 |
Головин И.Н.: первая ночь на передовой
Настала первая ночь на передовой. Зарева - на западе, зарева-на севере и юге. Только на востоке темно. Ложимся со своим напарником Умрихиным спать в лесочке на траву, спиной к спине. Спина очень сильно греет, прижимаемся всю ночь друг к другу, не поворачиваясь с боку на бок, покрытые одним общим одеялом. Наутро вокруг на траве иней, а под нами отогретая трава. Подъем в лесу тугой. Зябко, и брюхо пусто. Взводный бодрится: "На пробежку, ребята, на пробежку, разогреемся, веселее будет". Бежим, но не бежится на пустой желудок. Пробежка выдыхается. Наконец принесли в ведрах завтрак. Кого-то куда-то посылают, а нам с Умрихиным дела нет. Мы толпимся около штаба дивизии в лесу. Если выйти на опушку, то видно, как в километре на запад от нас юнкерсы бомбят. Там наш артдивизион, там наши полки. По дороге туда и оттуда порой проносятся запряженные в пару военные телеги. Прискакал связной, запыхавшись, рассказывает, что немцы жмут сильно. В обеденный час обеда нет. Отыскиваем походную кухню. При ней сидит жирный красномордый повар и с провокационной ухмылкой говорит, что жрать нечего. Дрова он заготовил, а продуктов не привезли. Томимся до ночи. Ночью зябнем в лощине. Зарева уже со всех сторон. И на востоке тоже горит. Наутро все повторяется. На западе стрельба. Висят бомбардировщики. Холодно. Мы в лесу. Есть нечего. Мы с Умрихиным пошли в деревню на охоту. Достали полные котелки прекрасной картошки. Не помню, платили или хозяйка так дала. На обратном пути навстречу нам на запад пронеслась карьером противотанковая пушка. На зарядном ящике возница с кнутом, и второй солдат на лафете лицом назад, глупо улыбаясь, едет, наверное, бывший студент в очках. Его мо- тает, он держится руками, чтобы не упасть.
"Подкрепление подоспело",- говорит Умрихин. Вернулись к штабу, развели костер, вода закипела, положили в нее картошку. В это время, бешено нахлестывая, пронесся "оттуда" ошалелый солдат в телеге с парой лошадей, у возницы глаза обезумевшие, и скрылся на востоке. Раздалась команда:
"Становись!" Мне жалко бросать картошку, но Умрихин опытнее: опрокинул котелки и бегом в строй. Подошел грузовик. Всем, не имеющим оружия, раздают винтовки и патроны: "Набирай, ребята, патронов не три обоймы в подсумок, а сколько сможешь". Я набрал больше восьмидесяти. Набил карманы штанов. Прихватил также саперную лопатку в чехле, подвесил на ремень. Дали, хотя и не хотел брать, противогаз. Винтовка без штыка, ржавая. Я тотчас сел у края дороги чистить и смазывать винтовку. Василек обозлился: "Не до смазки сейчас. Немедля собери винтовку и в строй". И в самом деле, раздалась команда отойти на шесть километров, "на прежнюю позицию". Что такое "прежняя позиция", не знаем, но идем. Зашли в какую- то большую усадьбу. Остановились. Поползли рассказы. Видели, какие обезумевшие скакали на телеге? Это они наткнулись на две немецкие танкетки. Вот и дала дивизия деру от двух танкеток. Два дня под авиабомбами, две ночи стыли, два дня не ели, вот и драпанули. В усадьбе тем временем войска скапливаются. Мы сидим на земле около ворот в каменной ограде. За воротами дорога круто опускается, ведет на восток.
Когда стало темнеть, мимо нас бесконечно потянулись конные. Ехали телеги, проходили части, а нам все не давали команды идти. Наконец в потемках и мы пошли. Шли всю ночь. Наутро остановились в поредевшем лесу. Небо везде видно. Стало быть, и с самолетов нас видно. В лесу проходили мимо нас знакомые врачи медсанбата. Докторши шли как на подмосковной прогулке. В резиновых ботиках, в пальто, из-под которого виднелись халаты.
- Где доктор Стратоновский ? - воскликнул я.
- Его ранило. На моем лице, видимо, изобразился испуг, ибо доктор тут же продолжила:
- Не пугайтесь, не сильно, его увезли, - и они прошли мимо. В лесу много брошенного. Движок с динамо-машиной совершенно исправный. Ящики с бутылками с противотанковой зажигательной жидкостью. Несколько новеньких голубых шелковых стеганых офицерских одеял. Это находка! Я выбрал одно из них, смотал, нашел веревку, завязал и укрепил поверх вещмешка рядом со своим одеялом. Этого уже многовато. Проходила автомашина с санитарами и санитарками, я снял свое тоненькое серое шерстяное одеяло с лиловым чернильным пятном, посаженым еще в школьные годы, и бросил в машину: "Держите! Пригодится. Холодает". Одеяло подхватили в виде завязанного скатыша, и машина обогнала и ушла вперед. К вечеру подошли к бескрайнему подъему. На его склоне, обращенном на запад, много землянок. Взвод наш занял одну землянку. Все солдаты попрятались и залегли спать. Меня одолела бессонница нервного переутомления, какая была в экзаменационную сессию на третьем курсе университета. В голове колтун, а сон не идет. Я к тому же дежурный по взводу. Пошел за пропитанием. Около скотного двора огромный костер. Топят соломой, варят чуть не четверть коровы. Получил в ведро наваристого бульона с куском мяса. Кормить своих.
А на западе так противно лает автоматическая пушка: "А-ва-ва-ва-вав". Страшно жмет на нервы. Горизонт далекий от землянки, но ничего на западе не видно. Съели супа. Дремали, а кто и крепко спал в землянке. Ждали темноты. А противное " А-ва-ва-вав" повторялось, не приближаясь и не удаляясь. Кто с кем бьется?
Наконец смеркается. Пошли от этого страшного лая. Шли долго, в потемках. Небо заволокло, командиры проверяли, туда ли идем, заходя в деревнях в избы, будили баб, спрашивали дорогу. Наутро измотанные, голодные бредем в осиннике. Встретились и разошлись навсегда со старшим лейтенантом Стрельбицким, обменявшись только приветственными возгласами. Повстречались с двумя пожилыми батарейцами моего 502-го полка, не со старыми воинами, а с беспомощными ополченцами Ермаковым и Бузыкиным. Они стали ныть: "Что же дальше будет? Идем на убой? " " Бросьте ныть, - отвечал я, - смотрите, сколько нас, все с оружием. К нам не подступись. Погибнет тот, кто духом падет". Деловой Умрихин ко мне с вопросом:
- Хлеб у тебя есть?
- Нету, все еще вчера съел.
- Ты как, жить собираешься или помирать?
- Жить, конечно! -
- Так добывай хлеба. Вон, видишь, телега у старшины полна хлеба. Он его прячет и правильно делает. Поди к нему и скажи, что нас двоих послали в разведку, и чтобы он дал нам хлеба и НЗ".
- "Да как я ему объясню, он меня тут же и разоблачит".
- Фу-ты какой, пойдем, иди и молчи или мне поддакивай, а я говорить буду. Улучив минуту, когда около старшины никого не было, Умрихин подошел к нему смело и стал что-то говорить. Старшина подошел к телеге, поднял угол брезента и, вынув три черных буханки, отдал их Умрихину. Тот торжествующе повернулся ко мне:
- Пошли выполнять приказания". Когда отошли от старшины, он дал одну буханку мне:
- Прячь в вещмешок, - сказал он, - вторую беру себе, а третью отдам ребятам. За жизнь драться надо, Головин, а так иначе пропадешь.
День не стали томиться в лесу, а построились колонной и пошли. Вскоре вышли на открытое поле. Стало еще более неуютно, но в вещмешке буханка так приятно надавливает на спину. Самолетов почему-то не было. Лающей стрельбы тоже не слышно. Справа по ходу лес. Кто-то произнес: "Из лесу показались всадники". Я иду вперед, а смотрю вправо, никаких всадников не вижу. "Вон в обгон нас пошли", - сказал кто-то. Справа идет наш лейтенант Горшков, командир штабной роты, в которую входит наш взвод.
- Чего панику наводите?! Какие всадники? Вперед смотреть! Вперед смотреть! А я продолжаю смотреть вправо. Горшков не унимается: - Я говорю, вперед смотреть! Я начинаю догадываться, что это он говорит мне, и поворачиваю голову вперед. Но ведь я смотрел без всякого страха и молча. Никакой паники не наводил, но только всадников не видел. Рядом с нами идет обоз. Измученные лошади с трудом тянут. На деревенских телегах оружие, боеприпасы, наверное, продовольствие. Возницы-солдаты мрачные, безмолвные, только понукают лошадей. Колонна идет молча. Все изнурены длинными переходами, недосыпанием, недоеданием. Где-то сзади идет собачья рота нашего полка. Ее слышно по лаю и подвыванию собак, которых поводырям успокоить не удается. Около полудня мы прошли сожженную деревню. Посреди улицы валялись остатки разбомбленной трехтонки. В это время с севера на юг пролетел на небольшой высоте фашистский бомбардировщик. По нему мы начали беспорядочную пальбу из винтовок. Один из бойцов даже лег на спину и выпускал по самолету пулю за пулей. Но тот невредимый удалился. Вскоре нам путь пересекла железная дорога Вязьма- Ржев, по восточную сторону которой за высокой насыпью виднелся густой сосновый лес. Едва мы спустились за насыпь, как, видимо, всеми овладело чувство, что между нами и где-то следующими за нами немцами встала надежно защищающая нас с запада стена. Мигом дисциплина развалилась. Все разбрелись по лесу. Где-то слева отчаянно лаяли собаки нашей собачьей роты - овчарки, обученные ходить с минами под танки, и слышались окрики их поводырей.
Ссылки: