Дискуссии об авторской песне на фестивале Новосибирск-68

После каждого концерта вспыхивали горячие дискуссии об авторской песне и, конечно, о песнях Галича. Аспирантка Ольга Кашменская вспоминала: "Однажды я схлестнулась в споре с руководителем нашего института академиком Трофимуком , которому показалось, что в своей песне "Мы похоронены где-то под Нарвой" Саша Галич поет "что-то не то". Меня же эта песня потрясла своей правдивостью, поскольку я войну знала не понаслышке - была на фронте санитаркой" [ 597 ]. Вышеупомянутый академик Трофимук был резко против песен Галича и говорил, что молодежи все это не нужно. А в самой последней дискуссии, которая проходила в зале ТБК (Торгово-бытового комбината) 12 марта, участвовала одна девочка, во время концерта восьмого числа сидевшая в пятнадцатом ряду зрительного зала. И она высказалась достаточно необычно: "Теперь я скажу несколько слов о Галиче. О нем очень трудно говорить. Это очень большой художник. Он умеет видеть очень тонко и очень остро и высказать это. Но вот когда я восьмого слушала Галича, то, вы знаете, я испугалась. Когда запел Галич, я не знала, куда деваться. Это было страшно, я чего-то испугалась. И смотрю: сидящие впереди меня уши, шеи вдруг начали наливаться кровью. Я сразу думаю: боже мой, ну что такое? Действительно, сидели впереди меня мужчины (я тоже их не буду называть) из литературного мира. Вдруг смотрю: уши наливаются краской, шеи стали багровые, и тишина мертвая. Я хочу сказать свое мнение. У Галича несколько односторонняя позиция. Такое впечатление, что ему в детстве разбили розовые очки, и он так и не научился видеть светлое. Он видит черное, и видит это очень хорошо, очень тонко, он все это подмечает и все это говорит, и бросает это в публику. Вот его песня "Баллада о прибавочной стоимости". Это очень хорошая песня, острая песня. Но, вы знаете, ее надо действительно преподнести. И он преподносит это. Но я считаю, что он ее неправильно преподносит. У него столько злости!" [ 598 ]

И эту девочку, которая любит носить "розовые очки", тут же с радостью поддержал академик Трофимук [ 599 ].

Во время дискуссий аудитория резко разделялась в зависимости от отношения к песням Галича, хотя, как говорил Сергей Чесноков, "практически никто не отрицал, между прочим, даже самые забубенные идеологи, что, да, это интересно. Но пафос был такой: нельзя молодежи слушать про то, что реально происходит в стране, просто нельзя" [ 600 ]. И действительно, право таких песен на существование признал, хотя и не без оговорок, даже первый секретарь Советского райкома КПСС В.П.Можин во время дискуссии в зале ТБК 12 марта: "Для меня понятно следующее: песни Галича - социальная сатира. <...> Во всех этих вещах, затрагивающих очень острые социально- политические проблемы, важна позиция автора. Потому что недостатков у нас хватает. Все эти недостатки можно по-разному интерпретировать. Можно преподнести с болью в сердце, можно говорить о них как явлении нежелательном, но можно это обыгрывать, на этом деле играть и тем самым давать пищу нашим идеологическим врагам" [ 601 ].

Во время дискуссии Можину задали вопрос о том, не являются ли песни бардов антисоветскими, и секретарю райкома пришлось оправдываться, примиряя занимаемую им должность с тем, что прозвучало со сцены: "Песни, которые мы здесь обсуждали, в том числе и песни Галича,- это не контрреволюция, не антисоветчина. Если бы это было, мы бы этого просто не допустили, потому что это, кроме всего прочего, было бы противозаконно. Но я хочу еще раз подчеркнуть и просто посоветовать Александру Аркадьевичу, что позиция автора должна быть в ряде случаев более четко выражена. И еще, мне кажется, есть некоторая излишняя злость, или, вернее, озлобленность" [ 602 ].

Вместе с тем, по свидетельству одного из участников московского КСП Алексея Пьянкова, "все эти секретари обкомов, комсомолов плакали и рыдали, говорили: "Слушайте, вы должны нас понять: то, что вы пели, действительно это так здорово! Мы сами проходили [через всё это], видели, как люди зазря умирали и так далее. Можно еще раз повторить, но уже в узком кругу" [ 603 ] В обсуждениях, которые проходили в Большом зале ДУ, участвовали даже академики и лаборанты. Поклонники творчества Галича пытались, как говорит Жуховицкий, "легализовать" его сатирические песни и с этой целью приводили цитаты из классиков марксизма-ленинизма - говорили, например, что это борьба с недостатками и т.д. Тут им на помощь приходила спасительная ленинская фраза: "Без самокритики мы погибнем", которую они умело использовали в своих выступлениях [ 604 ]. Однако если на представителей старшего поколения (типа академика Трофимука) песни Галича воздействовали как красная тряпка на быка, то на молодежь они производили потрясающее впечатление. Светлана Воропаева, которой в 1968 году было чуть более двадцати, на 40-летии фестиваля так описывала свое тогдашнее состояние: "Я помню, что в зале у меня если физически и не был открыт рот, то внутренне - и рот, и уши, и глаза - во всю ширь! Хотя я, например, судорожно стеснялась признаться, что не знаю, что такое Треблинка. Дахау, Освенцим - знаю, а Треблинка - нет. Кто такой вертухай - тоже не знала. В зале тишина была - слепой не понял бы, есть народ или нет. А народу было более двух тысяч, и проходы заняты. Но тишина - звенящая! Кажется, и сердца не бились, и кровь по жилам не текла, все замерли! Потому что такая правда нам открылась, такая смелость!.. И мы - все вместе" [ 605 ]. Может создаться ложное впечатление, что Галич вообще ничего не боялся. Но нет - по свидетельству той же Светланы Воропаевой, все было по-другому: "Один на один он говорил мне, что боится, и очень. Глупо, мол, когда человек не боится. Но есть что-то выше. Когда хочешь что-то отстоять - это для тебя важнее, остаться человеком гораздо важнее" [ 606 ].

Еще откровеннее Галич был с Танкредом Голенпольским : "Обедали в Доме [ученых]. Стало известно, что выступления Галича в институтах Сибирского отделения ему запрещены. Саша был задумчив. Казалось, он чего-то ждет. Выпили вина. И вдруг он сказал, видимо, то, о чем думал: "Знаешь, я не герой. Ссылка так ссылка. Радости мало. Я ведь знаю, что против меня не ветряные мельницы". Пауза. Пригубил бокал. И вдруг его голова как-то втянулась в плечи: "Только бы по лицу не били!" [ 607 ]. Информацию о запрете концертов Галича в Новосибирске подтверждает академик Вениамин Сидоров: "мероприятия фестиваля планировались во всем Новосибирске, но были запрещены обкомом. Был запрещен и концерт А.Галича, особо же исполнение песни "Памяти Пастернака". Но Сибирское отделение Академии наук и лично его президент академик Михаил Лаврентьев , несмотря на запрет, разрешили концерты А. Галича и других бардов в Академгородке" [ 608 ]. Однако Александр Дольский считает иначе: "При небольшом количестве населения в Академгородке этого зала [в Доме ученых] оказалось мало, и два кинотеатра еще нам отвели [ 609 ]. То есть потребность в этом была великая у людей. И несколько концертов было в самом Новосибирске" [ 610 ].

Хотя, судя по всему, Дольский говорит о выступлениях не Галича, а других бардов, которых тоже не обошли стражи закона. В перерыве одного из концертов в Новосибирске к участникам подошел секретарь обкома по идеологии и сказал: "Может, там у вас, в Москве и Питере, это все и хорошо, но у нас другой край, и здесь не надо "раскачивать" народ такими песнями" [ 611 ]. 8 марта в 22 часа после окончания концерта в Доме ученых Герман Безносов открыл конкурс красоты "Мисс Интеграл-68" , состоявшийся в зале Торгово- бытового комбината, который был одним из филиалов клуба "Под интегралом" и располагался по улице Золотодолинской, 11. Галич, будучи знатоком и ценителем женской красоты, согласился стать председателем жюри этого конкурса. Участие в нем приняли около тридцати красавиц. В результате Мисс Интеграл-68 стала десятиклассница школы *166 Академгородка Наталья Лещёва , а будущая кинозвезда Ирина Алферова (в то время - также школьница) была названа журналистами "Мисс Пресса".

По окончании конкурса, как вспоминает Валентин Глазанов, "был стол. И после того, как все было выпито, кто-то из организаторов сказал, что у него дома есть одна недопитая бутылка водки. Человек сорок пошло к нему ночью домой. И там никто, кроме Галича, не пел. А он был в ударе - и от выпитого, и от обилия молодых и красивых девушек. Одно только он рассказал в начале, когда кто-то попробовал амикошонствовать с ним. "Когда-то, Михаил Аркадьевич Светлов,- сказал Галич,- попросил не называть его в подобной компании Мишей, а величать по имени и отчеству". И все поняли, что и с Галичем нужно поступать точно так же" [ 612 ].

Этим организатором был Танкред Голенпольский. По окончании концерта- презентации все участники поехали к нему домой, и Галич продолжил петь. "Потом, когда мы завалились толпой ко мне домой, положив на мое плечо свою красивую руку и глядя прямо в глаза, он спросил: "Ну как?" - "Это я должен спросить тебя - ну как?" - ответил я. Мы ушли на кухню. В моей трехкомнатной квартире, где я жил один, было человек двадцать. Надо было разместить всех городских на ночлег, потому что автобусы уже не ходили. Он выпил пару кружек кофе и прилег отдохнуть минут на сорок. "Ты знаешь,- продолжал он,- я об этом мечтал столько времени. Я уже не верил, что это произойдет!. <...> В комнату все время открывали дверь. "Спойте еще, ну немножко, Александр Аркадьевич! Ну, ведь такое, наверное, раз в жизни!. Не помню кто, кажется Сергей Чесноков или Саша Дольский, так же блистательно игравший на гитаре, как Сергей, заставил своей игрой его все же подняться, да так лихо, словно он не пел три часа. И он заиграл, и снова запел. А ему, оказывается, предстоял еще в 11 часов ночи один концерт в нашем огромном Доме культуры - кинотеатре. Аудитория была другая. Полно молодежи. Чинов не было видно. Были ребята с гитарами. Еще до начала, откуда-то сбоку доносилось что-то из Галича. Значит, ребята знали его песни и теперь ждали самого. И он вышел. Гром аплодисментов. Приятель из института ядерной физики наклонился ко мне: "Знаешь, это не овация зала. Это время принимает его" [ 613 ].

Единственное, что вызывает здесь сомнения,- это время ночного концерта - 11 часов вечера. Если в 10 часов только начался конкурс красоты, после которого барды поехали домой к Голенпольскому, то концерт Галича в кинотеатре "Москва" мог состояться лишь глубокой ночью.

Ссылки: