Саша Гинзбург (Галич) в школе-студии Станиславского

Окончив девятый класс, Саша бросает школу, которая ему "обрыдла до ломоты в скулах", и "нахально" подает документы на поэтическое отделение Литературного института имени Горького [ 29 ]. Поступает он туда достаточно легко, поскольку приемной комиссии был известен хвалебный отзыв о нем Багрицкого . Но нормальной студенческой жизни не получилось. Летом 1935 года, уже поступив в Литинститут, Саша узнает, что на улице Тверской, 22 (ныне - улица Горького) открывается театральная Школа-студия под руководством самого Станиславского, который проводит набор на драматическое отделение, и подает заявление уже туда.

Конкурс был огромный - сто человек на место. Каждому претенденту предстояло пройти четыре тура. На втором туре, сдавая экзамен по художественному слову, Саша читал рассказ Куприна "Гамбринус". Экзамен проходил в личном особняке Станиславского , который располагался в Леонтьевском переулке (дом 6). Поэт Михаил Львовский, в ту пору 19-летний студент Литинститута имени Горького, рассказывал, как его пригласили на этот экзамен: "Интересный парень будет читать. Пойдем, не пожалеешь". Львовский пошел и действительно не пожалел: "Когда герой Саши, скрипач, которого тоже звали Сашкой, изувеченный погромщиками, приложил к губам свистульку-окарину и заиграл плясовую - всё в том же "Гамбринусе" , где его так любили,- у меня в глазах стояли слезы. В гостиной зааплодировали. Кто-то из педагогов сказал: на экзаменах аплодировать нельзя. Аплодисменты стихли. Но они возникли чуть позже, когда выступление закончилось" [ 30 ] .

На третьем туре председательствовал знаменитый актер и педагог Леонид Леонидов . Саша на пару со своей партнершей Верой Поповой показывал сценку из комедии Эдмонда Ростана "Романтики": "Мы поставили - один на другой - два шатких стола, что должно было означать стену, влезли наверх и принялись, по выражению старых провинциальных актеров, "рвать страсть в клочки", изображая несчастных влюбленных. Как выяснилось потом, экзаменационная комиссия, во главе с Леонидовым, смотрела на наши безумства стоя, ибо мы каждую секунду грозили свалиться с нашей верхотуры им на голову",- напишет он в "Генеральной репетиции". На следующий день после показа Саша с удивлением узнал, что допущен до четвертого тура, а это фактически означало, что он уже принят в студию, так как претендентов, дошедших до этой стадии, прослушивал сам Станиславский. Саша жутко волновался, как, впрочем, и все остальные ребята. Прочел поэму Пушкина "Граф Нулин" и стихотворение "Погасло дневное светило?". Здесь Станиславский спросил, приготовил ли он какой-нибудь монолог. Саша мгновенно выпалил: "Монолог "Скупого рыцаря"!" Со всех сторон раздались смешки, а Станиславский интеллигентно поинтересовался: "Голубчик, а поскромней у вас чего-нибудь нет? Вам сколько лет?" Саша гордо ответил: "Семнадцать!" "Семнадцать?" - переспросил Станиславский и громко засмеялся. Но тем не менее Саша был принят в студию и, таким образом, стал дважды студентом. Целый год он бегал из Литинститута в студию Станиславского и обратно, но однажды, перед весенней сессией, его остановил театральный критик Павел Новицкий, читавший в обоих заведениях историю русского театра, и сказал: "На тебя, братец, смотреть противно - кожа да кости! Так нельзя? Ты уж выбери что-нибудь одно." После чего, помолчав, добавил: "Если будешь писать - будешь писать! А тут, все-таки, Леонидов, Станиславский - смотри на них, пока они живы!" И Саша бросил Литинститут. Но вскоре пожалел об этом. Между тем Новицкий, предсказав ему: "Если будешь писать - будешь писать", оказался прав. Учась в студии Станиславского, Саша продолжал писать стихи. В 1936 году драматург Иосиф Прут написал пьесу "Год девятнадцатый", которую в Театре Красной армии поставил Алексей Попов . По словам самого Прута, "действие двух картин разворачивалось в открытом море. Пять человек - Нестор, Ивин, Багиров, Акопян и Василий - рыбаки - экипаж баркаса. Они должны быть постоянно заняты ведением своего маленького корабля. Во время работы что- нибудь напевают. Я предложил для написания рыбацкой песни кандидатуру совсем тогда молодого Саши Галича. Попов согласился. Не помню точно, кто сочинил музыку: быть может, это было творение самого автора стихов? И вот наступил момент прослушивания. Рыбаки запели. Я запомнил один из трех куплетов: "Нашу сеть не утаскивай, / Зла на нас не таи! / Ох ты, Каспий неласковый! / Ведь мы - дети твои." Когда вся песня была пропета, Галич ждал решения Алексея Дмитриевича. Тот ответил не сразу. Попросил повторить песню, что было тут же сделано. Попов задумался, а затем сказал Галичу:

- Прекрасная песня! Слова просто берут за душу. И мотив? Говорю честно и поздравляю. Но, к сожалению, мне она не годится. И на недоуменные взгляды- вопросы присутствующих, мой в том числе, ответил:

- Представьте себе, дорогие товарищи: она - слишком хороша! И я боюсь, что зритель будет слушать только эту песню, а не следить за действием, в которое он - не поверит! Почему? Да потому, что такую песню простые рыбаки не могли петь в то безумное время! И словосложение ее абсолютно чуждо для обычного разговора тех действующих лиц. В общем, лексика не та! Очень сожалею! Обойдемся без специальной песни. Мои рыбаки станут мурлыкать что-то знакомое, то самое, что впоследствии и послужит сигналом к взрыву баркаса. А Ваш труд, Саша, уверен - не пропадет! Действительно, труд Галича не пропал: два года спустя режиссер "Ленфильма" Илья Тауберг поставил по моему сценарию кинокартину "Год девятнадцатый" (я переработал для экранизации свою пьесу). И в ней - полностью - прозвучала эта прекрасная песня Александра Галича" [ 31 ]. Когда Саша заканчивал первый курс студии Станиславского, к нему подошел Леонидов и сказал: "Можешь попросить завтра в канцелярии - скажи, что я разрешил,- свое заявление о приеме и мою на нем резолюцию! Почитай!.." Когда Саше дали это заявление, он прочитал там следующее: "ЭТОГО принять обязательно! Актера не выйдет, но что-нибудь получится!" [ 32 ] Саша был сильно расстроен - как же это не выйдет актера?! Неправда это! И вот, чтобы доказать Леонидову и себе, что актер из него все-таки выйдет, Саша продолжил учебу в Оперно-драматической студии, но через несколько лет и сам признал правоту Леонидова насчет своего актерского будущего. В 1940-е годы, работая над пьесой о встречах в аэропорту, он сообщил своему приятелю, будущему режиссеру Борису Голубовскому: "Я перепишу ее стихами". А тот возьми и предложи: "Саша, сыграй сам главного летчика!" Галич посмотрел на него с иронией и сказал: "Ну уж ты- то молчи, не хуже меня знаешь, что сыграть по-настоящему ничего не могу" [ 33 ] . И так же иронически он говорил Голубовскому: "Неохота перевоплощаться - зачем?" [ 34 ] 7 августа 1938 года умирает Станиславский , и вскоре тяжело заболевает Леонидов . После этого занятия в студии потеряли для Саши всякий интерес, хотя он репетировал "брюнета еврейского типа" Гросмана (с одним "эс") в "Плодах просвещения" по комедии Л.Толстого и был назначен (хотя и во втором составе) на роль барона Тузенбаха в чеховских "Трех сестрах" [ 35 ] . Но тем не менее промаялся там еще целый год и осенью 1939-го совершил очередной отчаянный поступок - ушел из студии Станиславского, не закончив ее.

Ссылки: