На новосибирском фестивале делалось все для дискридитации Галича

Во время фестиваля Галич все время находился под неусыпным надзором КГБ, и по Академгородку даже ходила про него такая шутка : идет по улице лирик, а за ним - два физика в штатском. Местные власти применяли все возможные средства для того, чтобы сорвать концерты Галича. За шесть дней, которые продолжался фестиваль, в кинотеатре "Москва" было проведено 14 (!) финансовых ревизий: каждый день - утром и вечером. Но интегральцы были людьми учеными (в прямом и в переносном смысле) - утром они брали билеты, вечером сдавали деньги, и 15- тысячная смета сходилась с точностью до нескольких десятков рублей. Была еще попытка сорвать один из концертов в ДУ путем проведения так называемых "мер противопожарной безопасности". Зал был, естественно, заполнен до отказа - люди стояли даже в проходах между рядами. И вдруг перед самым началом концерта к исполняющему обязанности директора ДК "Москва" Станиславу Горячеву подошел инспектор пожарной охраны и сказал: "Делай что хочешь - вот тебе десять минут, но чтобы в проходах никого не было". Тот передал эту информацию Анатолию Бурштейну : мол, так и так - надо людей с проходов убрать. Бурштейн сделал объявление, и через пять минут в проходах никого не было - все сели друг другу на колени" [ 623 ]. Во второй половине фестиваля подступы к ДУ были забиты черными "Волгами" - из Новосибирска прибыло большое начальство и за закрытыми дверьми стало решать вопрос: что же делать с этим безобразием? Виктор Славкин говорит, что было принято решение устроить дискуссию, которая состоялась почему-то в баскетбольном зале. Привезли туда молодых ребят-комсомольцев, пришли и сами обкомовцы. Дискуссия шла стоя. Чиновники решили не говорить обо всех песнях Галича, а сосредоточиться на одной - посвященной Пастернаку, поскольку считали, что это и есть главный состав преступления. Аргумент у них был такой: "Почему он НАС называет сволочами?" - "До чего ж мы гордимся, сволочи?" Вот характерная реплика одного из чиновников: "Почему это я - сволочь? Я работник райкома, завсектором питания сельскохозяйственных животных. Какое отношение я имею к Пастернаку?" И это же стали повторять другие чиновники. Тут раздался чей-то голос в защиту Галича: "Но ведь он же говорит: МЫ - сволочи, то есть он и себя тоже причисляет".- "Это его личное дело! Ко мне это не относится. Почему я - сволочь? Он где-то жил в Москве, Пастернак, его там похоронили. И потом: "А у гроба встали мародеры?" - что это такое? Оскорбление!" И еще они говорили: "Что это значит: мы поименно вспомним всех, кто поднял руку?" Мол, еще угрожает нам? [ 624 ] В разгар этого спора выступил 53-летний ученый-кибернетик Игорь Полетаев , более известный как "инженер Полетаев" (именно с ним спорил Илья Оренбург на тему "Нужна ли в космосе ветка сирени?") и предложил компромиссный вариант: "Конечно, свобода нужна. Но должен быть забор, за который нельзя. Так устроено общество". А тем временем у шведской стенки стоял прислонившись Юрий Кукин и курил. Когда Полетаев закончил свою речь, он бросил сигаретку и вальяжной походкой тренера по фигурному катанию двинулся к собравшимся, встал в середину круга и сказал: "Хорошо, пусть будет забор. Но слово из трех букв на этом заборе я имею право написать!" [ 625 ]

Поразительно, но почти такую же фразу, согласно воспоминаниям Юрия Кукина, произнес и сам Галич: "Ситуация была такая: весь Академгородок за Галича, а партия - обком и горком - против. Александру Аркадьевичу сказали: мы, мол, поставим забор с колючей проволокой, но вас не пропустим. "Что ж,- ответил он, - на заборе легче писать!. А дальше случилась вообще невероятная вещь. Когда третий секретарь обкома объяснял Галичу, что в его творчестве неправильно и что нехорошо, Аркадьич ему и преподнес: "Не буду объяснять Вам, что я автор сценариев двенадцати фильмов, за которые получил Госпремии, что я автор множества пьес, которые идут на сценах всего Союза и за рубежом, это и так всем культурным людям известно. Но ведь я еще и член Литфонда СССР, член парткома Союза писателей по работе с молодежью.

Но его попросили, чтобы спел чего-нибудь помягче да полегче. Ну, Галич пообещал: "Что ж я не понимаю, что ли?" И опять полез на рожон, спел "Памяти Пастернака" - это в 68-м-то году!" [ 626 ] Для того чтобы справиться с Галичем, партийное начальство попыталось изолировать его от молодых бардов. Галич это понял и однажды ночью пришел к Кукину и сказал: "Юра, я уже многих обошел с такой вот просьбой: кто может, спойте хотя бы по одной моей песне". Кукину хватило смелости выполнить эту просьбу, чем он оказал Галичу большую моральную поддержку: "на концерте, когда мы все выступали и никто, даже Саша Дольский, не спел Галича, я видел, как грустью, но не злой, а обреченной какой-то, наливались глаза у Аркадьевича. Черт знает почему, но плюнул я на все и отважился - исполнил песню Галича. И ничего страшного не произошло. А вот глаза у него просветлели, он сразу как-то воспрял" [ 627 ]. Впрочем, Дольский не разделяет это мнение: "Юрка говорит неправду: "Даже Саша Дольский не спел его песни, а я вот осмелился, один только и спел". Ерунда какая! <...> Песни Галича никто не знал [ 628 ]. У него длинные тексты, их еще надо было выучить. Того же "Парамонова" я тогда только слышал. Потом уже, через год-два, я пел его песни на концертах. Они мне нравились. Я исполнял "Прибавочную стоимость". Тогда же мы просто не знали что-то из его творчества. Поэтому появление Галича действительно воспринималось как чудо" [ 629 ]. Все дискуссии на фестивале вращались в основном вокруг четырех песен Галича: "Памяти Пастернака", "Закона природы", "Баллады о прибавочной стоимости" и "Ошибки". Одна из дискуссий была настолько острой, что Галичу стало плохо, и его отвезли в больницу.[ 630 ]. Невероятно разгневала идеологов и "Баллада о прибавочной стоимости", в которой они увидели клевету на советских коммунистов. Их реакцию запечатлел Леонид Жуховицкий, который 12 марта выступал в роли ведущего на одной из дискуссий, посвященной роли песни в обществе [ 631 ]: "Какие барды, какие проблемы - разговор только о Галиче. Сережа Чесноков говорит что-то о языке Александра Аркадьевича и в доказательство тезиса, умница, поет три его песни. Потом выступает плотный щекастый парень, секретарь Новосибирского обкома комсомола по идеологии, и ругает "Балладу о прибавочной стоимости". Логика выступления: герой баллады, коммунист, собирается из-за наследства переселиться в капстрану. Выходит, все коммунисты готовы из-за наследства переселиться в капстрану? <...> Зал шумит, топает ногами, я с умеренным успехом взываю к порядку. "А где тут социалистический реализм?" - торжествующе уличает Галича секретарь. После я его спрашиваю: "А что такое социалистический реализм?" Он, подумав, поясняет примером: "Вот, допустим, у нас есть старые улочки - развалюхи, сараи. Может их художник нарисовать? Может. Но если он социалистический реалист, он где-нибудь сбоку обязательно нарисует подъемный кран, тогда будет и правда, и перспектива!" [ 632 ] Этот "плотный щекастый парень", которого звали П.Осокин , возмущался не только "Балладой о прибавочной стоимости", но и песней о Пастернаке (с ударением на последнем слоге): "Какое сегодня имеется основание, допустим, у товарища Галича (шум в зале),- одну минуточку! одну минуточку!- выступая со своей вещичкой, вещью, извиняюсь, о Пастернаке, бросать такое обвинение? (Шум в зале.) Притом я обращаю внимание на интонации: "Мы не забыли" или "Мы не забудем!". Что значит "Мы не забудем" (Шум в зале. ) Я обращаю внимание на интонации. Здесь передо мной товарищ Галич выступал и как раз говорил об авторском праве исполнителя. Как он преподносит те или иные вещи? И говорит о том, что мы не забудем, я провел для себя такую аналогию: дескать, мы это всё запомним и припомним. Кому? (Шум в зале. ) Один момент! Тихо! Товарищи дорогие, что такое сатира, я не хуже вас понимаю" [ 633 ].

Однако Осокин получил достойный отпор от физика-ядерщика, доктора наук и поэта В.Захарова . Он сказал, что тону предыдущего оратора свойственны "безапелляционность, категоричность, неуважительность, вплоть до того, что там "штучки" или, как он это сказал, "вещички". Это пахнет критикой всем нам памятных времен". Также он отметил "абсолютную неподготовленность, часто безграмотность" выступления Осокина, чем вызвал аплодисменты в зале.

По словам Захарова, "задача сатирика состоит в том, чтобы показать это явление, показать возможно более ярко, может быть, гротескно. Показать так, чтоб все видели, ткнуть мордой в это дело. Вот в чем состоит задача сатирика, и Галич великолепно, по-моему, с ней справляется. Что касается "Баллады о прибавочной стоимости", она целиком и полностью укладывается в эту задачу сатирика. Тут чувствуется прямая преемственность от Маяковского и Кольцова. Вот что я хочу сказать. И, по-моему, это прямое развитие лучших традиций нашей литературы" [ 634 ].

Следует сказать несколько слов и о выступлении заместителя заведующего отделом пропаганды Новосибирского горкома комсомола Вячеслава Винокурова во время дискуссии 12 марта в зале ТБК. Сначала он заявил, что "не может быть никаких запретов, коль жанр существует". Но тут же добавил, что должно быть два "забора": эстетический и идеологический, после чего назвал пример, вызвавший у него наибольшее возмущение: на концерте 11 марта в ДК "Юность" один автор из Севастополя исполнил "песню о роте, расстрелянной заградотрядами. Такие случаи действительно у нас были. Но когда об этом поет, скажем, 22-летний автор, это не бьет, товарищи. Это не бьет. Это просто плохо [ 635 ]". Далее Винокуров сделал комплимент двум аполитичным бардам: "Многие песни Юрия Кукина нам нравятся. Мы готовы их пропагандировать - например, "За туманом" и так далее. Дальше - песни Саши Дольского", которые "почти все нам нравятся. Кукина - то же самое", и, наконец, перешел к Галичу, чье творчество "занимает особое место. Тут я позволю себе несколько резких слов в его адрес", выразив решительное несогласие с мнением одного своего знакомого - о том, что "товарищ Галич якобы похож на хирурга. Если у человека болит или нарывает палец, он делает операцию". Галич, сказал Винокуров, скорее похож на хирурга, который оперирует не палец, а "оттяпывает руку. Мне кажется, что именно такое здесь происходит" [ 636 ]. В ходе дискуссии стало ясно, что чиновники хотят вообще запретить песни с социально-политической тематикой, и поэтому Танкред Голенпольский заметил: "Если мы не будем петь всякие разные песни, в том числе песни Галича, то не исключено, что нам придется петь какую-то одну песню, например: "В открытом море не обойтись без Кормчего!" [ 637 ] (эта популярная в те годы китайская песня о Мао Цзэдуне прозрачно намекала на другого "кормчего" - Сталина).

Вероятно, именно эту дискуссию имел в виду Валентин Глазанов, когда говорил, что "в один из последних дней состоялась дискуссия о самодеятельной песне, где представители партийной власти высказывали много нареканий в адрес Галича, а он, прикидываясь, говорил: "Ну, что вы, ведь это я написал комсомольскую песню "До свиданья, мама, не горюй", и "Физики" - тоже" [ 638 ]. Причем уже входе фестиваля, 11 марта, первый секретарь Новосибирского обкома ВЛКСМ Ю.Балабанов и ответственный организатор ЦК ВЛКСМ В.Жуков направили первому секретарю Новосибирского обкома КПСС Ф.С.Горячеву письмо, в котором указывалось: "Совершенно ясно, что на роль идейного вдохновителя "бардов" претендует член Союза писателей А.Галич. Именно из его уст звучит ничем не прикрытая злобная антисоветская направленность "жанровой пародийной песни" с открытым призывом "шагать не в ногу" [ 639 ].

Ссылки: