Галич и Александр Дольский

Во время того же фестиваля на одной из домашних посиделок произошел еще один забавный случай. Александр Дольский решил "поучить" Галича. Так прямо и заявил: "Александр Аркадьевич! Ты неправильно пишешь песни!" [ 738 ]

Через 19 лет Дольский честно рассказал о своем первом впечатлении от его серьезных песен: "Я до этого Галича слышал в записях: "Автоматное столетие", "Парамонова" и так далее - песни с юмором, ироничные, сатирические. А песен трагического плана - "Памяти Пастернака", "Караганда", "Ошибка" - я не слышал. И когда я их первый раз услышал, я не сразу их воспринял так, как я, скажем, сейчас их воспринимаю. Вот это очень интересный момент. Я на себе испытал феномен восприятия творчества Галича - как его народ воспринимает. Мне это показалось слишком. Я даже как-то не согласен с ним был - потом я об этом ему говорил. То есть мы настолько были отуплены всей этой нашей учебой, нашей пропагандой, мы так мало знали и так мало понимали, что воспринять мне это было трудно. Эта информация у меня была после XXII съезда практически вторая - такого плана. <...> В глубине души я чувствовал и понимал мощь и силу этого искусства, но социальную суть я не сразу воспринял. Мне нужно было еще потыкаться носом в этих чиновников, в этих сволочей, которые сидели на местах, узурпировали власть, издевались над народом. Мне нужно было самому походить, чтоб меня попинали, чтоб мне поговорили всякие плохие слова, чтоб меня пообманывали. Вот тогда я все понял" [ 739 ]. На Новый 1970 год Галич прилетел в Свердловск , чтобы доработать несколько своих сценариев, на которые у него был заключен договор с местной киностудией. На аэродроме его встретил Дольский. Взяли такси за рубль пятьдесят и поехали к Дольскому домой. По дороге разговорились: "Он был очень красивый - Галич. Как город. А я уже "Солнцедару" даванул. И все про Высоцкого спрашиваю. А он, конечно, ничего про него не знает, но из вежливости все рассказывает. Благородный был человек. Так я про Высоцкого все и узнал. А так бы ни в жизнь. А Галич спрашивает: "А гнет тут чудовищный?" - "Да нет,- говорю,- так себе. Гнет как гнет. И выпить продается. "Арманьяк", вон, 4-12. 0,75. Югославский!". Он понял. А то у меня денег-то не было. <...> У Галича было очень много денег. Потому что он написал "Вас вызывает Таймыр" . Этот "Таймыр" во всех театрах шел. Во всех! Галичу не надо было даже Сталинской премии! Такой он был богатый. Он эту премию Шатрову подарил. Ну, в общем, дает мне 25 рублей, купите, мол, Саша, чего-нибудь. Я покупаю за 3-62, а сдача у меня остается. А Галич как бы не замечает. Благородный был человек. Дней через семь у меня уже был миллион" [ 740 ]. Насчет Сталинской премии за "Таймыр" - это что-то новенькое. Печатных подтверждений этому найти не удалось. Есть, правда, упоминание Госпремии в разгромной статье 1968 года "Нужны четкие идейные позиции", где цитируется письмо кандидата биологических наук С.Малецкого : "В своем очень объемном письме в редакцию он всячески превозносит его как талантливого драматурга, киносценариста, лауреата Государственной премии", и высказывание Юрия Кукина, где он приводит ответ Галича третьему секретарю обкома Новосибирска во время фестиваля бардов: "Не буду объяснять Вам, что я автор сценариев двенадцати фильмов, за которые получил Госпремии!" [ 741 ] Если такая фраза действительно была сказана, то Галич здесь явно преувеличил, поскольку такого количества премий у него никогда не было. Имеется достоверная информация лишь о двух наградах: Большая премия "Хрустальный глобус" на VIII Международном кинофестивале в Карловых Варах за фильм "Верные друзья" и грамота КГБ за "Государственного преступника". Кроме того, если бы Галич получил Сталинскую премию за "Таймыр", то никто из критиков не осмелился бы эту пьесу ругать, так как премия стала бы для автора своего рода "охранной грамотой". Что же касается помощи драматургу Михаилу Шатрову , то, по свидетельству Алены Архангельской, Галич ее действительно оказал, но отнюдь не деньгами: "Помню, был период, когда драматург Михаил Шатров находился в простое. Папа ему сказал: "Есть замечательная тема - декабристы, народовольцы и большевики. Не моя, ты напишешь лучше!" [ 742 ]. Заметим также, что о Высоцком Галич знал не понаслышке, так как был с ним давно знаком, о чем сам же Дольский и рассказал на вышеупомянутом вечере памяти Галича в Ленинграде: "Когда однажды я встречал его в свердловском аэропорту Кольцово и мы потом ехали в Свердловск, он мне рассказывал о Высоцком. <...> Он с большим уважением о нем говорил и даже с большой теплотой. Из этого я сделал вывод, что они знакомы очень хорошо". И еще один штрих, упомянутый Дольским: "Я помню, как Галич воскликнул: "Саша, я был молод и сказочно богат!" Но он все время думал о том, что происходит вокруг, и постепенно нащупал в себе то, что позволило в итоге сказать: "Я выбираю свободу". Он признался, что пришел в восторг, когда это получилось, и решил - это важней материального благополучия. А потом, увидев, какой успех имеют у людей его песни,- как актер я его отлично понимаю!- пошел по этому пути" [ 743 ]. Днем в Свердловске Галич выполнял сценарную "поденщину", а вечерами пел песни. Евгений Горонков подробно описал этот визит Галича: "Дольский "угощал" Галичем всех своих знакомых. Однажды небольшой такой вечер состоялся у меня на квартире. Тогда же Александр Галич и расписался на моей гитаре, на которой он тогда играл. <...> Ничего такого, чтобы он там комплексовал. Какой там! Он держался очень уверенно, выглядел прекрасно, его еще тогда ниоткуда не исключали. По-видимому, заказов у него было много, судя по тому, как элегантно он был одет! У него тогда было, наверное, единственное в Свердловске, пальто демисезонное из искусственной цигейки, покроя "реглан", что по тем временам было ну верхом элегантности! И держался он как барин, как преуспевающий человек. Разговаривал всегда с юмором, был тон человека уверенного в себе, знающего себе цену и обласканного всенародной любовью. Да, никаких следов, что кто-то где-то делает ему плохо и так далее. Это было позднее, спустя несколько лет" [ 744 ]. (На самом деле все тогда уже было, просто Галич умел скрывать свои проблемы и создавать у других иллюзию своего благополучия. Например, когда режиссер Ксения Маринина , видя, что у него что-то не так, говорила: "Саша, ты чего задумался-то? Чего, опять себя критикуешь, что ли?", то получала ответ: "Ну, так я тебе и сказал!" И вообще, по свидетельству Марининой, Галич никогда не жаловался ей на какие-то неприятности: "Почесывал только голову и говорил: "Ну, что-нибудь придумаем." [ 745 ]) По словам Горонкова, в тот вечер они впервые услышали от Галича "Балладу о чистых руках", цикл про Клима Петровича Коломийцева и "Отрывок из футбольного репортажа между сборными командами СССР и Англии": "На том нашем домашнем вечере Галич был в ударе, пел много и охотно. А перед вечером Саша Дольский мне говорит: "Слушай, старик, надо пригласить на вечер, за праздничный стол, какую-то красивую женщину, чтобы подогреть его творческий темперамент". Ну, мы там пригласили несколько красивых женщин, в том числе Юленьку Крылову , которая жила с нами в одном подъезде - это было в профессорском корпусе. Блондинка, совершенная красавица, она произвела очень сильное впечатление на Александра Галича, и он в тот вечер, по-моему, не сводил с нее глаз" [ 746 ]. Если для Галича поездка в Свердловск прошла без особых последствий (хотя через два года ему ее припомнят), то ко всем людям, к которым его приводил Дольский , вскоре приезжали с обыском: "Однажды он приехал ко мне в Свердловск, и мы с ним куролесили 10 дней по гостям. Все хотели его послушать. На следующий день после нашего визита в квартире хозяев - неважно, кому она принадлежала, режиссеру театра или доктору наук,- производился обыск " [ 747 ].

Серьезные неприятности коснулись и самого Дольского . Через некоторое время после визита Галича Горонков обратился к Дольскому с просьбой сделать копии с его бобин. Тот немного смутился, а потом сказал, что его вызвали куда следует и он вынужден был стереть все, что записал: "Старик, не сердись, меня так прижали, что я вынужден был это сделать. Ты не знаешь, как меня прижали!" [ 748 ] Поскольку Дольский в то время был аспирантом, вполне вероятно, что ему пригрозили срывом защиты диссертации, если он не уничтожит все записи Галича.

Но отдадим должное Александру Дольскому: он нашел в себе мужество отказаться от сотрудничества с КГБ, хотя за дружбу с Галичем его, как и многих других, постоянно "пасли", причем началось это уже через две недели после визита Галича в Свердловск, и с тех пор от Дольского не отставали вплоть до 1988 года: "Меня пытались приспособить и сделать доносителем. Но это им не удалось. Ко мне с обыском приходили, в шесть часов утра меня забирали. Такие интеллигентные якобы молодые люди. На самом деле им убить ничего не стоит - по глазам видно. Запугивали, приводили в камеру: "Вот в этой камере допрашивали Пауэрса, а теперь вы пишите свои показания!" Я писал, что никакой это опасности не представляет. Я знаю, что это представляет для них опасность, конечно. Но не для народа же это представляет опасность, а для власть имущих" [ 749 ]. Во время приезда в Свердловск Галич попросил Дольского показать ему Ипатьевский дом , где была расстреляна царская семья. "Пойдемте,- говорит Галич.- Покажите мне это страшное место, где августейшую семью казнили. <...> Я его привез. Напротив Дворец пионеров стоит. А там пьяные комсомольцы песни Пахмутовой поют. <...> Ну, постояли. Поклонился он этому дому" [ 750 ].

И, видимо, не случайно, что вскоре после этой поездки под впечатлением от увиденного и услышанного Галич написал песню "Памяти доктора Живаго" , посвященную трагическим событиям октябрьского переворота: "Опять над Москвою пожары, / И грязная наледь в крови. / И это уже не татары, / Похуже Мамая - свои! / В предчувствии гибели низкой / Октябрь разыгрался с утра, / Цепочкой по Малой Никитской / Прорваться хотят юнкера. <...> А кто-то, нахальный и ражий, / Взмахнет картузом над толпой! / Нахальный, воинственный, ражий / Пойдет баламутить народ!.. / Повозки с кровавой поклажей / Скрипят у Никитских ворот / Так вот она, ваша победа! / "Заря долгожданного дня!" / "Кого там везут?" - "Грибоеда". / Кого отпевают?- Меня!" В последней строке автор представляет себя одним из участников сопротивления, одним из юнкеров, павших в неравном бою с большевиками, который действительно происходил у Никитских ворот. А 13 ноября 1917 года в Храме Большого Вознесения состоялось отпевание погибших. Благодаря многочисленным интервью и концертным выступлениям Александра Дольского сохранилось немало важных штрихов к портрету Галича- человека и Галича-поэта. Например, Дольский говорил, что они с Галичем завидовали друг другу - взаимно, так сказать: "Могу признаться, кому я завидую: только Галичу и Высоцкому. Завидую так, как можно завидовать своим самым любимым людям <...> Завидую Галичу - тому, как он вовремя, как смело, как гениально смог все сказать. Неважно, что потом это не принесло свои плоды, но как было прекрасно сказано! А он завидовал мне: "Я таких лирических песен сочинять не умею!" [ 751 ].

Галич действительно высоко ценил лиризм песен Дольского и его гитарное искусство, даже говорил ему: "Это божественно. Под вашим влиянием, Саша, я напишу цикл песен о любви" [ 752 ]. Эти слова Дольский вспоминал с большой гордостью и добавлял, что "Галич обожал слушать, как я играю" [ 753 ]. Очевидно, что Галич все время хотел уйти от социально-политической тематики и писать исключительно лирические стихи, но эта тема не отпускала его. Александр Мирзаян вспоминает: "Галич мне лично говорил: "Лирика - это не моя стезя". Когда я пел лирические вещи, он к этому более скептически относился. Когда я пел несколько более социальные вещи, яркие - ну, я не скажу протестные, но обличительные, может быть,- он говорил: "Вот это ваше. Это ваше" [ 754 ]. Рассказал Дольский и о чисто человеческом отношении Галича к окружающим людям, а также о некоторых его поэтических предпочтениях: "Я годился ему в сыновья, а он все равно называл меня только на "вы"" [ 755 ]; "Главное его качество - то, что это был интеллигент в самом чистом значении этого слова. Одно из доказательств - это его отношение к окружающим, и в частности к своим коллегам. <...> Я значительно младше его был и занимался совсем другим делом - песни у меня совершенно другие. Я помню, что он относился ко мне с глубочайшим уважением. В частности, он очень любил две мои песни и все время заставлял меня петь: это "Сентябрь. Дожди" и "Возвращение Одиссея". И с одобрением относился к опытам социальных песен. У меня их было немного - ну, в частности, "По колено в болотной жиже" уже была тогда" [ 756 ]. Про другую свою песню - "Старинные часы" - Дольский говорил, что ее "критики ругали, зато любили Окуджава и Галич" [ 757 ]. Заметим, что песня "По колено в болотной жиже" , которую упомянул Дольский, принадлежит ему лишь отчасти. Называется она "Баллада о капитане" , а ее автором был американский фольк-исполнитель Пит Сигер (Pete Seeger), приезжавший в 1964 году в Москву и выступавший в зале имени Чайковского. Дольский же перевел эту песню на русский язык и стал исполнять на своих концертах. Нам представляется, что стоит привести несколько строф из этой песни, чтобы понять, чем она была близка Галичу: "Помню, в нашей зеленой роте / Был один капитан. / Как-то раз повел по болоту / Нас этот старый болван. / Нам приказ не дороже жизни, / Но шагал капитан / По колено в болотной жиже, / Этот старый болван. / Мы могли бы не лезть в болото, / Только он все орет: / "Ну-ка вы, черепашья рота, / Поживее, вперед!" <...> Мы могли бы пойти по суше / Мимо болот и рек, / Только он никого не слушал, / Наш могучий стратег". Нетрудно заметить общие мотивы между прозрачными аллегориями в этой песне и целым рядом стихов Галича. В первую очередь, это образ болота как аллегория окружающей действительности, а также старый капитан - как воплощение власти, которая завела страну в болото. Явное влияние этой песни прослеживается в поэме Галича "Кадиш" (1970) - в эпизоде, где Януш Корчак по дороге в концлагерь Треблинку рассказывает детям "угомонную сказку": "Итак, начнем, благословясь" / Лет сто тому назад / В своем дворце неряха- князь / Развел везде такую грязь, / Что был и сам не рад". Образу болота, в которое попала несчастная рота, то есть вся страна, сродни прозрачная неназванная рифма в концовке "Моей предполагаемой речи на предполагаемом съезде историков стран социалистического лагеря?" (1972): "И этот марксистский подход к старине / Давно применяется в нашей стране. / Он нашей стране пригодился вполне / И вашей стране пригодится вполне, / Поскольку вы тоже в таком же - лагере, / Он вам пригодится вполне - и центральный образ песни "Пейзаж" (1973).

Ссылки: