые записи в журналах нивелирования, выяснить, какой был забит гвоздь в этой точке, не мог ли он деформироваться, не могли ли его спутать с посторонним предметом и т.д.
Уже была глубокая ночь, когда я вызвал к себе нивелировщиков. И тут обнаружилось совершенно неожиданное, почти невозможное: вместо одного общего гвоздя, оказались забитыми целых три. И только двое нивелировщиков начали нивелирование с одной общей точки, а двое других пронивелировали свои точки, каждый из них считал, что он идет первым. Таким образом, загадка разрешилась. Рано утром отыскали злосчастные три гвоздя, пронивелировали их, после чего все ходы прекрасно увязались, и работа пошла по намеченному плану.
Сложность нашей работы заключалсь в том, что она выполнялась при очень глубоком снежном покрове, поэтому передвижение людей и лошадей по бездорожью требовало огромных физических усилий. Был случай, когда три лошади, вывозившие в поле колышки, пробившись по глубокому снегу в дальний конец, не могли выбраться из снежного плена. Их настигла ночь. Мы обратились за помощью в правление колхоза, но, к сожалению, спасти животных не удалось, они погибли.
Затрудняли работу и сильные морозы. Наши нивелировщики жаловались, что в сильные морозы уровни нивелиров ведут себя странным образом. При внимательном наблюдении за нивелирами удалось установить, что уровни "замерзают".
Дело в том, что у хорошего уровня пузырек заполнен только парами эфира и не содержит воздуха. Если же при изготовлении уровня в пузырьке осталась часть воздуха, то в сильные морозы замерзает содержащаяся в оставшемся воздухе влага, образуя тонкую ледяную нить, и как бы привязывает пузырек к ампуле. При небольшом наклоне уровня пузырек удерживается ледяной нитью на месте, а при увеличении наклона нить обрывается и пузырек скачком уходит в конец ампулы. К сожалению, в нашей учебной геодезической литературе подробного описания этого явления не приводится.
В конце февраля наступили ясные морозные дни. Для полевых работ
это, казалось бы, была наиболее благоприятная погода, но это не совсем
так. Продолжительная работа с нивелиром в ослепительно белом снежном
поле оказывает вредное воздействие на зрение. Был случай, когда одна из
наших девушек, проработав целый день в поле при ярком солнце, полностью
потеряла зрение. Это была молодая комсомолка
Алексеева
Маргарита. Помню, как ее привели ко мне, и она заявила: "Я Вас не
вижу". Мы срочноотправили ее в больницу. К счастью, через два-три дня покоя
зрение
полностью восстановилось. Надо заметить, что наши землеустроители на зимних
работах в
тяжелейших условиях вели себя героически; без всякого принуждения, без
какого-либо материального поощрения, без агитации они охотно шли на
труднейшие задания. Никаких случаев отказа или препирательства не
было.
Не помню даже разговоров на повышенных тонах. Зима есть зима, были и
бури, метели, такие дни, когда "хороший хозяин и собаку не выпускает",
но наши полевые работы ни на один день не прерывались. Были дни, когда в
поле удавалось сделать очень мало, но каждое утро все звенья
отправлялись в поле, старались воспользоваться любой малейшей
возможностью.
Мы не проводили митингов или собраний, на это просто не было
времени, но соревнование было, правда, без особых формальностей. Для
этого был налажен точный учет всего того, что и кем выполнено. Все это
отмечалось на схеме, с которой каждый знакомился утром. Такая
наглядность и гласность учета способствовала развитию соревнования.
Наш политрук проводил вечерние беседы на квартирах с группами
землеустроителей, выявлял отличившихся. Днем он ездил в Казань, для
осуществления связи с Управлением, привозил все, что требовалось из
оборудования, а также продукты, деньги, газеты, письма и пр., в чем
возникала надобность в ходе работы. Рабочий день начинался с выдачи каждому
звену конкретного задания
на день или на несколько дней. Проводив полевиков в поле, в штабе
начинали проверку и обработку поступивших материалов. К вечеру все
звенья докладывали о проделанной работе и сдавали готовые материалы. Все
дни были до предела уплотнены, выходных дней или часов отдыха не знали,
напряженная работа прерывалась только на прием пищи и на сон.
Хотя нас ни на минуту не покидала мысль о необходимости уложиться
в жесткий срок, работа шла спокойно, методика уже определилась, упрощать
работу или поторапливать кого-либо не приходилось.
О том, как проще и скорее добиться результата, думали сами
исполнители и делились между собой опытом.
В первую очередь мы развернули работы на промплощадке, площадках
соцгорода, ТЭЦ и резервной территории.
Поступило дополнительное задание по трассировке линий водовода и
электропередачи от ТЭЦ до волжского водозабора. Для этого пришлось
организовать специальную бригаду, которая выполнила все свое задание
самостоятельно.
Расчеты показывали, что на съемку площадки аэродрома наших сил не
хватит, требовалось подкрепление, и оно пришло.
Однажды в штаб экспедиции явился профессор КГУ
Яковкин Авенир
Александрович и в шутливой форме представился по
военному: "Прибыл в Ваше распоряжение!" Отряду КГУ мы полностью передали
изыскания на аэродроме. Они
работали самостоятельно, и это обеспечило хорошее взаимоотношение между
землеустроителями и студентами.
Полевые работы мы закончили примерно в намеченный срок и возвратились в
Казань для завершения камеральной обработки материалов съемки.
При традиционном восьмичасовом рабочем дне мы не укладывались в
требуемый срок, поэтому организовали круглосуточную работу в три смены
под руководством трех бригадиров. На меня возлагалось только общее
наблюдение за работой, но передача дел одной смены - другой была связана
с рядом вопросов, относящихся к деятельности предыдущей смены, и я
невольно оказался звеном, связывающим весь комплекс камеральных работ в
одно целое. Кроме того, как бы добросовестно ни трудились бригадиры,
невольно создавалась некоторая обезличка в руководстве, а основная
ответственность за завершение работы в установленный срок оставалась за
мной.
План в масштабе 1:5000 составлялся листами размером 50x50 см на
ватмане, наклеенном на фанеру. С каждого планшета снималась копия с
выписыванием отметок всех занивелированных точек с полным зарамочным
оформлением - хотелось выдать товар лицом. Мы не могли закрепить планшеты
за отдельными исполнителями и даже
за отдельной бригадой, поэтому согласование планшетов между собой
требовало особого внимания с моей стороны. Квартиры в Казани у меня не
было, день и ночь я проводил в чертежной. Работа требовала от всех нас
полной отдачи сил. Только в ночную смену удавалось мне развернуть
постель и тут же на полу, под чертежными столами соснуть на час-другой.
А потом прибавились новые заботы по подготовке материалов к
отправке. Появилась опасность не поспеть в срок, поэтому в последние
несколько дней мне совсем не приходилось ложиться. Энергии было много,
молодость брала свое, увлеченный делом, я усталости не замечал. Товарищи
по работе встречались со мной каждый в свою смену и, по-видимому, не
замечали, что я работаю с перегрузкой. Наконец, настал назначенный срок.
Мне сообщили, что 16 марта в 18
часов в номере гостиницы "Бристоль" меня будет ждать нарочный, который
увезет материал изысканий в Москву. У нас все уже было готово. Помню,
как я собрал все материалы, помню, как по пути зашел в
писчебумажный магазин и купил тубус для чертежей и уложил в него рулон с
кальками,
считая, что так они будут сохраннее. Помню, как я вошел в номер, где
за
столиком сидел одетый по-дорожному доцент КГУ
Вольфсон, возле столика
был небольшой чемодан. Я его узнал, так как бывал на его публичных
лекциях в Доме ученых. Он взял листок бумаги, написал: "Сверток с
материалами Казавиастроя получил", - и расписался. Что было дальше, я не
помню. Физическое утомление и умственное напряжение в это время были уже
на пределе, и когда с меня спала тяжелая нагрузка, наступило
состояние,
напоминающее сон, а руки и ноги еще продолжали двигаться автоматически,
по инерции. Я как-то в полусне добрался до чертежной, не раздеваясь,
прямо в полушубке повалился на свой саквояж и крепко заснул, даже не
заперев за собой на ключ наружную дверь. Очнулся утром. Когда пришли
товарищи, встал бодрый. Молодому организму, очевидно, хватило 10-12
часов сна, чтобы оправиться от перенесенной предельной нагрузки и
спокойно заняться другими делами.
Начиная с этого утра все вернулись к своим прежним рабочим местам
и занялись прерванными делами. С этого дня я выходил в отпуск. Было
известно, что после окончания
работ Казавиастроя я буду назначен инженером по геотопоработам в
Центральном аппарате Управления, поэтому появились новые заботы -
подыскать квартиру и перевезти в Казань семью. Мы с политруком
Валиуллиным отправились искать квартиру. По поводу завершения нашим
коллективом большого задания почему-то
нигде никакого заключения не было, не был даже издан приказ о моем
назначении руководителем работы, поэтому в моей трудовой книжке эта
работа осталась неотраженной. На время отпуска в Казани меня пригласили
прочитать спецкурс
выпускникам землеустроительного техникума, и я выехал на ферму номер 2
Сельхозинститута, где тогда помещался техникум (на озере Верхний Кабан).
Ссылки: