Чем же все-таки была русская революция для Горького?

Чем же все-таки была русская революция и как надлежит оценивать ее из дня сегодняшнего? Почему Горький решительно отвергал большевистскую практику и все-таки не порывал с большевизмом до конца?

Как соотносятся русское и советское - и как между ними выбирать? Об этом спорили девяносто лет, ни до чего не доспорившись, ибо некоторые вещи вроде бы и очевидны, но вслух их проговорить трудно. Пожалуй, один Горький на это решился. Главный пункт расхождения сторонников и противников русской революции - в том, считать или не считать советское продолжением и концентрированным выражением русского.

Может, это русские виноваты в том, что все у них происходит так по- зверски? История помогла ответить на этот вопрос вполне однозначно.

Коммунизм , где бы он ни побеждал, приводит более или менее к одним и тем же результатам. Китайских и камбоджийских ужасов Россия все-таки не знала. Коммунистические зверства - не следствие русского садомазохизма, а нечто принципиально иное, общее для всех тоталитарных режимов. Но тут- то и возникает самая страшная мысль: что, если русское будет еще и пострашней? Что, если выбор между советским и русским - как раз и есть безнадежная попытка выбрать между ужасным концом и ужасом без конца?

Ведь советский проект , при всех его зверствах, был попыткой вытащить русскую историю из круга бесконечных, циклических повторений, ведь он нес преодоление вековечной и беспросветной отсталости, привносил в русскую историю какую-никакую вертикальную мобильность, снимал сословные барьеры, уничтожал чудовищный зазор между элитой и массой.

Как ни ужасно советское - России десятых годов оно несло не только пытки, но и прогресс. Это уж личный выбор России, что от всего прогресса она через семьдесят лет избавилась, а пытки благополучно продолжила. Иными словами, советское было для России прогрессом ровно в той степени, в какой плохая жизнь является прогрессом по отношению к безжизненности, а кровавая история - к доисторическому вневременному социуму, в котором вдобавок хватает и собственного зверства.

Так что статья Горького 1922 года "О русском крестьянстве" была не актом прощания с Россией, а залогом возвращения, свидетельством твердой веры в то, что большевики - при всех их безусловных и страшных пороках - единственная сила, способная справиться с изначальной дикостью и зверством Родины.

В 1923 году Горький чувствует, что овладел новой лапидарной прозаической манерой настолько, чтобы осуществить свою давнюю мечту - так сказать, правильно переписать "Фому Гордеева". Его занимает попытка показать несколько поколений русской купеческой семьи, богатой и процветающей, а также объяснить, почему такая семья не может быть опорой стране и рано или поздно развалится. "Коротко написать большой роман", как формулировал он в письмах,- его давняя мечта.

"Дело Артамоновых" было попыткой создать русских "Будденброков" - и одновременно последней пробой сил перед главной работой, многотомной эпопеей о двух русских революциях, о которой Горький мечтал с восемнадцатого года.

Ссылки: