|
|||
|
Сценарии и пьесы Галича в конце 1940-х - начале 1950-х цензура не пропускала
Тема цензурных запретов в отношении драматургии Галича практически не исследована, а между тем она представляет значительный интерес. 22 июля 1947 года в Сценарно-постановочный отдел "Мосфильма" поступает литературный сценарий Галича "Спутники" по мотивам одноименной повести Веры Пановой [ 171 ]. Однако в 1948 году постановка будет перенесена на "Ленфильм" - туда поступит режиссерский сценарий Т. Родионовой и А. Граника, режиссером-постановщиком запланирован Г.Козинцев . И в декабре под его художественным руководством два молодых режиссера - Анатолий Граник и Тамара Родионова - начали снимать по этому сценарию фильм [ 172 ]. Однако было отснято лишь около двух третей материала, а через полгода съемки были остановлены якобы из-за сокращения производства и перехода к "малокартинью". Последовало распоряжение киночиновников уничтожить фильм, уже запущенный в производство (говорят, что смыванием пленки добывали серебро для новых пленок), что и было сделано [ 173 ]. Правда, в том же 1948 году на экраны вышла картина, в работе над которой Галич принимал непосредственное участие. Речь идет о сценарии Карины Виноградской "Путь славы" , экранизированном на "Мосфильме" режиссерами Борисом Бунеевым , Анатолием Рыбаковым и Михаилом Швейцером . Процитируем в этой связи письмо к Швейцеру, который жил в Москве, от ленинградского режиссера Владимира Венгерова за 1 марта 1948 года: "я не рассчитал собственных сил и возможностей. Каждый день терзался совестью и искал удобный случай. Потом заболел, дня три лежал в постели, а потом ждал Галича, который задержался. Вот сегодня я пересылаю сценарий с его супругой. Он будет у нее, а она позвонит Бунееву и сообщит об этом. <...> Ждали Галича, он приехал только 28-го, не закончил еще, будет заканчивать здесь дня в два, как он говорит. (Если выздоровеет. Он заболел и совсем было собрался уезжать, но решил выздоравливать здесь и закончить. Не везет нам.) Когда он закончит, будем утверждать; по слухам и отношению к нам и к теме не предполагается отвода. Потом начнем работать, и, хотя нас планируют только на этот год, мы, безусловно, по самым оптимистическим подсчетам, станем" [ 174 ]. Однако многие из собственных сценариев Галича цензуру не проходили. Например, на одной из фонограмм начала 1970-х годов под условным названием "псевдо- Северодонецк" он упоминает очередную свою несостоявшуюся работу и при этом рассказывает о знакомстве с Александром Вертинским , ошибочно датируя его 1951 или 1952 годом, хотя из воспоминаний актрисы Аллы Драгунской [ 175 ] известно, что их знакомство состоялось летом 1950-го: "Году, вероятно, в 52-м или в 51-м мне посчастливилось познакомиться лично с Александром Николаевичем Вертинским. Мы жили в одной гостинице - в "Европейской", в Ленинграде. Я тогда писал сценарий для Сергея Дмитриевича Васильева "Наши песни" - об ансамбле Александрова . Сценарий не пошел. Картины такой не было". Ненамного лучше обстояло дело с пьесами. Вскоре после "Таймыра" Галич решил еще раз поработать в соавторстве и на пару с Георгием Мунблитом написал пьесу "Положение обязывает" (другое название - "Москва слезам не верит" ). Действие в ней начинается в купе поезда, направляющегося в Москву. Там едут директор завода Куприянов и главный инженер Лапин - они должны добиться в министерстве передачи их заводу восьми литейных машин с другого завода, который возглавляет некто Бабченко. В Москве Куприянов получает назначение на пост министра и с высоты этого поста смотрит на просьбу завода иначе. Теперь он понимает, насколько неправильно было требование усилить один завод, ослабив другой. И здесь происходит своеобразное раздвоение личности: Куприянов-директор получает урок государственной целесообразности от Куприянова-министра. Теперь он начинает бороться с "местническими", узковедомственными интересами инженера Лапина и директора смежного завода Бабченко. Делает он это успешно и показывает "местникам", как следует бороться за план. Сюжет абсолютно в духе того времени, и не стоило бы останавливаться на нем подробно, если бы все это не подавалось в комедийном ключе. 14 марта 1949 года Главное управление по Контролю за зрелищами и репертуаром Комитета по делам искусств на первой странице машинописи этой пьесы поместило свою резолюцию: "Разрешить к постановке т-ру Сатиры и Ленинградскому т-ру Ленинск. Комсомола с представл. оконч. варианта с куп. на стр. 11, 13, 29, 31, 36" [ 176 ]. Обратимся к этим купюрам и посмотрим, что же так не понравилось цензорам. На 11-й странице Куприянов обращается к Лапину с монологом, в котором присутствует такая фраза: "Так просто, за-здорово живешь - в ЦК вызывать не станут". Эта фраза зачеркнута карандашом, а весь остальной текст Куприянова оставлен без изменений. Продолжение этой темы наблюдаем на 13-й странице, где между Бабченко и Куприяновым происходит следующий диалог (все выделенные курсивом слова и реплики в тексте пьесы зачеркнуты): БАБЧЕНКО. <...> Так верно, Куприянов? Вызывают в ЦК? КУПРИЯНОВ. Верно. Вызывают. БАБЧЕНКО. По какому вопросу, не знаешь? КУПРИЯНОВ. Понятия не имею. БАБЧЕНКО (подумав). Так. Держись, друже! Греть будут! КУПРИЯНОВ. А за что меня греть? БАБЧЕНКО. Там найдут! Там всегда найдут, за что греть, поверь моему опыту. Там, брат, как в рентгеновском кабинете - просветят человека насквозь, и пламенный привет! Главное - держись, может, обойдется. Купюры на страницах 29 и 31 для нас интереса не представляют, поскольку носят не политический, а стилистический характер, а вот страница 36 снова радует нас. Здесь Бабченко обращается к Верочке Лапиной и ее подруге Люле с такими словами: "Ну и молодцы! Правильную специальность выбрали, уважаю! Две специальности уважаю: летчиков и врачей! А все эти директора, начальники, управляющие - это все, дети мои, преходяще! Сегодня, как говорится, ты, а завтра, простите великодушно,- я! А неудачник, изволите ли видеть, плачет!" 24 мая 1949 года Галич представил в ГУРК новый машинописный вариант пьесы [ 177 ] , в котором все зачеркнутые в первоначальном варианте реплики были изъяты. Вскоре пьеса была поставлена в Театре сатиры, однако 30 июля газета "Советское искусство" опубликовала обширную статью "Против ремесленничества в драматургии" (без подписи), где спектаклю давались крайне негативные оценки. От Леонида Аграновича, чью пьесу также склоняли в этой статье, стало известно, что авторами публикации были работник главной редколлегии "Мосфильма" Нина Игнатьева и театральный критик Николай Громов [ 178 ]. Вот что они писали: "Собственно, тема по своей направленности близка софроновской пьесе "Московский характер": торжествует государственная точка зрения, победа общего над частным. Но если Софронов подчинил этой теме все содержание пьесы, сделал ее основой своего произведения, то А. Галич и Г. Мунблит воспользовались этой ситуацией только для того, чтобы преподнести нам неприхотливое, безвкусное, пошлое комедийное зрелище. В пьесе, например, выведен образ директора крупного завода, одного из руководителей нашей промышленности - Бабченко. Ради ложно понятой комедийности авторы превратили Бабченко в какого-то присяжного пошляка, бахвалящегося своей безграмотностью. Вот образцы его изречений:
Бабченко: Ну-ну! Удивил! Я-то думал, что он у нас Хаджи-Мурат, а он, оказывается, этот? Как его? Ну - "Записки сумасшедшего" написал? Верочка: Гоголь? Бабченко: Да нет, какой Гоголь! Записки - чьи? Сумасшедшего! Значит - кто их писал?!.. Допустим, что авторы хотели разоблачить тех людей, которые занимают не свое место, не отвечают своему назначению, т.е. старались подвергнуть подобных горе-руководителей критике. Но этого нет в пьесе. Бабченко оправдывается авторами,- он один из самых симпатичных в пьесе. Какую же тогда цель преследовали авторы, создавая этот образ? Цель одна - потешить зрителя, показав ему оглупленных, выставленных в шутовском виде людей". В упомянутой статье речь шла также о пьесах Е.Минна и А.Минчковского "Успех" и Л.Аграновича "В окнах горит свет", после чего следовали оргвыводы относительно всех трех произведений: "При всем различии их жанровых признаков, сюжетного развития их объединяет одно - незнание жизни, искажение образов советских людей, спекуляция на теме, погоня за сценическими трюками, холодное, драмодельческое, ремесленническое рукоделие. <...> За гладкой скорописью авторов, за внешней благопристойностью сюжета скрыты равнодушие к нашей действительности, пошлость и полнейшая безыдейность". Галич хорошо понимал возможные последствия этой статьи, которая, вне всякого сомнения, была инспирирована сверху. Весьма правдоподобно описал эти последствия Юрий Нагибин , близко общавшийся с Галичем в ту пору (правда, он ошибочно приписал эту публикацию газете "Правда"): "То, что произошло, не было локальной неудачей. Совершенно очевидно, что ему опять перекрыли кислород. Хорошо, если "Таймыр" не снимут. Год с небольшим длилась его удача. Не говоря уже о том, что рухнули надежды на хороший заработок, больше ста театров собирались ставить его пьесу, теперь об этом не может быть и речи. И тоска проработки, когда настырно, тупо, зло, бессмысленно будет склоняться твоя фамилия, чтобы вся литературная шушера могла лишний раз расписаться в своих верноподданнических чувствах, когда мелкое (к тому же липовое) литературное прегрешение вырастет до размеров стихийного бедствия. <...> А Саша держался так, будто ничего не случилось. Впрочем, "держался" плохое слово, в нем проглядывает искусственность, тягота усилия, а Саша был естествен, свободен, ничуть не напряжен" [ 179 ]. Последствия для раскритикованных авторов оказались различными. С Леонидом Аграновичем , например, на целых пять лет были расторгнуты все издательские контракты. А вот к Галичу судьба оказалась более милостивой - может быть, его спасла известность как одного из авторов популярнейшего "Таймыра"? Между тем через четыре месяца после появления статьи "Против ремесленничества в драматургии" Галич представил в ГУРК третий вариант пьесы [180] , который, как указано на первой странице, 26 октября 1949 года был разрешен этой инстанцией к постановке. Сложно сказать, была ли снята пьеса с репертуара в период между появлением разгромной статьи и этим разрешением ГУРК, однако после этого разрешения пьеса продолжала ставиться в театрах, поскольку в ее адрес вскоре последовал второй залп. Та же газета "Советское искусство" 10 декабря 1949 года опубликовала статью "О комедийности подлинной и мнимой". Ее автор, Юрий Калашников , в прошлом году был снят с поста начальника Главного управления театров Комитета по делам искусств при Совете министров СССР и теперь работал сотрудником Института истории искусств. Статья посвящена разбору двух постановок в Московском театре сатиры - по пьесе Г. Мдивани "Кто виноват?" (о плохом сбыте обувной продукции фабрики "Победа") и по пьесе Галича и Мунблита. Насколько автор расхваливал первую пьесу, настолько же негативно и чуть ли не презрительно отзывался о второй: "Та же сцена, тот же зрительный зал, те же артисты. Но будто мы переселились в мир, в котором не обязательны и даже излишни нормальная логика и правда характера. Мы знакомимся почти со всеми главными персонажами пьесы в спальном вагоне. Едущие в Москву директор одного крупного завода Куприянов (артист Г. Менглет) и главный инженер завода Ларин (артист Б. Горбатов) намерены добиваться в министерстве разрешения на строительство самостоятельного цеха металлургического литья на своем заводе, потому что директор завода-смежника Бабченко не выполняет аккуратно заказы на литье, чем срывает всю работу. Надежды зрителя увидеть содержательное и поучительное действие быстро развеиваются: выясняется, что авторы равнодушны и к выбору темы, и к ее разработке". Однако выводы, сделанные Ю.Калашниковым, говорят о том, что Галич и Мунблит отнюдь не равнодушны к разработке темы, просто делают они это не с позиций соцреализма, а с позиций общечеловеческих, и поэтому их пьеса удостаивается ярлыка "буржуазно-развлекательная": "Московский Театр сатиры пытается одновременно следовать традиции идейной, реалистической комедии и традиции буржуазно-развлекательной комедийности, безуспешно приспосабливаемой к разработке тем нашей действительности. Именно поэтому театр ставит подряд такие противоположные по своим устремлениям пьесы, как "Кто виноват?" Г.Мдивани и "Положение обязывает" А.Галича и Г.Мунблита". В результате этих публикаций спектакль "Положение обязывает" сняли с репертуара и потребовали от авторов переделать пьесу в соответствии с "требованиями эпохи". Галич, только что переживший публичный разнос пьесы "Вас вызывает Таймыр", посадку своего отца и сам едва не попавший под каток борьбы с "космополитами", решился пойти на этот шаг. А что из этого вышло, можно узнать из выступления директора Театра имени Моссовета Михаила Никонова во время дискуссии деятелей культуры, состоявшейся в 1952 году: "Пьеса эта писалась четыре года тому назад, и проблемы, затронутые в ней, были актуальны; может быть, в меньшей степени, но они актуальны и сегодня. Важно было только яснее показать в пьесе, что в возникшем конфликте побеждает новое, коммунистическое отношение к делу. Вместо этого Комитет по делам искусств, репертком, театр, авторы стали "смягчать" остроту поставленного вопроса: "Как могло быть, что Куприянова, чего-то не понимавшего, назначили министром? Стали переделывать. Теперь Куприянов все понимал. Понимал и Бабченко. Да и остальные персонажи, едва начиная заблуждаться, сразу прозревали. Из пьесы убиралось все злое, сатирическое. В конце концов все они хорошие советские люди? И получился спектакль ни о чем. Персонажи были в конце такими же, как в начале. Не было движения, не было злости. От этого отрицательные персонажи стали положительными, а положительные, которым не с кем было бороться и с которыми все были согласны еще до того, как открылся занавес, были похожи на Дон-Кихота, сражающегося с ветряными мельницами. Спектакль "Положение обязывает" получился аморфный и безыдейный" [ 181 ]. В итоге полноценная постановка спектакля состоялась лишь в 1957 году в Театре имени Маяковского под руководством Андрея Гончарова. Ссылки:
|