Галича исключили и из Союза кинематографистов

А вскоре Галича исключили и из Союза кинематографистов. 9 февраля 1972 года секретарь правления Московской писательской организации СП РСФСР по оргвопросам Виктор Ильин направил на имя секретаря правления Союза кинематографистов СССР Александра Караганова протокол об исключении Галича из Союза писателей от 29 декабря 1971 года и Постановление секретариата правления СП РСФСР от 28 января 1972-го: "Если возникнет необходимость ознакомиться с материалами, послужившими основанием для принятия настоящего решения, вам будет предоставлена такая возможность в Секретариате нашей организации. О принятом Вами решении просим информировать Секретариат Правления Московской писательской организации" [ 1111 ]. В самом начале этого письма, в левой верхней части, синими чернилами вписана косая резолюция А.Караганова , адресованная "тов. Марьямову Г.Б." 17 февраля: "Прошу направить в Союз писателей наше решение от 17/II 72г." Итак, 17 февраля, то есть через восемь дней после того, как Ильин написал Караганову письмо, было принято некое решение, о котором Караганов, выполняя просьбу Ильина, в тот же день попросил другого секретаря правления - Марьямова - известить СП, то есть опять того же Ильина. Что же это за решение? А вот это и есть тот самый протокол заседания секретариата Правления Союза кинематографистов, на котором был исключен Галич. Всего он занимает семь листов [ 1112 ], но непосредственно Галичу здесь посвящено всего несколько абзацев. На заседании присутствовало 50 человек. Среди них: А.В.Караганов, С.А. Герасимов, С.Ф.Бондарчук, В.В.Монахов, В.В.Санаев, В.И.Соловьев, А.М.Згуриди, Б.А.Метальников, Ю.Н.Озеров, Г.Б.Марьямов и другие. Повестка дня состояла из пятнадцати пунктов, первым из которых значилось "Обсуждение программы узбекских фильмов, показанных на встрече, посвященной 50-летию образования СССР". Шестой пункт звучал так: "О присвоении почетного звания Заслуженного художника РСФСР т. Дехтярю А. С.". И лишь следующий, седьмой, пункт был посвящен интересующей нас теме: "Об исключении из членов Союза кинематографистов СССР А.А.Галича". Были в этой повестке и другие интересные пункты, например: "11.О персональном окладе шеф-повара Дома творчества "Репино" т. Дех П.Н.", или: "14. О выделении средств на восстановительный ремонт автомашины Правления СК Туркмении". Стоит ли после этого удивляться, что Галича исключили в считаные минуты?

7.Слушали : Письмо и постановление Секретариата Московской писательской организации об исключении А.А.Галича из Союза писателей СССР.

Постановили: Секретариат Правления СК СССР считает, что содержащиеся в постановлении Секретариата Московской писательской организации материалы свидетельствуют об игнорировании А.А.Галичем строгого предупреждения, которое было сделано ему в мае 1968г. после публичного исполнения им в Новосибирске песен, носящих издевательский, клеветнический характер в отношении советского общества. А.А.Галич и после этого продолжал выступать с политически вредными песнями. Более того. Песни А.А.Галича получили распространение на страницах зарубежных антисоветских журналов и были изданы в 1969г. отдельной книгой в издательстве "Посев". Использование этих песен врагами Советского Союза в качестве оружия в идеологической борьбе против нашего народа не вызвало протеста и осуждения со стороны А.А.Галича. Учитывая, что политически вредные, клеветнические песни А.А.Галича и его отношение к их использованию антисоветчиками, врагами нашего коммунистического дела несовместимы с высоким званием члена Союза кинематографистов СССР и требованиями его Устава, Секретариат Правления Союза кинематографистов СССР постановляет: Исключить А.А.Галича из членов Союза кинематографистов СССР. Коротко и ясно. Этим людям (среди которых присутствовала инструктор Отдела культуры ЦК КПСС Н. В.Орехова, следившая за тем, чтобы было принято "правильное" решение, и притом единогласно) было совсем не важно, что фильм "Верные друзья", снятый по сценарию Галича, получил в Карловых Варах Гран-при, и даже то, что за сценарий к фильму "Государственный преступник" ему была вручена грамота КГБ. Раз есть письмо Союза писателей об исключении, то надо следовать его инструкциям. Исключение было единогласным. О некоторых подробностях этой процедуры сумел узнать драматург Яков Сегель : "Власти понимали его как человека, с которым надо бороться. В этом я убедился однажды, когда вышел из его квартиры, а там еще оставались люди, для которых он пел. И вдруг внизу, в "Победе", заполненной сотрудниками определенной службы, услышал те самые песни, которые Галич в этот момент пел наверху. А внизу их записывали. Потом, когда его исключали из нашего Союза кинематографистов, были перечислены песни, которые он пел, и числа, когда он пел, и часы, в которые он пел, и люди, которые находились в это время в его квартире. СК не затруднил себя даже специальным расследованием места Галича в нашей жизни и степени его вредоносности, он просто воспользовался протоколом Союза писателей и по этому протоколу вынес свое решение. Когда я прибежал от Галича в Союз кинематографистов, я говорил с руководителями Союза о том, что куда же вы его исключили, что же это такое творится. А мне в ответ: да бросьте, вы же не знаете Галича, он же собирается уехать. А он и не собирался тогда еще уезжать и об этом даже не думал" [ 1113 ] Между тем сохранился рассказ ближайшего друга Юрия Нагибина , сценариста Александра Шлепянова , из которого вырисовывается совершенно иная картина. Якобы процедура исключения происходила в Болшеве, и Галич даже сам туда явился с гитарой, в надежде, что он споет свои песни, и его оставят в Союзе. Эта информация на данный момент не находит подтверждения, однако для полноты картины стоит привести также и ее. Тем более что в воспоминаниях Шлепянова рассказывается о подлинных отношениях Галича и Нагибина, которые сильно отличаются от благостной идиллии, нарисованной Нагибиным в его воспоминаниях "О Галиче - что помнится": "Их дружба - это была такая дружба-соперничество. Оба были очень заметные люди на московском горизонте. Очень много у них было всяких общих походов: по девушкам и так далее. И они очень ревниво относились друг к другу и в творческом смысле, и в смысле одежды, что тогда было очень важно (сейчас каждый человек может приехать в Лондон и накупить себе всяких модных вещиц, а тогда это всё были большие проблемы; элегантность была на одном из первых мест). Александр Аркадьевич был от природы человек очень элегантный, умел красиво носить вещи, но Юра тоже был по-своему очень красивый человек: седые волосы, довольно рано поседевшие, широкие скулы, и вообще общая значительность облика. Они составляли замечательную пару. Когда собирались вместе и были какие-то девицы, то Галич весь вечер был на арене. Он и шутил, он рассказывал какие-то истории, а потом и пение и так далее. А Юра сидел в сторонке. Но кончался вечер тем, что лучшая девушка уходила с Юрой, и Галич всегда был очень обижен. И довольно часто еще ссорились, потому что очень хорошо знали больные места друг друга. И когда алкогольный градус вечеринки сильно поднимался, то они довольно часто в эти больные места друг друга кололи. После этого они всегда расставались надолго. Когда Галича выгоняли из Союза кинематографистов, а из Союза писателей его уже исключили, дело происходило почему-то в Болшеве. Приехал Александр Аркадьевич - как всегда, с гитарой на всякий случай, думая, что он еще и попоет там. Это всё были его друзья - люди, с которыми он выпивал и пел которым. Но тут они его встретили совершенно мордой об стол. И действительно: он думал, что его просто пожурят, а его выгнали из Союза. И когда это произошло, они все разошлись, он остался один, совершенно ошеломленный.

Но вдруг где-то часа в два ночи раздался стук в окно, и появился Юра Нагибин, который до этого два с лишним года с ним не разговаривал. Появился Юра, приехавший на такси. Несколько бутылок коньяка у него было по карманам. Кто-то ему позвонил и сказал, что Галича исключили из Союза. Галич был, надо сказать, тронут до слез: "Юрушка?" Действительно, слезы на глазах у него были. Они обнялись. И все началось: выпивание, разговоры о прошлом? И Галич, в общем, воспрял духом. Но потом вечер, конечно, перешел уже в такую, более пьяную стадию, а в моем домике жил в соседней комнате какой-то писатель. Если не ошибаюсь, его фамилия - Сахнин . Как выяснилось впоследствии, он писал одну из книг Леонида Ильича Брежнева [ 1114 ]. Когда уже дошло дело до того, что Галич расчехлил свою гитару и начал петь, то Сахнин пришел и тихонько постучал, потому что он хотел спать. Но тут Юра открыл рот - послал его совершенно отборным матом. Но постепенно опять-таки градус повышался. Уже, в конце концов, под утро, где-то часов в пять-шесть утра, Юра и Александр Аркадьевич стали друг друга слегка подкалывать и вспоминать кое-какие обиды, и кончилось все равно тем, что Юра хлопнул дверью с такой силой, что Сахнин выскочил, совершенно в чем мать родила, из своей комнаты, но уже было поздно - Юра уехал" [ 1115 ].

В своем дневнике Нагибин мельком упомянул одну из причин охлаждения отношений между ним и Галичем: "Мы разошлись, вернее, нас развела Анька [ Ангелина ], из-за дурацкой истории с "Чайковским"" [ 1116 ]. Речь идет о сценарии Галича, который не был экранизирован в 1961 году и который потом позаимствовал Нагибин для своего собственного сценария о Чайковском, поскольку сам весьма слабо разбирался в теме и признался в этом в своих воспоминаниях: "Я считал себя не вправе заняться этой работой в силу своей удручающей немузыкальности. Правда, о музыке Чайковского я имел поверхностное представление, поскольку в детстве до помешательства любил оперу, а в пору юности мятежной - балет. Знал я, конечно, и романсовую музыку Чайковского, и Первый фортепианный концерт. На этом мое знакомство с творчеством Петра Ильича кончалось - ни симфоний, ни других его сочинений я не знал" [ 1117 ]. Приступить же к работе над сценарием о Чайковском его уговорил американский композитор Дмитрий Темкин , оказавшийся во второй половине 60-х в Москве. Обратимся к еще одному рассказу Нагибина, прозвучавшему во время его творческой встречи в концертной студии Останкино: "Темкин получил два или три Оскара, он был очень знаменитый человек. И у него появилась такая сентиментальная мысль - сделать вместе с нами фильм о Чайковском, которого он очень любил. А доход от этого фильма пустить на то, чтобы учредить стипендии имени Чайковского для талантливых и нуждающихся молодых композиторов. Он приехал сюда и стал искать прежде всего сценариста. <...> Он посмотрел ряд картин, и в том числе "Председатель" [ 1118 ]. "Председатель" ему настолько понравился, что он сказал: пусть автор сделает фильм о Чайковском. Его спросили, а что общего между жестким и грубым Егором Трубниковым и изящнейшим, изысканнейшим Петром Ильичом? Он сказал: "Все общее: "Председатель" - фильм о талантливом человеке, и фильм о Чайковском тоже будет о талантливом человеке". С этим он ко мне пришел, но я категорически отказался. Я, во-первых, абсолютно туп к музыке. Да и не собирался писать о прошлом, тем паче о Чайковском. Мне этого вовсе не хотелось. К тому же существовал сценарий А.Галича. Но Темкину этот сценарий не понравился. Меня подвергли грандиозному нажиму. На карту было поставлено все мое кинобудущее. <...> И я написал заявку, которая поступила к покойному Михаилу Ильичу [Ромму]. Я просто не верил в то, что могу написать сценарий о музыканте" [ 1119 ]. По словам Алены Архангельской , когда в 1969 году фильм по сценарию Ю.Нагибина и Б.Метальникова вышел на экраны, оказалось, что "некоторые ключевые сцены были просто содраны целиком у отца. Ведь они близко общались, и папин сценарий писался практически на глазах у Нагибина. Папа все понял и промолчал" [ 1120 ]. Однако его жена, как выяснилось из дневниковой записи Нагибина, молчать не стала. На первых порах Галич придерживался гораздо лучшего мнения о кинематографистах, нежели о писателях. Растерянный после своего исключения из СП, он спрашивал сценариста Анатолия Гребнева: "Как ты думаешь, в Союзе кинематографистов меня оставят? Ведь там же у нас хорошие люди в руководстве, не то что на улице Воровского?" [ 1121 ] Однако никто из этих "хороших людей" даже не попытался заступиться за Галича: ведь если на заседании секретариата СП, которое длилось три часа и было посвящено исключительно "делу Галича", присутствовала хоть какая-то видимость дискуссии и сопротивления некоторых его участников единогласному решению, то здесь было 15 вопросов по самым разнообразным проблемам (чаще всего смехотворным - так и хочется отметить пункт о выделении средств на ремонт автомашины Правления СК Туркмении) и лишь один - об исключении Галича: "У них первый был вопрос - "Свободу Африке!" / А потом уж про меня - в части "Разное". Но главное - что они управились с "делом Галича" в отсутствие самого Галича! Он в это время был болен и лежал в постели: "Мне позвонили из Союза кинематографистов и сказали, что меня вызывают на секретариат. Я сказал, что не могу прийти. Говорят: "Ну как же ты не можешь? Такой важный вопрос обсуждается. Мы не можем без тебя". - "Нет, ничего не могу сделать". - "Значит, тогда нам придется отложить?". - "Откладывайте, если можете откладывать". Но через два дня они позвонили и сказали, что не могли ждать больше, к сожалению, и вот просят передать, что я исключен из Союза кинематографистов тоже" [ 1122 ]

Алена Галич говорит, что человеком, который позвонил ее отцу и пригласил на заседание секретариата Союза кинематографистов, был - Эльдар Рязанов : "Саш, приходи - мы должны тебя исключить".- "Эльдар, да неохота мне".- "Тогда передай билет Валюшку [брату]".- "Хорошо" [ 1123 ].

Однако в рассказе самого Галича его собеседник не назван по имени - вероятно, из этических соображений. А по словам сына Галича , Григория Войтенко , Рязанов сохранил у себя его членский билет и, когда Галича восстановили в СК, отдал этот билет Григорию [ 1124 ]. В действительности же все обстояло несколько иначе. Послушаем рассказ самого Эльдара Рязанова, прозвучавший на вечере памяти Галича в Доме кино 27 мая 1988 года: "Вот его билет, который сохранился, потому что Вале Гинзбургу, родному брату Саши, позвонила Инесса Яковлевна Волчинская [начальник отдела кадров Союза кинематографистов], которая сказала: "Валя, мне надо положить Сашин билет на стол секретариата. У меня рука не подымается, я не могу ему позвонить и сказать об этом. Попробуй найди этот билет сам и принеси его". Валя, не говоря ничего своему брату, обыскал какие-то ящики, билета не нашел, но, в общем, там, в Союзе [кинематографистов], его и не востребовали. И вот потом, когда он разбирал архив - значит, вот этот билет" [ 1125 ]. Билет тут же был вручен Валерию Гинзбургу: "На сцене Дома кино под бурную овацию его брату Валерию вернут членский билет Александра Галича, который снова окажется в списках Союза кинематографистов" [ 1126 ]. Остается добавить, что Караганов, Герасимов, Бондарчук, Санаев, Згуриди, Монахов и Озеров через полтора года примут участие в травле Андрея Дмитриевича Сахарова - подпишут коллективное письмо "Позиция, чуждая народу" ("Правда", 5 сентября 1973). Среди подписантов будет стоять и фамилия соавтора Галича по "Федору Шаляпину" Марка Донского. Вскоре после всех исключений Галич написал открытое письмо, адресованное своим, теперь уже бывшим, коллегам - писателям и кинематографистам. В нем он без прикрас обрисовал свое положение:

"Сразу же после первого исключения были остановлены все начатые мои работы в кино и на телевидении, расторгнуты договора. Из фильмов, уже снятых при моем участии,- вычеркнута моя фамилия. Таким образом, вполне еще, как принято говорить в юридических документах, "дееспособный" литератор, я осужден на литературную смерть, на молчание. Разумеется, у меня есть выход. Года эдак через два-три, написав без договора (еще бы!) некое "выдающееся" произведение, добиться того, чтобы его кто-то прочел и где-то одобрили, приняли к постановке или печати, и тогда я снова войду в дубовый зал (комнату *8) Союза писателей, и меня встретят улыбками товарищи Васильев, Алексеев, Грибачев, Лесючевский, и сам товарищ Медников (может быть?) протянет мне руку - а потом меня восстановят в моих литературных правах.

Но беда в том, что вышеупомянутые товарищи и я по-разному смотрим на литературное творчество и на понятие "выдающееся" произведение - и, таким образом, боюсь, сцена в дубовом зале относится к области чистой научной фантастики. <...> Я жив. У меня отняты мои литературные права, но остались обязанности - сочинять свои песни и петь их" [ 1127 ]. Каждая строчка этого письма дышит чувством собственного достоинства и пониманием значимости своего песенного творчества. И опять же - как оно выделяется на фоне "отречений" многих (увы) достойных писателей. Сколько мужества требовалось для того, чтобы написать такое сильное письмо - с полным пониманием того, что теперь репрессии развернутся на всю катушку.

Ссылки: