 |
Легенды о визите Горького в Соловецкий концлагерь
О том, что делалось на Соловках в действительности, рассказано много и многими. Мемуары о горьковском визите оставил академик Лихачев , сидевший там за участие в невиннейшем студенческом кружке с 1928 по 1931 год. О нем подробно пишет Александр Солженицын со слов многих зэков, слагавших легенды о том визите, - и легенды эти подтверждаются, слишком многие видели, как Горького близ Секирной горы остановили заключенные, тащившие мимо тяжелые бревна. Из колонны ему закричали: "Спасите, Алексей Максимович, погибаем!" Его узнал один из сокамерников - Юрий Чирков передает соловецкую легенду, описывая сухого строгого старика, который якобы сидел с Горьким в одной камере в 1905 году. Парадокс, однако, в том, что ни в какой общей камере Горький в 1905 году не сидел - он провел, как мы помним, месяц, с 12 января по 14 февраля, в одиночке в Петропавловской крепости, где писал "Детей солнца" (арест был связан с антиправительственным воззванием, которое он написал сразу после Кровавого воскресенья). Либо старик сидел с Горьким в 1901 году, либо слегка приврал, надеясь, что Горький поверит (в советских тюрьмах, как и в советских пивных, было множество рассказчиков, якобы лично сидевших с Высоцким), либо здесь ошибается кто-то из очевидцев. Хотя встреча с давним сокамерником могла быть и вымышленной - очень уж сюжет наглядный: приезжает Буревестник в советскую тюрьму и встречает сокамерника по тюрьме царской, который говорит ему (в передаче Чиркова):
"Царские тюрьмы вынесли, а этой не переживем". Еще более живучей оказалась легенда о некоем четырнадцатилетнем мальчике, который якобы рассказал Горькому всю правду о Соловках, чем вызвал у писателя слезы и клятву обязательно во всем разобраться. Эту легенду пересказал Солженицын в художественном исследовании "Архипелаг ГУЛАГ" .
"Это было 20 июня 1929 года. Знаменитый писатель сошел на пристань в бухте Благоденствия. Рядом с ним была его невестка, вся в коже (черная кожаная фуражка, кожаная куртка, кожаные галифе и высокие узкие сапоги)? живой символ ОГПУ плечо о плечо с русской литературой. В окружении комсостава ГПУ Горький прошел быстрыми длинными шагами по коридорам нескольких общежитий. Все двери комнат были распахнуты, но он в них почти не заходил. В санчасти ему выстроили в две шеренги в свежих халатах врачей и сестер, он и смотреть не стал, ушел. Дальше чекисты УСЛОНа бесстрашно повезли его на Секирку. И что ж? - в карцерах не оказалось людского переполнения и, главное, - жердочек никаких!
На скамьях сидели воры (уже их много было на Соловках) и все - читали газеты! Никто из них не смел встать и пожаловаться, но придумали они: держать газеты вверх ногами! И Горький подошел к одному и молча обернул газету как надо. Заметил! Догадался! Так не покинет! Защитит!
Поехали в Детколонию. Как культурно!? каждый на отдельном топчане, на матрасе. Все жмутся, все довольны. И вдруг 14-летний мальчишка сказал: "Слушай, Горький! Все, что ты видишь, - это неправда. А хочешь правду знать? Рассказать?" Да, кивнул писатель. Да, он хочет знать правду. (Ах, мальчишка, зачем ты портишь только-только настроившееся благополучие литературного патриарха? Дворец в Москве, именье в Подмосковье!)
И велено было выйти всем - и детям, и даже сопровождающим гепеушникам - и мальчик полтора часа все рассказывал долговязому старику. Горький вышел из барака, заливаясь слезами. Ему подали коляску ехать обедать на дачу к начальнику лагеря. А ребята хлынули в барак:
- О комариках сказал?"
- Сказал!
- О жердочках сказал?
- Сказал!
- О вридлах сказал?
- Сказал!
- А как с лестницы спихивают? А про мешки? А ночевки в снегу?
Все-все-все сказал правдолюбец мальчишка!!!
Но даже имени его мы не знаем!"
Эта история тоже кажется слишком драматичной и даже мелодраматичной, чтобы быть правдой, но с другой стороны - почти все соловецкие сидельцы, оставившие мемуары, вспоминают, что в лагере об этом рассказывали. Правда, вряд ли советская власть в 1929 году расстреливала четырнадцатилетних детей, хотя бы и за жалобу Горькому, - но с другой стороны, она мало перед чем останавливалась. Как бы то ни было, реально ли существовал этот мальчишка, рассказавший всю правду, или выдуман, но порассказать на Соловках было о чем.
Там широко применялись пытки упомянутая жердочка , когда человека часами заставляли сидеть на жердочке, а упавших избивали; "комарики" - когда заключенных оставляли на ночь в лесу, на съедение гнусу, который на Соловках свирепствовал; о прочих издевательствах, голоде, постоянных избиениях - что и говорить. Больше того: Горький принял за дело рук заключенных многое из того, что построили и обустроили еще монахи (о которых в его очерке сказаны жестокие, брезгливые, оскорбительные слова - больше всего его оскорбляло, что они не хотят с ним говорить; можно себе представить, как он издевался бы над их словами! - но он отыгрался, поизмывавшись над тем, как они набросились на предложенную им колбасу).
Но вот обманули его - или он был обманываться рад? По всей вероятности, всякого навидавшись и имея полное представление о русской реальности, Горький и не предполагал, что Россию можно переустроить без насилия, что формирование нового человека обойдется без хирургии.
Жестокость, отвращавшая его в 1918 году, теперь кажется ему оправданной - от противного; не зря он пишет в письме 1935 года о своем тогдашнем состоянии, что прибыл в СССР после отвратительного опыта европейской жизни и оценивал здешние преобразования, исходя из этого. Видел, мол, и нищих профессоров, и бездомных музыкантов, и "вылинявшие перышки буржуазной культуры" - ясно, что альтернатива этому, пусть жестокая, пусть не обходящаяся без насилия, должна в любом случае приветствоваться.
Эмигрантский опыт для многих был оправданием советских мерзостей. Вряд ли Горький не отличал правду от лжи - скорее он был готов мириться с такой правдой. В общем, история вполне в его духе: а был ли мальчик? Может, мальчика-то и не было? Но массовое сознание так устроено, что мальчик нужен, и вычеркнуть его из горьковской биографии уже нельзя. А ведь в Соловках было на что посмотреть в смысле формирования нового человека. Там были прекрасные новые люди, умудрявшиеся не только выживать, не стуча и не сгибаясь, но и свои поэты, и свои мыслители. Скажем, Юрий Казарновский , чьи пародии публиковал даже выходивший на Соловках журнал заключенных - "Новые Соловки" , вполне официозный.
Объяснить публикацию этих стихов в 1930 году невозможно - поистине, такая свобода могла быть представима только в лагере особого назначения; но там, вероятно, эти пародии воспринимались как насмешка над собой, как свидетельство перековки. А стихи отличные - вот, например, как описал бы Соловки Александр Блок:
По вечерам над соловчанами
Весенний воздух мглист и сыр.
И правит окриками пьяными
Суровый ротный командир.
А там за далью принудительной
Над пылью повседневных скук
СЛОН серебрится упоительный
И раздается чей-то "стук".
А дальше, за постами самыми,
- Касаясь трепетной руки,
Среди канав гуляют с дамами
Рискующие остряки.
И каждый вечер омрачающим
Туманом полон небосклон,
И я опять неубывающим
Остатком срока оглушен.
А рядом, у дневальных столиков,
Проверок записи торчат,
И ротные, противней кроликов,
"Сдавайте сведенья" кричат.
И каждый вечер
В час назначенный,
Иль это только снится мне,
Девичий стан,
Бушлатом схваченный,
В казенном движется окне.
И медленно пройдя меж ротами,
Без надзирателя - одна,
Томима общими работами,
Она садится у бревна.
Вот где сверхлюди - такое писать на общих работах. Но Горькому этого журнала не показывали, да и опубликовано это год спустя после его визита на Соловки. 21 июня он оттуда отбыл в Мурманск .
Ссылки: