Горький вернулся в Петербург 1913

Как только в России была объявлена амнистия по случаю трехсотлетия дома Романовых , Ленин отписал Горькому:

"Литераторская амнистия, кажись, полная" - и предложил разузнать о возможном возвращении. Весь тринадцатый год Горький писал "Детство" - вещь, признанную классикой сразу после публикации в "Русском слове" ; и это действительно очень хорошая проза, почти не испорченная авторскими теоретическими отступлениями; но в обращении к собственному прошлому сказывался кризис, нехватка новых сюжетов.

Чем и как живет новая Россия - он не знал, а по литературе об этом судить не мог, потому что реалистическая литература в это время, по сути, кончилась. Главной литературной модой был модернизм , главным приемом - стилизация, журналы были забиты фантастическими, историческими и эротическими новеллами, а по такому роману, как "Петербург" Андрея Белого, законченному в том же 1913 году, мудрено было что-нибудь понять о российской действительности. Об этой новой литературе Горький писал еще в 1908 году, в статье "Разрушение личности" , довольно точно предсказавшей деградацию русской общественной жизни во времена так называемой реакции .

"Современного литератора трудно заподозрить в том, что его интересуют судьбы страны. Даже "старшие богатыри", будучи спрошены по этому поводу, вероятно, не станут отрицать, что для них родина - дело в лучшем случае второстепенное, что проблемы социальные не возбуждают их творчества в той силе, как загадки индивидуального бытия, что главное для них - искусство, свободное, объективное искусство, которое выше интересов эпохи. Трудно представить себе, что подобное искусство возможно, ибо трудно допустить на земле бытие психологически здорового человека, который, сознательно или бессознательно, не тяготел бы к той или иной социальной группе".

Далее в этой статье Горький доказательно обвиняет русскую литературу в сознательном принижении русского революционера, а то и в прямой клевете на него - под видом объективности. Трудно, однако, согласиться с ним: если вся русская литература девятисотых и десятых годов видела революционера человеком жестоким, самоуверенным, узким до маниакальности, а то и психически неуравновешенным, и только Горький бесперечь идеализировал своих борцов за светлое будущее, - приходится признать, что одной его романтической мечте не перевесить эти десятки свидетельств, хотя бы все его современники и находились в плену антинародных предрассудков в силу принадлежности не к тем социальным группам.

Зато в другой констатации он был прав безусловно: эпоха разрушения личности началась. Пришло время массовых движений, массовой культуры и даже массовых галлюцинаций; и в этом смысле статья Горького "Разрушение личности" предсказала статью Блока "Крушение гуманизма". А уж в каких формах осуществляется это крушение - победивший ли пролетариат устанавливает свои правила, победивший ли обыватель диктует свои вкусы, - оказывается непринципиальным: личности и так и этак несладко.

В декабре 1913 года Горький вернулся в Петербург. Никаких препятствий ему не чинили - правда, российский консул в Неаполе предупредил, что могут арестовать, но никто его не арестовывал, и даже слежка возобновилась не сразу.

Возвращение Горького сопровождалось потоком приветствий от рядового читателя - самого низового, мещанского и пролетарского, и даже от крестьян Новоторжского уезда, что почему-то тронуло его особенно.

Многие сочли приезд Горького обнадеживающим знаком благих общественных перемен. Он поселился под Питером, в поселке Мустамякки , и тут же окунулся в родную организаторскую деятельность: затеял издательство "Парус", организовал журнал "Летопись" и возглавил в нем художественный отдел, собрал и отредактировал сборник рассказов пролетарских писателей, литераторов из народа.

"Все больше присылают неуклюжих стихов, неумелой прозы и все выше, бодрей звучат голоса пишущих; чувствуешь, как в нижних пластах жизни разгорается у человека сознание его связи с миром, как в маленьком человеке растет стремление к большой, широкой жизни, жажда свободы".

В это время он радостен и полон праздничных предчувствий: ему кажется, что новый революционный подъем не за горами и что это будет подъем культурный. Пролетарии поумнели, численно выросли, учатся читать и думать - короче, мрачная эпоха позади.

"Никогда я не чувствовал себя таким нужным русской жизни и давно не ощущал такой бодрости" - напишет он в письме.

Ссылки: